Герберт показал нам, как концепт самоидентичности может измениться в зависимости от наших физических и психологических обстоятельств. Лето существовал, а на самом деле создал для себя в довольно необычных физических и психологических условиях человеческое тело. Оно было физически соединено с бесчувственным, материально практически неуничтожимым телом песчаной форели, которым управлял разум с доступом к памяти всех своих предков и с даром предвидения далекого будущего. В полном понимании дальновидности, Лето смоделировал такую личность, которая была бы способна выдержать длинную жизнь для достижения его цели: Золотого Пути. В конце он оставался бы тем же человеком, который привел это все в движение. Тот же человек-червь, та же личность. Бог-Император такой же целостный и постоянный пространственновременной червь, что и Герни, только на три с половиной тысячи лет старше. Последний Дункан Айдахо, который продолжил существовать в сиквелах «Охотники Дюны» Герберта и «Песчаные черви Дюны» Андерсона, также поменял наше представление о самоидентичности. Когда ему стали известны воспоминания всех прошлых гхол в дополнение к памяти первоначального Дункана, он стал психологически единым со всеми его, прошлыми жизнями. Если Бене Тлейлаксу физически наполнили клетки оригинала клеточной памятью, идущей от всех прожитых жизней серий гхол на службе Бога-Императора, последний Дункан как минимум физически был един со всеми прошлыми перерождениями. (Технология не была объяснена, но это не важно. Помним об этом, поскольку как метод, который они использовали, это надежно, что служит лишь для понимания нормальности.) Однако, в отличие от Лето II, Дункан как пространственно-временной червь оставил несколько крайне запутанных следов в четвертом измерении, во времени. Были длинные промежутки, когда не существовало ни одного живого существа, которое физически было бы едино с оригиналом, а были только клетки в хранилище лаборатории Тлейлаксу. Иногда эти клетки были и в хранилище, и перевоплощены в живом Дункане. И, если последний Дункан являлся физическим слиянием клеток первого Дункана Айхадо и определенных клеток, извлеченных из каждого гхолы в серии, тогда хотя бы в чем-то последний Дункан был частично физически и психологически живущим единством всех гхол из серии. Он был пространственно-временным червем с сегментами, разбросанными на протяжении пяти тысяч лет. Будучи также непохожим на мастеров Тлейлаксу, он провел множество своих жизней по-отдельности. Личность последнего Дункана – это коллектив сущностей одного и того же человека. Все они сознательно или бессознательно были вдохновлены своим оригиналом Дунканом Айдахо. Он был коллективным сознанием, крайне психологически связанным. Личность в долгосрочной перспективе Главная сюжетная линия романов Дюны требовала от определенных персонажей быть теми же личностями, что и другие определенные персонажи, так что концепция самоидентичности точно должна была быть важной для Фрэнка Герберта. Он мог делать расчет на идею о том, что чья-то личность может быть неподвластна этому существу, а также частично может быть создана тем, во что верят окружающие. Герберт дал нам многостороннюю теорию личности, главный вывод которой состоял в том, что образ мышления важен, и то, что мы задумываемся об этом, играет большую роль. Еще Герберт показал нам, что относительное состояние нашей физической оболочки устанавливает основные границы для личности. Далее эта идея постоянно меняется, частично из-за способа, которым общество распознает и тем самым в общей интерпретации создает новые, более открытые определения личности. С раздвиганием физиологических и технологических пределов мы можем также установить новые границы для времени и взаимосвязей. Герберт сказал нам, что, если мы сможем трансформировать себя во что захотим, то будем обладать такой же властью и над концепцией личности. В зависимости от наших технологий мы коллективно сможем превратиться во что угодно. Герберт дал нам несколько подходов к личности в долгосрочной перспективе. В обычном понимании личности мы предполагаем, что если есть связь между нашими личностями и практическими соображениями, то она должна происходить из равенства. Смотря наивным взглядом, мы ожидаем единственную связь, выходящую из единственной и точной концепции самоидентичности, между