Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 22 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Потрясающе… Значит, не все потеряно? Есть еще надежда? – и тихо добавил: – Неужели даже я вам настолько нужен? Вот такой – безногий калека? Я кивнул: – Надежда есть всегда. И мы будем делать все, чтобы будущее стало таким, каким видим его мы, а не как грезят разные «лиходеи». И нужны нам все. Переделка страны, она огромных сил потребует. Ну а сейчас, пока война и что касается конкретно вас, то – да. Нужны. Не то чтобы край, но ваше участие позволит сохранить жизни моих ребят. Это дорогого стоит. Поэтому с вами разговариваю, соблазняя разными плюшками. Ну и добавлю – остановка немцев на том направлении позволит сохранить российский Черноморский флот. Холмогоров аж привстал: – Постойте! Так вы что – в Севастополь идете? – В Крым. А там уж как получится… Парень окончательно встал и, придерживаясь рукой за стол, выпрямился: – Я с вами! Что для этого надо делать? Улыбнувшись, я ответил: – Для начала привести себя в порядок. А то вы своей гривой напоминаете сельского батюшку. – И, выкладывая на стол купюры, продолжил: – Здесь аванс. Можете сразу оставить его в семье. Еще, в прихожей стоит вещмешок с продуктами. Это паек. Тоже можно оставить дома. Ну а завтра, к одиннадцати часам утра, за вами придет транспорт и отвезет в наше расположение. Там уже предметно поговорим. Ну и познакомим вас с личным составом. Кстати, я подозреваю, что большинство из них вам и так знакомы. Эти братишки в основном комендоры с флотилии. А сейчас, если уж вы решились, то – счастливо оставаться, товарищ старший лейтенант! У нас еще дела на сегодня запланированы. А когда уже шли к мотоциклу, довольный Кузьма заметил: – Ты обратил внимание, насколько быстро Холмогоров воспринял нашу платформу? Платформу жилинцев? – И хитро глянув на меня, добавил: – Только я немного сомневаюсь – это учение у нас настолько верное, или голодная жизнь так на старшего лейтенанта повлияла? Как считаешь? Я фыркнул: – Именно поэтому мы всегда ратуем за комплексный подход. И правильная пропаганда, вкупе с парой банок тушенки, зачастую значит гораздо больше, чем просто правильная пропаганда. Так что не забивай голову. Главное, что сейчас, в самый нужный момент, человек с нами, а дальше – время покажет… Глава 9 В Крыму творился полный пипец. Нет, немцев там не было. Пипец происходил сам по себе, так как аборигены отлично справлялись без всякого постороннего вмешательства. И его последствия мы ощутили практически сразу же после высадки. Жилин как мог расписал прелести тамошней политической жизни, только вот его слова совершенно не передавали реальности момента. В общем, что сказать? Советской власти в Крыму было не больше, чем в дальнем кишлаке горного Бадахшана году эдак в девяносто втором. Хотя, честно говоря, такая обстановка была по всей стране. Просто здесь мне это бросилось в глаза наиболее зримо. Ну вот сами посудите: начиналось все чинно-благородно – в ноябре семнадцатого прошли выборы во Всероссийское Учредительное собрание. Там места уверенно взяли социал-революционеры и анархисты. Вроде вот она, легитимная власть. Так? Хрена лысого! Свежеизбранные депутаты только начали принимать решения, как моментально перегрызлись между собой. Консенсус у них никак не ловился, несмотря на общие левые взгляды. Но это еще ничего – обычный рабочий процесс. Гораздо интереснее стало, когда их с трудом утвержденные указания пошли в народ. Разумеется, тут же нашлись недовольные решениями этой власти. И я вовсе не говорю про офицеров, буржуев и прочих монархистов. Этих не устраивало вообще все, поэтому мнением «бывших» никто не интересовался. Но недовольными оказались прочие революционеры, и началась политическая борьба. Мало того что официально выбранные делились на непримиримые группы и группировки внутри себя, так еще и не вошедшие во власть партии принялись активно мутить воду. В конечном итоге приключился полный раздрай, и