Довольно разговоров о жизни знати. Живут ли достойной жизнью обычные люди? Привычные пустынные фримены, встреченные Полом Атрейдесом в Дюне, точно подумали бы, что их жизни не лучшие, и Аристотель согласился бы. Первоначально Аристотель задался бы вопросом, живут ли фримены интеллектуально обусловленной жизнью, посвященной размышлению, и сделал бы вывод, что нет. Существование фрименов посвящено жестокой задаче выжить, которая стала выполнима лишь благодаря их мистической религии. Наибы, такие как Стилгар, не испытывали недостатка в интеллекте и были способны отлично выполнять сложные и долгосрочные планы, но у обычного фримена было слишком мало времени на жизнь в размышлениях и слишком слабая образованность, чтобы было над чем подумать. В частности, у них было очень мало возможностей развивать или практиковать способности в политике, принадлежа Дому Харконнен. Можно лишь надеяться, что жизнь обычных людей где-нибудь в Империи была если не свободнее, то хотя бы менее жалкой, однако у нас для этого недостаточно информации. Мы знаем, что условия на милитаристской планете Салуса Секундус не отличались от Арракиса в лучшую сторону, но с другой стороны, мы также знаем, что население Гьеди Прайм могло смотреть гладиаторские бои, а Гамонт отмечен за «его гедонистическую культуру и экзотические сексуальные практики» («Дюна»). Тем не менее мы имеем слабое представление о том, какой была жизнь обычного человека на Каладане, Гьеди Прайм, Кор-рино, или в любом другом из сотен миров Империи. Можно предположить, что Каладан был достаточно приятным местом, а Гьеди Прайм – нет, но, насколько известно, для крестьян все было наоборот. А что насчет благодетели? Мы уже отмечали, что фримены в Дюне – храбры и сдержанны. Более того, их тайный проект по ирригации планеты показал, что они терпеливы (значение между поспешностью и бездействием) и трудолюбивы (значение между леностью и рабской покорностью). Они также искусны. Их заслуги включают в себя не только умение выживать там, где быстро погибнет любой другой, но также продвинутое терраформирование, богатую и поэтичную культуру и лучших солдат в Империи. С другой стороны, в то время как их упорство может покрывать недостаток посвященности в жизненные процессы, это указывает на бесхребетность. Их преданность выходит за рамки любой сдержанной позиции и достигает избытка в упрямстве. В конечном счете они поддерживали проекты своего Мессии и его потомков еще очень долго после того, как стало понятно, что они занимались угнетением. Множество добродетелей находились вне досягаемости для фрименов в Дюне, исключительно из-за их состояния. Они не могли быть щедрыми, потому что им было практически нечего отдать, они не могли быть гостеприимными, потому что им приходилось жить в скрытных сообществах, и они не могли быть политически активными, так как не имели голоса в собственном государстве. Стала ли жизнь хоть немного лучше после победы Пола? Священная война Пола на протяжении двенадцати лет была ужасным для жизни временем, но за ней последовали тысячелетия мира, и даже бедным фрименам досталось много питьевой воды. Даже если так, мы не ожидаем от Аристотеля согласия с этой новой Империей. Жизнь на Арракисе могла стать более процветающей, и для миллиардов мог наступить мир, но свободная мысль была раздавлена по всей Империи теократическим государством. Нужно признать, что многие фримены достигли властных позиций, позволивших им практиковать политические умения. Однако правительство указывало жителям Империи, во что верить, но, как и во времена Сократа и Аристотеля, недовольство могло обернуться смертью. Фримены нового Арракиса стали известны за свою жадность, свирепость и несправедливость. Более того, их политическая деятельность была ограничена сложившимся коррумпированным режимом. Аристотель был бы в ужасе от того, что стало с человечеством, и точно не считал бы, что народ Империй Пола и Лето жил хорошей жизнью. Один в пустыне Ах, Аристотель покинул