нашими личными практическими соображениями и нашим будущим благополучием. И нормальные для жизни практические соображения работают идеально в нашем наивном представлении о личности. Но так ли это должно быть? Герберт показал нам, что практические соображения, в широком смысле для Лето, мастеров Тлейлаксу и Дунканов могут иметь отношение к определению личности, которое опережает наше представление о нормальной жизни. Если интуиция не подвела Герберта, что она не сделала, критерии правильности личности могут изменяться в зависимости от конкретных аспектов физического и психического существования. Частный пример с гхолами во Вселенной Дюны – всего лишь один из способов, которыми Герберт оправдывал свою позицию. Последнему Дункану стало известно о его прошлых Я в гхолах, и он был сопричастен с ними, как конкретный индивид, объединенный маркерами генетического и социального в личности. Если бы мы могли узнать о своих прошлых личностях, мы могли бы потенциально вплести их в свою настоящую, как в случае с Преподобными Матерями Бене Гессерит и предрожденными, такими как Алия, Ганима и Лето II. Подобным образом мы можем спроецировать нашу личность на будущее. Если мы можем образно предвосхитить собственное выживание, то не имеет значения, как далеко это будущее сможет продолжаться. Все, что нам нужно, – это реальная возможность непрерывности далекого будущего, и мы можем подумать о себе будущем, как о себе настоящем. Такой вид долгосрочной перспективы ожидаемого выживания рационален, если отношение к личности зависит от психологических критериев, так как гхолы открывают возможность для длительных периодов незнания о своей личности. Последний Дункан завладел пониманием своей истинной личности через получение памяти гхол-предшественников. Это то же самое, только в больших масштабах, когда человек с амнезией восстанавливает себе память. Гхолы также позволили персонажам Герберта планировать свое будущее, как и поступили мастера Тлейлаксу. Мастер Сайтейл сам стал цепью их множества гхол. Каждый гхола владел памятью предшественника, так как их клетки извлекались и выращивались до их смерти. В этом случае биологический критерий личности может быть применим, так как возможно представить несколько гхол одного человека (как было у Брайана Герберта и Кевина Дж. Андерсона в сиквелах с мастером Тлейлаксу Ваффом). Возможность бессмертия имеет смысл, только если генетические копии сохраняют такие же моральные ориентиры, как и оригинал. Обстоятельства жизни и особенности наших оболочек могут влиять на представление о человеке и его возможностях. Когда на полу не-палаты Харконненов, в последнем Дункане пробуждаются травмирующие, болезненные воспоминания оригинала, и он принимает их за свои, ничего экстраординарного во Вселенной Дюны не происходит. Ведь ничего экстраординарного нет в вопросе личной идентичности. Мы уже сталкивались с этим и привыкли. Однако занятие любовью с Досточтимой Матроной Мар-беллой, пробудило память каждого из предыдущих гхол Дункана. Матрона была подготовлена к такому сценарию, и волна за волной она ворвалась в его сознание, пробуждая новую личность и понимание того, каково это – сохранять личность на протяжении времени. Это представление о личности, которое уживается со столетними перерывами в истории одного и того же человека. Можно ли сказать, что это история одного человека? Безусловно, все они Дунканы, все – одна личность. Исследователи Сэм Гейтс-Сковилл Стефани Семлер Получение конечных ответов от бесконечной Вселенной Такова обманчивая внешность власти: в конечном итоге она эффективна только будучи возведенной в абсолют, в ограниченной Вселенной. Но основной урок здесь – в нашей относительной Вселенной вещи меняются. Любая сила всегда может встретить высшую силу. Пол Муад’Диб преподал этот урок армии сардаукаров на Полях Арракина. Его последователям тем не менее придется убедиться в этом самим. Проповедник Арракина («Дети Дюны») МЕМОРАНДУМ ГИЛЬДИИ КОМУ: ЧЛЕНАМ ГИЛЬДИИ ОТ: КРИСТИАНА ЛУНД, СЕКРЕТАРЯ ГИЛЬДИИ ТЕМА: УЧЕНИЕ ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА Лето II ДАТА: 14000 ПГ В «Дюне», несмотря на форму межгалактической космической оперы, говорится только о человечестве. В ней нет ни пришельцев, ни богов, ни природных катастроф, чтобы управлять или угрожать, есть только люди. Возможно, это