появилось аж три центра, считающие себя самыми легитимными. Это Совет народных представителей – те, которым в основном не нравились большевики. Курултай крымскотатарского народа – этим не нравился никто, кроме крымских татар, и они топили за отделение Крыма от России. Ну и Военно-революционный комитет, в котором шишку держали те, кто вроде как за советскую власть. Но с некоторыми местечковыми нюансами. Столь дивное разнообразие не могло существовать мирно, и постепенно, по нарастающей, в Крыму началась рубка. А если сюда добавить почти три тысячи бывших офицеров, а также массу агентов от УНР, страстно желающих заполучить флот и прицепом включить Крым в территорию этой самой УНР, то стало вообще весело. В столице (тогда еще в Питере) почесали репу и решили для усиления послать туда надежного и проверенного товарища. Некоего Слуцкого Антона Иосифовича. Не одного, а с замечательным балтийским матросом по фамилии Наливайко, в виде поддержки. Но хлипкий «надежный товарищ» умудрился заболеть воспалением легких накануне отъезда. Поэтому бравый моряк поехал один. Братки черноморцы встретили братка балтийца как родного. Ну и пошла жара. В принципе, черноморцы себя и так не особо сдерживали, устроив в канун Нового года, для офицерства, «еремеевские ночи». Но потом, на время, подзатихли. А приезд Наливайко вновь всколыхнул матросню. Мешая просто водку с «балтийским чаем»[22], братва лихо проводила экспроприации на всей территории полуострова. Экспроприируемые от столь широкого размаха охре нели. А СНП с Курултаем решили этим охренением воспользоваться, начав выступления против советской власти. При этом очень рассчитывая на помощь со стороны как немцев, так и УНР. Матросы, которых в Крыму было около сорока тысяч, это приняли как вызов (тем более немцев пока видно не было) и прошлись по «контрреволюционерам» со всей молодецкой страстью. А чего бы не пройтись, когда даже просто численно они крыли всех, словно бык овцу. И все бы хорошо, но при этом флотские (да и сухопутные) еще активно грабили и разлагались. Что в итоге получилось, коротко описал человек Жилина, выяснявший там обстановку: «На данный момент в Крыму армии нет. Есть банда мародеров, подчиняющаяся только своим главарям»[23]. И вот в этот «цветник» прибыл наш отдельный батальон морской пехоты. Поддерживало меня лишь одно – жизненный опыт, который говорил, что в природе не может быть такого, чтобы в одном месте собралось сорок тысяч полных мудаков. В конце концов, это ведь не пароход с проститутками из анекдота? То есть буйных отморозков с подпевалами там будет хорошо, если тысячи две. А остальные вполне вменяемые люди, которые, повинуясь стадному инстинкту, просто следуют за вожаками. Вот и будем нормальных приводить в чувство. А ненормальных… ну, тут уж как придется. Если чел берега потерял, то кто ему доктор? Судьбоносная встреча с представителем местных «паханов» состоялась на четвертые сутки пребывания батальона в Севастополе. Дни выдались просто сумасшедшие, поэтому совещания, переговоры и договоры шли с утра до вечера. Фрунзе работал по своей линии, комиссар, с толпой помощников, гнал митинги с пояснениями в режиме нон-стоп. Остальные тоже не сидели без дела. Поэтому выйдя с Буденным с очередного скандального собрания, я даже не сразу понял, что некто в форменке обращается к нам. Вернее, к Семену. Матрозен, с парой кентов, стоя перед толпой поддержки человек в двадцать, громко заявил: – Ось, гляньте! Вправду баяли – даже казачня сюда притащилась. Душители народные окрас задумали сменить! Но ничо! От нашего глаза ни одна лампасная гнида не сховается! Ты что, усатый, думаешь, звезду нацепил и сразу – всё? Забудем, как вы нас нагайками полосовали? Дружок так же громко подхватил: – Дык, они навродь завсегда с гнильцой были. А энти даже офицеришку с собой притащили. «Дракона» одноногого. Видать, хочут, чтоб мы ему вторую ходилку оторвали. Наезд был совершенно тупой и какой-то бессмысленный. Хотя и предполагалось, что