нас, Питер. Наш маленький философ сбежал из Империи в Тупаиле, на шаг опередив охотника-искателя. Теперь, я полагаю, людям придется думать самим за себя. Ха-ха-ха! – Из «Собрания речей» барона Владимира Харконнена Так кто же прав насчет достойной жизни для человека: Сократ или Аристотель? А может, оба ошибаются? Достойна ли жизнь человека в богатстве и у власти? Жизнь, безразличная к мирским вещам? Жизнь интеллектуального размышления? Или что-то совсем иное? Сократ был абсолютно прав, отвергая общепринятую концепцию о хорошей жизни. Конечно, кто-то может быть богат и успешен в материальном плане, но полностью провалиться как человек. Богатые, но отвратительные индивиды, как барон Харконнен, Фейд-Раута и Питер де Врис, жили мерзко, хотя и прожигали жизнь в удовольствиях. С другой стороны, мы не можем принять представление Сократа о том, что нравственных добродетелей достаточно, чтобы жить достойно, и что единственный вред, который можно причинить, это моральный вред. Если Сократ был прав, тогда герцог Лето и Джессика не пострадали, когда Юз предал их, барон Харконнен не был ранен, когда Алия убила его ядом из Гом Джаббара, и никакого вреда не было сделано всем простым людям, получившим крис-нож под ребра или выстрел из лазгана в лицо во время двенадцатилетней священной войны Пола. В это попросту не верится, и фримены из Дюны согласились бы с нами, так как они посвятили слишком много времени и сил выживанию на Арракисе, чтобы отбросить свою жизнь так легко. Если единственный урон, который можно получить, – это самому поступать бесчестно, то зачем каждое утро надевать дистикомб? Мы не видим ни одного знатного человека во Вселенной Дюны, который встал бы на сторону Сократа. У них всего в изобилии, но и опасностей тоже было много, а те, кто были неосторожны, скоро пали жертвой охотника-искателя, погибли от спрятанного в зубе яда, или от медленно занесенного сквозь силовой щит ножа. Более того, одного выживания недостаточно. У людей должен быть определенный уровень материального комфорта для хорошей жизни. Сократ был прав, когда говорил о ценности сдержанности, но у людей должен быть доступ к нормальному количеству еды и воды, медицины и базовых социальных услуг. Человек, который страдает от лишений и бедности, не живет хорошо, даже если он добродетелен. Думается, что это становится очевидным, когда мы рассматриваем жизнь фрименов в пустыне. Хотя их существование породило множество добродетелей, они не могут считаться живущими в добродетели просто потому, что их жизнь часто была похожа на ад. Их идея ирригации Арракиса была особенно важна, потому что таким образом они бы насытили свою жажду жизни. Аристотель гораздо больше ценил зависимость хорошей жизни от факторов, отличающихся от нравственных добродетелей. Его мнение о достойной жизни подобралось ближе к правде, чем известное мнение Сократа на этот счет. Он прав, осознавая важность внешних факторов, таких как друзья и деньги, для благополучной жизни. Как хорошо поняли фримены, лишения приносят страдания. В отличие от Аристотеля, нам не кажется, что у человечества есть функция. Не получается принять тот факт, что функция людей заключается в качественном размышлении. Однако он прав, что такое мышление является частью достойной жизни, так как тот, кто может хорошо думать, является лучшей кандидатурой для рассуждений о том, как надо жить. Ментат, такой как Суфир Хават, мог построить свою жизнь и сравнить последствия на длинной дистанции с краткосрочной выгодой таким способом, каким обычный человек никогда бы не смог. Аристотель, подобно Сократу, совершенно правильно подчеркнул важность нравственных добродетелей в тех жизнях, которые могут называться достойными. Однако мы не идем на поводу у Аристотеля за мыслью, что добродетель должна лежать в основе умеренности, и «Хроники Дюны» это продемонстрировали. Иногда уход в крайность оказывается лучше, чем стремление к золотой середине. Пол и Лето II были крайне самоотверженными в их великом