ограничение делает сагу Дюны литературой. Я ни секунды не сомневаюсь, что это так, но я бы добавил, что глубина анализа жизни человечества и его проблем, сделанная Фрэнком Гербертом, позволяет отнести «Дюну» к трудам этической и политической философии. «Дюна» не просто мастерски использует героический миф, но и широко разворачивает его, говоря нам нечто важное о фигуре героя. И она не просто содержит безупречно закрученный сюжет, в основе которого лежат интриги, политика и власть, она преподает настоящий урок политической философии. Истинная гениальность Фрэнка Герберта состоит не в создании нового мира и описании его в экологическом научно-фантастическом жанре, а в предложении особого способа размышлений о человечестве, истории, религии и политике, как о чем-то комплексном и независимом, как о собственной экосистеме. Можно думать об этом «экологическом» подходе к совокупности книг «Дюны» и к большинству работ Герберта, как о политической философии, которая настаивает на том, что технологии, наука и исключительные подходы к действиям являются чем-то несовместимым и противоречащим самим себе. Или, говоря словами других планетологов, которые привели в движение многие трансформации на Арракисе: «Нет худшего бедствия для людей, чем попасть в руки героя». Рассматривая эти философские утверждения, использованные в работе Герберта, мы можем получить полное понимание о Батлерианском джихаде и его роли в саге Дюны. Это размышление также относилось к этическому и политическому решению отказаться от статичного ответа на проблему человечества. В «Боге-Императоре Дюны» Лето II показал нам стоящую за этим мотивацию: «Люди позволили машинам узурпировать их чувство прекрасного, их обязательную индивидуальность, с помощью которой делаются суждения о жизни. Естественно, машины были уничтожены». Лето II не самый привлекательный персонаж, который мог бы украсить литературное произведение, но с его помощью Фрэнк Герберт снова заставляет нас размышлять о том, что на самом деле происходит и что поставлено на кон. И особенно важно здесь то, что человечество впустило машины в устройство социума и длительное время находилось под их влиянием на глубоком и важном уровне. Из-за внутренних изменений человечества машины были запрещены и уничтожены. Еще один простой, ясный, но ошибочный путь был отвергнут. Вселенная Дюны и другие работы Герберта в целом изобилуют примерами таких провальных абсолютных решений. Именно очевидные, якобы надежные решения и являются ошибочными, и не важно, что говорится о таких решениях, например, в справочнике сотрудника именитой компании. Бюрократии становятся тираниями, если не были вовремя тщательным образом устранены. Лишь у тех, кто принял условия своего иного существования и адаптировался под них, вместо того чтобы цепляться в новых мирах за стандарты Земли, есть шанс на выживание в постоянно меняющейся Вселенной. Но простые решения, будь они в героях, технологиях или легких ответах, крайне заманчивы. Человечество совершенно ясно показало свое историческое предпочтение харизматичным лидерам, которые могут обещать некие райские кущи за горизонтом. Мы быстро принимаем новую технологию, если она удобна, и так же быстро забываем о всех ее недостатках и опасениях, связанных с ней. Мы принимаем «научную истину» за любимую игрушку, в то время как сама концепция науки заключена в проверке предположений, открытости к ошибкам в самых дорогих нам теориях и в предложении новых, смелых идей. Герберт учит нас экологии: принимать окружающие нас силы, взаимодействовать с ними и принимать то, что мир, в свою очередь, меняет нас. Достаточное количество власти или одно идеальное средство не смогут решить всего, тем более тогда, когда средством оказывается статичное машинное мышление: «Вселенная всегда на шаг опережает логику» («Дюна»). Батлер и Хайдеггер Одну из причин Батлерианского джихада легко найти в самом названии. В XIX в. Сэмюэл Батлер опубликовал «Едгин», книгу о вымышленной стране, жители которой «подчистую убрали» все машины. Хотя чистка была проведена на других основаниях, аллюзия на решение людей избавиться от определенной, меняющей жизнь технологии ясна. Однако Герберт позаимствовал лишь имя Сэмюэла Батлера, а не его мотивацию или идеи. Так же и джихад не являлся всего лишь литературным приемом ленивого