здешние неформальные шишки «народных масс», видя, что появился некто серьезный и могущий приструнить власть здешней вольницы, не будут сидеть сложа руки. Их посыльных разведчиков-агитаторов уже два раза гоняли на х**ах в батальоне. Еще разок отметились приданные нам буденновцы. Вот теперь они решили прощупать на «слабо́» непосредственно командование. Моряков тут все «сухопутные» боялись, и поэтому в подобных случаях всегда старались сгладить углы, уступая требованиям и не обращая внимания на наезды. Поэтому пока все идет по накатанной ими схеме. Но здесь и сейчас уступать никак нельзя. Это невосстановимая потеря лица. На Чура-то эти ухари вроде никак не наезжают. Только на совершенно незнакомого им Буденного. Хитренько действуют, исподволь разделяя нас. Но сами смотрят на мое поведение – позволю я опустить своего человека или как? И вообще, что буду делать? Тем более постепенно морской народ на площадь стал прибывать, с интересом прислушиваясь к словам провокатора и с не меньшим интересом поглядывая на нас. Как поведут себя новенькие – утрутся сразу или ругаться начнут, взывая к сознательности и давя на совесть? Вот только я не собирался ни взывать, ни давить. Демонстративно ощерившись в кривой ухмылке, расстегнул ремень с портупеей, скинул китель и, передавая все стоящему за спиной Маге, громко произнес: – Смотри, Семен. Вот этот, судя по всему, здешний х**. А те двое, по бокам, это его яйца. Бывает два типа яиц – здоровые, смелые яйца, и маленькие, педерастичные яйчишки. – С этими словами я, сойдя с крыльца, направился к толпе, несколько сожалея, что расстояние не позволяет выдать этим хмырям весь монолог Тонни[24]. Из-за этого пришлось его сильно сократить. – И теперь эти яйчишки постепенно сморщиваются, и х** опадает. Знаешь, почему? Идущий следом Буденный (который так же демонстративно скинул оружие) не сплоховал, громко спросив: – Почему? – Потому что за базар надо отвечать, и эти вялые, сифилитичные гениталии сейчас пожалеют, что не родились бабой! К слову сказать, что заводила, несмотря на некоторую оторопь, не стал дожидаться, когда мы подойдем в упор, а начал действовать раньше и со словами: – Урою падлу! – бросился на меня. Я тоже немного ускорился, и буквально через секунду буйный мореман, получив сокрушительный удар в ломкую челюсть, опал. Парочка его друзей не стояла на месте, поэтому на следующем шаге таким же макаром на брусчатку осел второй. А третьего приголубил Семен. Буденный, он хоть и небольшого роста, но силы в нем как в хорошем тракторе, да и удар – словно лошадь лягнула. Вот и получилось так, что, не сбавляя шага, мы срубили главаря с его подручными и направились к группе поддержки, стоящей метрах в десяти за ними. Пока шли, я опять-таки не молчал: – Ну, а вы что? Так и будете глазки строить, или поговорим по-мужски? Вызов был моментально принят, и на нас наскочили человек восемь. Остальные сразу не полезли лишь потому, что только помешали бы. Вот теперь пришлось покрутиться. В основном я смотрел, чтобы никто из матросни не достал чего-нибудь колюще-режущего, ну и чтобы не прибить кого-то ненароком. Смерти нам сейчас вообще не нужны. А стрельбы со стороны противника не опасался. Именно поэтому мы столь демонстративно и сняли оружие. Ведь среди матросов драки с разборками не редкость. Нормальный вариант, и использовать в нем оружие считается настолько не комильфо, что не поймут свои же. А на случай совершенно непредвиденного развития ситуации – пятеро наших автоматчиков на крыльце и парочка с ручными пулеметами на чердаке клювом щелкать не станут. Но вот этого совершенно не хотелось бы, и пока (тьфу-тьфу-тьфу) все идет, как планировалось. Ну не думаете же вы в самом деле, что мы с Буденным, словно два дебила, бросились махаться с толпой чисто на эмоциях? Нет, нам еще вчера доложили (а я говорил, что нормальных людей здесь гораздо больше) о готовящейся провокации. Вот мы и прикинули свои возможные действия. Арестовать провокаторов? Но что им