служении, и спасли человечество, ступая по этому пути. Нет ничего умеренного в их целеустремленности или в жертвах, которые они принесли, в случае Лето – на протяжении тысячелетий. Поступая таким образом, Пол и Лето совершали морально правильные поступки при данных обстоятельствах. Они точно не прожили лучшие из возможных жизней, потому что им пришлось вынести много страданий и свою ответственность они считали бременем. Но они спасли целую человеческую расу, что точно обязано было быть последствием, оправдывающим их действия. Подобным образом в реальном мире могут быть люди с самыми экстраординарными личными качествами, чьи жизни были образцовыми. Немногим приходилось спасать человеческую расу, но некоторые посвящают себя отверженной борьбе с мировым голодом, или отмене пыток, или любому другому количеству достойных целей. Мы не можем обвинять этих людей в недостатке добродетельности, хотя в их характерах нет ничего умеренного. Думается, что индивиды, подобные этим, живут лучшей жизнью из возможных. В заключение, несогласие с Сократом и Аристотелем выражается в том, что человек может жить достойной жизнью, только если он справедлив. Иногда лучше действовать, не исходя из справедливости, и снова «Хроники Дюны» демонстрируют почему. Пол и Лето II были угнетателями, создавшими порочные Империи. Их деяния помогли человечеству в долгосрочной перспективе, но совершали они их за счет невинных людей, которым приходилось терпеть репрессивное теократическое диктаторство. По идее, нет ни одной причины называть этих двоих справедливыми, но все еще кажется, что они выбрали лучший из предложенных путей, делая то, что морально правильно, даже если это было несправедливо. Справедливость не приблизила бы их к хорошей жизни, а наоборот, оттолкнула бы от нее. В реальности справедливые поступки почти всегда правильные, но нет ни одной причины, почему так должно происходить всегда. Возможна такая ситуация, как в случае правления Пола и Лето II, в которой преимущества несправедливого поведения перевесят требования справедливости. Например, во времена достаточно свирепой эпидемии отчаявшееся сообщество может справедливо отказаться впускать невинных путников, которым нужна помощь, даже если они не знают наверняка, заражены ли эти люди. Мы не видим в этом справедливого обращения с невиновными людьми, но, если опасность достаточно велика, возможно, будет правильным поступить именно так. Так как же нам жить хорошей жизнью? Лично мне кажется, что человеческое счастье – по-настоящему важная причина, и человек, живущий достойной жизнью, будет беспокоиться о счастье других, как о своем собственном. Кажется, что человеческое счастье лучше всего сочетается с добротой, справедливостью, демократией, скептицизмом и свободой воли и слова. Это не похоже на описание жизни Муад’Диба или Лето II, но тогда у них было предвидение и можно было видеть, что они делали лучшие из доступных выборов. Вам же придется самим принять решение о лучшей для человека жизни. Будучи фанатом «Хроник Дюны», вы слишком хорошо знаете, что бывает, когда люди позволяют кому-то другому думать за них. Би-ла кайфа! Предоставил: Грэг Литтманн Добро и зло в «Дюне» Дэвида Линча ИСТОЧНИК: МИФЫ ДЮНЫ ДАТА: 13000 ПГ Тема противостояния добра и зла повторяется во всех работах режиссера Дэвида Линча в кино и на телевидении. Демонический персонаж Боб и рациональный, добросовестный специальный агент Дейл Купер в «Твин Пикс», мистическая сила, по имени Мистер Рок, и хорошая Бетти Элмс в «Малхолланд-драйв» – Линч часто работает с тематикой зла и его последствий, используя образы и символизм, которые указывают на зловещие и зачастую сверхъестественные силы. Линч часто задумывал существование зла, сосредоточенного в одном месте. В своих ранних работах он раскрывал мрачные секреты маленького американского городка с частными домами и глухими заборами, что, заметнее, к примеру, в «Твин Пикс», «Синем бархате» или в более поздних работах. Режиссер привлекал внимание к