писателя, который избавлял бы его от обращения с неизвестным развитием компьютерной технологии далекого будущего. Это задало необычную рамку практически средневекового будущего и ощущение будто мы в замке Камелот, духом которого пропитан королевский двор замка Каладан. Но это далеко не все: Батлерианский джихад предзнаменует философские вопросы в «Дюне». Это пророческое ожидание определенных проблем, которые будут рассматриваться во всей книжной серии. Подобно названиям глав книг или первым видениям Пола, оно подсказывает, что уготовано ему и что угрожает всему человечеству. Во время первого испытания Пола Гом Джаб-баром он должен был доказать Преподобной Матери Гайе Елене Мохийам, что он действительно являлся человеком. Вместе с читателем он получил представление об обширном политическом и историческом опыте Бене Гессерит. Преподобная Мать говорила, что люди позволили машинам думать за них и как покончить с этим принужденно искалеченным человечеством, как адаптироваться и стать лучше. Характерно, что Герберт переходит прямо к делу, пропуская уже свершившиеся бездушные факты – у нас нет ни одного достоверного исторического учения о джихаде, только то, что это было общественное потрясение, религиозный бунт и изменение в глобальном направлении развития человечества. Нам не говорят ни об одной причине, ошибке или бедствии, и мы, вместо того чтобы уличить Герберта в забывчивости и небрежности, должны сделать вывод, что джихад не начался от одной спички. Это была реакция на технологию, которая думает за людей и обращается к проблеме существования самой этой технологии. Чтобы полностью понять джихад, мы должны смотреть шире на стоящие за ним проблемы и на темы, которые Герберт исследует вместе с этим: человечество и использование им этой технологии. Очевидным источником вдохновения для Фрэнка Герберта были произведения немецкого философа Мартина Хайдеггера. В небольшом романе Герберта «Барьер Сантароги» протагонист назван в честь одного из ключевых понятий Хайдеггера – Dasein («Здесь-бытие»). Во взглядах Герберта на машины и человечество отражается феноменологический подход к технологиям, которому положил начало Хайдеггер. Как известно, Хайдеггер настаивал на том, что для понимания чего-либо мы должны смотреть не на составляющие части или присущие свойства, а на то, чем это что-то является для нас. Рассмотрим крюки Подателя в культуре фрименов. Когда фримен, приступив к хаджу, взвешивает в руке крюк или готовится к появлению червя, он не думает о том, сколько стандартных килограммов весит крюк, о его цвете или составных частях. Он ощущает его вес как продолжение самого себя, он осознает его изгиб и длину настолько интуитивно, насколько осознает длину своей руки. В тот момент это для него не объект, а часть социальной и физической деятельности, в которую он погружен. Там нет фримена с крюком Подателя, но есть просто человек с крюком. Эти индивидуальные отношения протяжения своего тела и сакральных культурных практик бесконечно интереснее, подлиннее и важнее, чем метал, из которого сделан крюк. Хайдеггер применил это осознание к тому, что научный и материалистичный способ восприятия мира – всего лишь одна из точек зрения на более абстрактные понятия. Технологии – это не какие-то приспособления, которыми нам случается пользоваться, или некий особенный уровень сложности этих приспособлений. Скорее, это наш способ их использования в мире и тот способ, которым они меняют нас. Для Хайдеггера интересная особенность ветряных ловушек заключалась в том, что они появились из-за способа людей смотреть на мир: как необработанный запас энергии, воды и других ресурсов обуздывается для более легкого использования. Важность не в ветряной ловушке, как в приспособлении, а в способе думать о мире, который привел людей к ее созданию. Конечно, мы не будем неправы, если скажем, что мир состоит из полезных ресурсов. Но размышление о мире исключительно в таком ключе скрывает то, чем он еще является. Хайдеггер очень критично относился к этому способу позиционирования мира, как набора полезных объектов, потому что это обедненный и бездушный способ мышления о нашей Вселенной и о наших собратьях. Харконнены и Империя видели в фрименах лишь сброд и песчаных пиратов, но в попытке подчинить их лишь наживали себе врагов и тратили непомерные ресурсы. Барон даже