предъявлять? Тем более что через полчаса после ареста к месту их узилища заявится толпа в несколько сотен вооруженных морячков и потребует выпустить товарищей (что, кстати, неоднократно уже происходило еще в прошлом году). Взывать к революционной сознательности? Так они этого и ждут, чтобы вступить в перепалку с переходом на личности. Судя по всему, послушав нашего комиссара, эта братия поняла, что аргументированно на нас наехать не получится. Да и личный состав целыми экипажами склоняется на нашу сторону. Вот эти ухари и нацелилась, не затягивая, переходить к оскорблениям, с целью подрыва авторитета нового командования. Ведь, по их задумке, что им приехавшие сделать могут? Да ничего. Только обтекать. Поэтому нами было принято решение – сразу ломать сложившиеся стереотипы и жестко ставить себя. Так, как никто еще до этого не делал. Было бы время (хотя бы месяц), мы действовали по-другому. Но времени у нас не было, потому пришлось воспользоваться истинно народными способами. Поначалу наши ребята были против. Тот же Фрунзеэ, не привычный к подобным экзерсисам, после длинного перечня своих контраргументов, устал и лишь рот вхолостую открывал, пытаясь донести до нас всю абсурдность и опасность замысла. Но Семен просто взял и махом согнул в узел кусок дюймовой трубы, а я посоветовал Лапину вспомнить, что собой представляет Чур в драке. В общем, убедили соратников и теперь выполняем задуманное. А тем временем, крутясь юлой, подпрыгивая и припадая к самой земле (все это под восторженный свист, вопли и улюлюканье зрителей из «нейтральной матросни», окруживших нас плотным кругом), я уложил восьмого. Семен тоже времени зря не терял – на его счету было три лежащих противника. Но чувствуя, что казак выдыхается (в драке дыхание сбивается очень быстро, а силы расходуются так, словно вагоны разгружаешь), я резко отпихнул очередного сунувшегося под удар морячка, рявкнув: – Ша, барбосики! Так как до этого даже не матерился, то оставшиеся супостаты от моего вопля притормозили атакующий рывок, позволив продолжить: – Вас тут всего девять осталось. И уложим мы вас в минуту. А кто потом это говно в госпиталь потащит? – жест в сторону лежащих тел. – Уж точно не мы. Так что собирайте своих друзей и волоките в больничку. Не доводите до греха, а то вон Семен Михайлович мордой покраснел. А я его знаю – это значит, в раж вошел и теперь сдерживаться не станет – будет просто убивать. Сейчас-то он вас, словно папаша нерадивых сынов, учил. Но терпение у человека кончилось, и он превратился в злобного дядьку, которому по фигу ваша жизнь. Отдышавшийся Буденный согласно рыкнул, показав в оскале испачканные кровью зубы (губу ему разбили), и противники впечатлились. Нет, они были готовы рубиться до конца, так как морские просто так из драки не уходят. Но здесь все было против них. Быстрота расправы (драка длилась менее пары минут), резко отрицательное отношение остальных зрителей и моя лучившаяся бодрой радостью физиономия. Поэтому провокаторы вступили в переговоры. Один из них, крепыш среднего роста со злыми глазами, уточнил: – Так робяты чо – живы? Я пожал плечами: – Сказано же, что учили вас вежеству по-батьковски. Так что живы. Поломаны малость, да вот у тех четверых, – кивнув в сторону тел, которых вырубал ударами в голову, – мозги стряслись. Поэтому, как очухаются, блевать станут, будто после сильной контузии. Ну а остальным – кашкой питаться, пока челюсти не срастутся. Зрители со смаком комментировали мои слова, а мы, повернувшись, пошли сквозь расступающуюся толпу к своим ребятам. Но дошли лишь до высокого крыльца, потому что, отвечая по пути на какие-то вопросы и подначки, остановились, и уже минут через пять действо вылилось в импровизированный митинг. Я уже несколько приноровился орать, не срывая горло, поэтому продлился он почти час. Вообще, народ в Крыму газеты читал. Читал он и о достижениях первого отдельного батальона морской пехоты. Но эти достижения были таковы и расписывались настолько