зловещей изнанке богатых районов Лос-Анджелеса в «Шоссе в никуда», в «Малхолланд-драйв» и во «Внутренней империи», где воздействие злых сил, как правило, было сфокусировано на конкретной фигуре или на особом, часто очень отдаленном сообществе. Тем не менее эта отличительная черта Дэвида Линча вышла на совершенно новый уровень, когда он занялся экранизацией «Дюны», романа Фрэнка Герберта. В ней барон Харконнен и Император представляют силы зла, а загадочный народ, именуемый фрименами, которых в конечном счете привел к свободе избранный Мессия и Проповедник, Пол Атрейдес, оказываются на стороне добра. В то время, как остальные персонажи Линча, воплощающие зло, как, например, Фрэнк Бут в «Синем бархате», Таинственный человек в «Шоссе в никуда», или Боб в «Твин Пикс», распространяют его целенаправленно на отдельных индивидов или на жителей особых мест, в Дюне зло находит отклик по всей Вселенной. В этом контексте зло овладевает межпланетным пространством. Вселенная Дюны проходила через масштабные войны, политические распри между Империями, целые народы испытывали страдание, и все это было вызвано и напрямую связано с воздействием сил зла. Один из самых запоминающихся аспектов экранизации «Дюны» Линчем – характерный способ передачи концепции всепроникающего зла через описание персонажа барона Харконнена. И хотя Император также представляет собой сторону зла в действии, во Вселенной Дюны барон Харконнен, которого можно считать злом во плоти, берет на себя роль дьявола. У такого представления о зле есть одновременно ментальный и физический аспекты. Барон Харконнен определенно не в себе. Его нестабильное психическое состояние и сексуальные отклонения, которые проявляли себя, когда он убивал своих жертв, придают его злу качество глубокой тревожности. И хотя бы поверхностно дополняет этот образ его физиологическое отличие – гротескно тучное тело. Мессия и его сны Против этой подоплеки Вселенной перед угрозой сил зла выступает Пол Атрейдес, сын герцога Лето Атрейдеса и леди Джессики, наследник герцогства Дома Атрейдес на планете Каладан. Прилежный ученик в плане физических навыков и интеллектуальных наук, он был большой гордостью своего отца. По сюжету «Дюны» Пол обладал тем, что мы можем назвать снами или видениями наяву. Религиозные образы пронизывали эти видения, служа предостережениями Полу о будущих бедах. В конечном счете они должны были раскрыть ему его истинное предназначение как человека, который сможет преодолеть эти бедствия. В попытке понять значение этих видений и их роль во Вселенной Дюны, мы можем обратиться к сказаниям из Ветхого Завета, в которых Бог говорит с избранными людьми и раскрывает им себя через сновидения. Множество людей в Библии, таких как Иосиф, Иаков, Моисей, Авраам, Мария и ее сестра Елисавета (мать Иоанна Крестителя), испытывали подобный пророческий опыт. Касательно образа Мессии, воплощенного в персонаже Пола Атрейдеса, можно подумать, что подобный опыт – это отсылка к образу Бога-отца, открывающему себя через пророческие видения Богу-сыну, предостерегая его о зле, которое тот должен победить. Показанная здесь библейская идея говорит о том, что через видения открывается божественная воля или природа, а если так, то они служат откровениями для верующих. В «Дюне» такие сновидения представлены в форме пробуждения духа. Это, вероятно, самый очевидный факт, открывающийся в повторяемом на протяжении фильма афоризме: спящий должен пробудиться. В этом отношении образ Бога-отца, говорящего с Богом-сыном, представлен в переносном значении в одной из ранних сцен эпопеи, когда герцог Лето Атрейдес в очень личном и отеческом порыве говорит своему сыну Полу, что «человеку нужны испытания… Без изменений что-то засыпает внутри нас… Спящий должен пробудиться». Скрытый в словах Герцога смысл, который видел Пол и в своих снах тоже, значил, что кто-то должен очнуться ото сна, глубоко изменившись и став духовно сильнее. Как проясняет фильм, приход Мессии был давним пророчеством