собственных солдат видел как рабочих пчел: трутни для выполнения его приказов. Герцог Лето уважал неизвестных ему фрименов как отдельную культуру и послал жить среди них Дункана Айдахо, который в конечном счете стал их частью. Полученные знания и дружеские узы стали «силой пустыни», которой Пол нашел достойное применение. Если последовать за Хайдеггером и прочтением его Гербертом, джихад становится нравственным предупреждением в традиции древних пророчеств, подобно Проповеднику из пустыни, который предостерегает, но не особенным предсказанием, а предупреждением о выбранном пути. Джихад говорит нам об опасности полагаться на орудие и на особый способ мыслить. То, что образ мышления «мир-как-объект» дает нам, оказывается заранее подтверждено и известно. В Дюне и за ее пределами, Герберт показал, что нам одновременно передается свойственная ошибка и глупость полагаться на статичные решения в динамичной Вселенной, а также личное и моральное участие, такое как расчетливое отношение к чему-либо. Грубая сила сардаукаров или адаптивность фрименов? Язвительная критика холодного прагматизма проходит через серию «Дюна» и направлена не только на доверчивость «электронных мозгов», но и на технологический взгляд на мир, в котором этот мир является запасом ресурсов, используемых для нашего потребления. Самым ярким примером могут послужить различные подходы соответствующих сообществ в отношении к Арракису. В прагматичном восприятии Харконненов это найденный клад. Когда мы впервые встретили Барона, он торжествовал над своей добычей и радовался осуществленному плану. Он представил Арракис Фейд-Рауте как драгоценную модель, сравнимую со сладостью и полную богатств. Он сразу оценил ее как ловушку, которая уничтожит герцога Лето. Так в двух словах можно сказать о технологическом взгляде на мир, о котором предупреждал Хайдеггер. Для Харконненов Дюна была тем, что они могли у нее взять. Взгляд фрименов, который Пол перенял со временем, сильно контрастирует с воззрением Харконненов. Дюна была их домом, и она определяла каждую частицу их жизни от самых тривиальных ежедневных обязанностей до основной цели их культуры. Несмотря на то что они хотели изменить планету, это изменение не было бы только для личной или даже коллективной выгоды. Это религиозная мечта – их дом как часть священной участи планеты. Хотя они применяли технологии и науки для достижения этой цели, их подход был экологическим и холистическим. У них не было простого и грубого плана, включающего в себя импорт воды, который по их пониманию сам по себе не сработал бы, вместо этого они хотели существенно изменить целую экосистему, включая пуск воды по поверхности. Фримены понимали, что они сами формируются под воздействием планеты, даже если они формируют ее. Что совсем не так для барона Харконнена, который видит в Арракисе возможность для бизнеса. Даже учитывая некоторые расходы, какое-то количество износа оборудования и принимая определенные риски, добыча Пряности была невероятно прибыльной. Если бы это дело стало невыгодным, то Харконнены, будучи настоящими прагматиками, вернулись бы на рынок китов. Сама планета и добывающие Пряность люди – всего лишь ресурсы для имперской элиты. Такой односторонний взгляд, о котором предупреждал нас Хайдеггер, сделал и Харконненов, и Императора слепыми перед фактом того, что их судьбы неразрывно сплелись с Арракисом. Победа Пола была основана на понимании и использовании в своих интересах этой слепоты. После того как сардаукары получили урок силы, он пригрозил остановить торговлю Пряностью. В таких примерах нам показана опасность инструментального подхода и порождаемого им прагматичного мировоззрения. Властные структуры Вселенной – дома Лансраада, Гильдия, Бене Гессерит, не могли существовать без Пряности, но не замечали этой почти что симбиотической взаимозависимости. Пол пригрозил навсегда избавиться от нее, и тогда стало ясно: вся их сила обратилась ничем. Когда мы полностью полагаемся на средство, те, кто контролирует это средство, контролируют и нас, а Арракис был настоящим «центром мироздания». Джихад должен был научить интриганов старой Империи тому, что «однажды люди обратили свои мысли к машинам в надежде, что это освободит их. Но они лишь позволили машинам поработить себя» («Дюна»). Если целая культура полагается на что-то одно, будь