ярко, что часть людей в них просто не верила. Слишком фантастически все звучало. Зато теперь, после банальной драки, уверовали все. В принципе, кто такие матросы? Это те же дети, только с большими х**ами. И вот сейчас на глазах этих «детей» два обычных человека, не особо вспотев, уделали толпу противников. Играючи. Произошедшее было настолько необычным (особенно всех добили спокойные слова насчет отеческого поучения), что зрители обалдели. И, разумеется, немалую роль сыграла моя тельняшка. Ага – именно вот это нательное белье в полосочку. Если бы мы оба были в казачьей или простой пехотной форме, то, невзирая на первоначальное благожелательное отношение, «соленые» зрители могли бы и вступиться за своих. У них ведь разделение очень четкое идет – моряки и все остальные. Вот завопил бы кто на инстинктах: «Полундра, наших бьют!», и неизвестно, чем бы кончилось. А так народ знает, что я из морпехов. Народ видит родной тельник. Инстинкты молчат, так как вроде происходит обычное выяснение отношений между своими. Ну, правда, не совсем обычное, потому что «на кулачках» бьется не свой брат-кочегар или марсовой, а тот самый командир, о котором лишь в новостных выпусках читали. Да еще как бьется! Моментально был сделан вывод, что слухи, газеты и прибывшие с батальоном комиссары ничего не преувеличивали, рассказывая о Чуре и боевом пути подразделения. Толпа прониклась, поэтому посыпались уточняющие вопросы. Пришлось отвечать – да, почти без потерь мы разгромили дроздовцев. Да – малыми силами захватывали города. Да – отбили и угнали немецкий бронепоезд. Да – сшибаем с неба самолеты и противников уничтожаем не меньше, чем эскадронами (тут несколько прибрехал, но кто ж проверит?). Да – ликвидируем вражеские батареи вместе с личным составом и поездами, на которых они едут. Да – в батальон добровольцев принимаем. Но! В моей части царит железная дисциплина! Та дисциплина, что прописана в требованиях к бойцу Красной Армии. Именно за счет нее и получается добиваться столь ошеломляющих успехов. А из этого следует уже все остальное – и усиленный паек с повышенным денежным содержанием, и ордена с медалями от советской власти, и всероссийская слава. В общем, разорялся целый час, до тех пор, пока дежурный не позвал к телефону. Горло уже саднило, поэтому, посоветовав напоследок почаще посещать митинги, проводимые Лапиным, удалось закруглить это сборище. * * * На следующий день словно рухнула стена отчуждения. Оно как-то совпало – и усилия Фрунзеэ, и работа комиссаров, и наше сольное выступление. Началось формирование флотских боевых отрядов. В моем же батальоне мелким ситом просеивали толпы добровольцев, выбирая наиболее подходящих. Я в этом лишь краем участвовал, занимаясь решением интересной задачи, связанной с артиллерией. Ну как артиллерией – просто почему-то никто из местных не додумался ставить орудия на железнодорожные платформы и таскать их до нужного места паровозом. По слухам, еще во время русско-японской нечто подобное делали, только вот к этому времени забыли. Ну а я напомнил, тем более что орудия здесь были. И артиллеристов хватало. Правда вот командования к ним не было. Ну да ничего – даже если они просто в сторону противника несколько снарядов кинут, это снизит темп наступления. Ну а если уж вдруг попадать начнут, тут просто слов не будет. Единственно, Холмогоров самое вкусное зарубил. То есть, когда я нацелился на 152-мм корабельные орудия Канэ, старший лейтенант (оставивший костыль дома, а вместо него ходивший на протезе и с тростью) пояснил, что при выстреле платформа, скорее всего, опрокинется. Особенно если стрелять не по ходу движения, а в бок. Максимум, что можно воткнуть, это 120 мм. И то – надо проводить испытания, перед этим солидно усилив саму платформу. Но не успели мы толком заняться столь увлекательным делом, как пришло сообщение о скором прибытии самолетов. Поэтому пришлось бросать все и ехать на аэродром. * * *
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!