во Вселенной Дюны. Во вступительном монологе принцессы Ирулан говорится: «Фримены давно знали о пророчестве, что придет человек, и поведет их к истинной свободе». Эти сны наяву предвещают нам качества, которыми будет обладать Мессия, и которые Пол в будущем проявит как человек, ведущий фрименов к свободе. Проблема зла Представленное в «Дюне» духовное и религиозное не ограничивается видениями Пола. В начале фильма, опять же, в монологе принцессы Ирулан, мы узнаем, что «Пряность продлевает жизнь, Пряность расширяет сознание». По ходу всего сюжета главные персонажи демонстрируют веру в Бога и осведомленность о божественном присутствии. Возьмем, к примеру, религиозную веру, показанную в разговоре Дункана и Пола. Дункан сказал: «Да пребудет с тобой рука Господа», – а Пол ответил ему: «Да пребудет он со всеми нами, Дункан». Такие элементы религиозной веры, подкрепленные всемирным характером зла во Вселенной Дюны, поднимают философский вопрос о «проблеме зла», занимающий умы философов религии на протяжении тысячелетий. Философский вопрос о существовании зла подвергает сомнению веру в существование Бога. В иудохристианской традиции у Бога есть три определяющие черты. Первая – он считается всемогущим. Другими словами, обладает безграничной силой совершать то, что захочет. Если мы рассмотрим то, как это проявляется, к примеру, в снах, то увидим, что Бог может проследить за тем, чтобы люди, такие как Пол, действительно испытали эти видения и духовно пробудились в результате их воздействия. Вторая черта – Бог всеведущ, а это значит, что ему известно все. В таком случае он будет обладать знанием обо всем, включая знание о будущем, и у него есть сила давать людям пророческие послания через их сны. Третья черта – Бог всеблагой. Совершая только благие поступки, он не творит зла. Тем не менее зло существует в мире. Харконнены убивали людей ради личной выгоды; фримены жили в суровых и безжалостных условиях пустыни, создаваемых червями и песчаными бурями. Если Бог всемогущий, всезнающий и всеблагой, то почему в мире существуют зло, боль и страдания? Почему Бог позволяет им существовать? Некоторые философы считают, что эта проблема зла бросает серьезную тень или вовсе опровергает существование Бога. Они считают, что идея якобы всеблагого Бога, который тем не менее позволяет злу существовать, несмотря на все свое безграничное могущество и возможность его предотвратить, оказывается несостоятельной. Мы можем отнестись к этому, как к логической проблеме вопроса о зле. Нарушение логики в том, что иудохристианское представление о Боге попросту несовместимо с представлением о зле и страдании. Так как они, несомненно, присутствуют в мире, то разрешение логического нарушения может прийти к простой мысли об отрицании существования Бога. Однако некоторые используют свободу человека для защиты религиозной веры в существование Бога. Как мы увидим, тема свободы, в зависимости от проблемы зла, поднимает интересные вопросы в отношении действующих злых сил во Вселенной Дюны. Возможно, самым известным ответом на проблемы зла является концепция «защиты свободы воли». «Дюна» дает альтернативный, основанный на свободе, ответ на вопрос о проблеме зла, в котором из зла проявляется добродетель и определяется в противопоставлении ему. Защита свободы воли Аргументы, с помощью которых философия пытается решить проблему зла, известны как теодицеи. «Защита свободы воли» – одна из самых известных теодицей против проблемы существования зла. Широко описанный постулат говорит, что Бог создал людей свободными, предположительно потому, что он считал, что для них это будет большим преимуществом, чем быть ограниченными несвободой (и, возможно, еще как испытание человеческой веры). Впоследствии люди принесли зло в мир посредством своих свободных действий. Согласно этой точке зрения, Бог не в ответе за зло в мире, в котором обвиняют его, а не людей, и поэтому верующие спорят, что проблема зла не является достойным вызовом существованию