это машины или Пряность, властные (и коррумпированные) структуры соберутся вокруг нее и в конечном счете станут контролировать. Пол лишь сделал эти методы управления явными. Немного ранее сардаукары освободились от иллюзии относительно власти. Они считали себя сильнейшей военной силой в Известной Вселенной. Но технологическое развитие человечества обезоружит или просто сразит эту хваленую силу. Основа ближнего боя в Известной Вселенной, силовой щит Хольцмана бесполезны в пустыне Арракиса, а кто-то может просто отточить силу Голоса, чтобы заставить замолчать даже самих адептов Бене Гессерит. Дом Коррино построил свою Империю на превосходных штурмовых войсках и не сумел разобраться с упущенным из виду фрименским «сбродом» на полях Арракина. Чем лучше работает средство, тем больше мы доверяем ему и зависим от него, приближая себя к все растущей катастрофе. Неожиданности рано или поздно будут появляться, и в эти моменты те, кто сможет импровизировать и оседлать бурю, преуспеют. Вера в средства, в приспособления, в какое-то количество накопленной власти и богатства или в гениальный план, основанный даже на самой лучшей из моделей, все они ослепят нас перед возможностью импровизации. Очень заманчиво обмануть себя, что мы в безопасности, что предназначенная для нас дорога известна и что теперь ничто не сможет застать нас врасплох. Мы склоны забывать главную силу и преимущество человека: мы не просто еще один ресурс, не просто машины или сосуд интеллектуальных способностей. Мы можем принимать новые решения и адаптироваться к обстоятельствам. Когда Пол и Джессика оказались беспомощными в пустыне, а снаряжение было засыпано песком, именно нестандартное мышление спасло их. В инструкции к паракомпасу не говорилось ничего о его кислотной батарее и о том, как она может реагировать на Пряность, создавая пену, которая стабилизирует жизненно важную операцию раскопок. Ригидное мышление или машина никогда бы не приняли во внимание особенности и возможности ландшафта. Гибкий и открытый ко всему новому склад ума спас жизнь Полу и Джессике. Лето II подвел бы такой итог вышесказанному: проблема, результатом которой стал джихад, была «в той же мере в поведении, что и в самих машинах» («Бог-Император Дюны»). Когда все, включая людей, видится как всего лишь инструменты и механические части, которые могут быть повернуты в угоду нам, мы неизбежно упустим из виду какие-то аспекты того, что поставлено под вопрос. Отношение к заменителям компьютеров, к ментатам, показывает, насколько тщательно уважается дух запретов по джихаду среди различных фракций. Дом Атрейдес доверял своим друзьям и союзникам, которые также были ментатами. Барон Харконнен считал своего ментата простым орудием, еще одной пчелой, которую заменят, когда она станет опасной или бесполезной, и ему крайне не нравилось, когда Питер не соглашался с своей текущей задачей. Неудивительно, что, когда Алия стала одержимой Бароном в «Детях Дюны», она начала мыслить подобно ему. Когда Айдахо было поручено выяснить, являлась ли Ирулан предательницей, его любопытство и лояльность не только к Алии, но и к Дому Атрейдес привели его к гораздо большим проблемам. Алии, как и Барону, пришлась не по душе такая потеря целенаправленности: «но Алия теперь желала иметь послушную машину. Им бы не пришлось страдать от ограниченности Айдахо. Машина никогда не предаст». Алия, конечно, была права, что машина сделает все, о чем ее попросят, но то, что она назвала ограниченностью, на самом деле была человечность ее мужа – его любопытство и личная мораль. Истинная сила ментата заключается в самом факте того, что их вычислительные возможности всегда были частью человеческого естества и никогда не были просто инструментом. Ментат знает свои собственные пределы и не поддастся такому мышлению, зная, что он не на пути ни к абсолютной истине, ни к ответу на все. Временами с людьми бывает тяжело работать, но сотрудничество и работа сообща имеют преимущества над наймом простого орудия или ресурса. Напарник-человек помогает нам импровизировать, скажет, когда мы зрим в самую суть, и остановит нас перед выбором неверного направления. Айдахо продолжал служить Дому Атрейдес, даже когда Алия сосредоточилась лишь на себе. Он мог выбирать, куда направлять свое внимание, а не только быть ведомым другими. Это не слабость, а сила.