Бога. Таким образом, когда барон Харконнен по своей свободной воле убивает герцога Лето, совращает юношей и выжимает из Арракиса свою долю Пряности, Бог не ответственен за его действия. Несмотря на первоначальную благовидность этой точки зрения, многие философы доказывают, что у такого оправдания есть серьезные недостатки. Например, мы можем задаться вопросом, есть ли у Бога хоть одна веская причина не создавать людей таким образом, чтобы они имели свободную волю и всегда творили лишь добро. В конечном счете иудохристианский Бог предположительно всемогущ, так почему для него должно быть невозможным создать людей, свободных творить добро? Почему он не может создать мир, в котором живут лишь люди, похожие на герцога Лето и Пола Атрейдеса, а не на барона Харконнена и Фейд-Рауту? Возможно, кто-то может не согласиться, что это была бы истинная свобода воли, но все еще кажется возможным говорить о том, что люди могли бы свободно выбирать из ряда добрых дел. Как пишет австралийский философ Джон Маки: «Если нет логической невозможности в свободном выборе человеком добра в одном или нескольких случаях, то нет логической невозможности в его свободном выборе добра при любом случае. Тогда перед Богом не стоял выбор сотворить невинную машину или существ, которые в своей свободной воле иногда могли бы ошибаться: для него была открыта очевидно лучшая возможность создать существо, которое действовало бы свободно, но всегда бы поступало правильно. Несомненно, его отказ воспользоваться этой возможностью несопоставим с его всемогущим и всеблагим бытием». Очевидно, можно высказать более важное возражение в защиту свободы воли, если мы будем различать два вида зла, существующих в мире: нравственное зло, с одной стороны, и природное зло с другой. Мы можем сказать, что нравственное зло создано людьми или другими обладателями морали. Фейд-Раута отравил свой клинок и убил гладиатора Атрейдесов. В противоположность этому природное зло происходит от сил природы. Червь слышит пескоход с Пряностью и атакует его, проглатывая Пряность, мужчин, женщин и машину, одновременно. Такое различие возражает против защиты свободы воли. Возьмем пример с песчаным червем, уничтожающим транспорт с Пряностью. Если мы будем придерживаться указанного разграничения между нравственным и природным злом, мы сможем сказать, что это зло было вызвано не конкретным человеком, а силами природы. Кажется сложным представить, чтобы свободная воля одного или нескольких человек могла нанести такой вред. По-видимому, Бог должен был быть причиной хотя бы какого-то зла в этом мире. Религиозные философы стремились ответить на это возражение. Кто-то вспоминал про «падших ангелов», чтобы объяснить природное зло. Так что, хотя мы можем апеллировать к тому, что природное зло не происходит из человеческой свободной воли, оно может происходить из свободной воли таких падших ангелов. Однако существует проблема, состоящая в том, что для достижения желаемого результата – доказательства существования Бога, религиозные философы полагаются на существование другой, столь же необъяснимой формы сверхъестественной сущности. Другими философами на стороне защиты свободы воли был дан потенциально более правдоподобный ответ. Они заявляли, что природное зло в конечном счете – результат человеческой свободной воли, потому что, будучи свободными, люди исказили естественный порядок вещей из-за продолжающихся грехопадений. Они приводили такие примеры, как глобальное потепление. Подобный аргумент говорит о том, что человек не бережет окружающую среду, а это объясняет, почему существует природное зло. В «Дюне» Дэвида Линча приводится другой ответ. По-видимому, нам предлагается образное выражение, чем-то похожее на обращение вспять роли человека в защите свободы воли. В «Дюне» свобода восстает против всеобъемлющего зла. Мы видим народ, который был порабощен злом и впоследствии был от него освобожден. Такое зло мы можем рассматривать как способ определения добродетели.