— Что ты хочешь? — Чтобы вы сели в машину! — указал Дирижер. Пленники подчинились. Беридзе сел за руль, рядом племянник. Дирижер расположился сзади и направил ствол на водителя. — Теперь заводите. Поедем в горы, на то самое место. Георгий покажет. Беридзе завел двигатель, но прежде чем тронуться спросил: — Зачем? — Испытаем судьбу. Если пьяный водитель не справится с управлением на крутом повороте, это мало кого удивит. — Ты сумасшедший. — Если так называют человека, которому нечего терять, то я согласен. Ворота открыты, поехали. Ну! — Дирижер угрожающе поднял ружье. «Волга» выехала из гаража. Автомобилю наперерез выбежала Лия и загородила дорогу, расставив руки: — Нет! Она заметила, как вооруженный Санат увел отца с Георгием в гараж. Минуту подумала и всё поняла. — Лия, пропусти нас, — попросил Дирижер. — Нет! Ты нужен мне и папа тоже. Будущему ребенку нужен отец. И дедушка. Простите друг друга. Из дома на шум вышли женщины. Дирижер опустил ружье. Георгий воспользовался случаем, выскочил из машины и убежал со двора. Из глаз Лии катились крупные слезы. Она умоляла: — Санат, мы должны жить. Должны выступать. Должны растить нашего ребенка. А то, что ты задумал, перечеркнет наши планы. У Дирижера защемило сердце. Он бросил ружье под сиденье, вышел из автомобиля и обнял разрыдавшуюся девушку. — Я люблю тебя. Мы будем вместе, — прошептал он. Она плакала, склонив голову ему на плечо. За спиной раздался окрик: — Лия, брось его. Отойди! Беридзе уже пришел в себя, вооружился охотничьим ружьем и целился в Шаманова. Дирижер смотрел на направленный в него ствол и корил себя, что допустил слабость. Лия стояла между отцом и другом. — Нет! Нет, папа! — взывала она к разуму отца. — Позвони в милицию. Или я его пристрелю! — Убери ружье, папа! Санат же тебя отпустил. — Он угрожал мне. Хотел убить меня и Георгия. Нана, оттащи дочь! — крикнул Беридзе жене. Нана Ревазовна бросилась к Лие, дернула ее на себя, попыталась увести. Дирижер не удерживал девушку и остался беззащитным. Он мог бы попытаться уложить противника силой своего голоса и, возможно, даже успел бы, если бы действовал с первой секунды. Сейчас было поздно. Санат стоял в центре двора, до спасительных ворот десяток метров, а до вооруженного противника не больше четырех. Пуля догонит его, да и спасаться бегством он не хотел. И Дирижер пошел грудью на стволы. — Стой! — приказал Беридзе. Дирижер двигался вперед. Беридзе отступил, предупреждая: — Стой! Буду стрелять! Дирижер молчал. Его голос мог многое. Он не раз успокаивал драчунов в ресторане или добивался снисхождения от самой злобной канцелярской мымры, меняя голос в зависимости от обстановки. Сейчас он не использовал ни силу убеждения, ни жалобную просьбу, он просто шел вперед навстречу своей судьбе. Шаг. Еще один шаг. Следующий может стать последним. Лия вырвалась из рук матери и бросилась в ноги отца. В ту же секунду палец Беридзе надавил на курок. Щелкнул боек. Лия закричала. Искаженные ужасом лица женщин словно уже видели трагедию. Но выстрела не последовало. Беридзе удивленно смотрел на стоявшего перед ним Шаманова. Дирижер достал из кармана патроны и бросил их под ноги противнику. В Беридзе что-то надломилось, он опустил ствол. Санат поднял Лию, прижал к себе и повторил: — Мы будем вместе. Я вернусь, осталось недолго. Он передал плачущую девушку в объятия матери и вышел со двора. Дирижер удалялся от любимой женщины, но еще долго слышал ее скорбный незатихающий плач. Глава 57 К середине октября последние туристы-дикари покинули южный город и на диком пляже Дирижер ночевал один. В наследство от безалаберной молодежи ему досталась старая палатка, нехитрая утварь для приготовления пищи и кое-какие запасы еды. В эту ночь он долго сидел у догорающего костра, тыкал в огонь палкой и наблюдал, как раскаленные искры взлетают в черное небо. В первые секунды крохотные искры соперничали по яркости с небесными звездами, а затем исчезали в небытие. Костер окончательно потух, ночное небо придавило темным подбрюшьем пляж, в море поблескивали капли лунных слез. Шорох размеренных волн убаюкал бы любого, но Дирижер не мог спать. Он поднял взор к самой яркой звезде и завыл. Вытянутое горло и приоткрытые губы извергали тонкий и тихий вой, созвучный его настроению. Так он с детства звал сестру-двойняшку, и вторая половинка его души всегда откликалась, даже если их разделяли стены, преграды или сотни метров. Окружающее пространство становилось прозрачным для их слуха, всё лишнее исчезало, и они разговаривали. Теперь он остался один, сестра не могла откликнуться, но Дирижер взывал и взывал к ней, пока не рухнул от бессилия. Сана явилась к нему во сне, что-то говорила, но к своему ужасу он ее не слышал. Проснувшись, он не сразу увидел отблески солнца на море. Перед его взором плавал солнечный облик сестры с кровавыми ранами на голове от удара кастета. Последующие три дня Дирижер прослушивал СТО «Южная», дом Беридзе и другие места, где раньше бывал Георгий Давиташвили. Никаких звуковых следов убийцы родной сестры он не зафиксировал. Из подслушанного телефонного разговора Отара Гурамовича с родственниками Дирижер узнал, что Георгий испугался мести и улетел в Москву. Значит, и его путь лежит туда. Дирижер добрался в столицу поездом. Несколько дней поисков убийцы привели его на стадион «Лужники», где 20 октября 1982 года футбольный «Спартак» играл важный матч с голландцами. Многочасовая сосредоточенность на пределе возможного — и он услышал среди тысяч глоток болельщиков единственную цель — голос убийцы. Георгий Давиташвили присутствовал на стадионе. Чтобы лучше слышать, Дирижер вынужден был обнажить на морозе грудь. Он промерз, почувствовал озноб и поднимающуюся температуру. Настой шиповника из термоса придал ему силы для решающей звуковой атаки. Он устроил на скользких ступенях стадиона смертельную давку, но в этот момент уже плохо контролировал себя. На выходе с футбольной арены началась паника. Народ поскальзывался, падал, но упорно стремился вперед, давя друг друга. Хрустели ребра, глаза вылезали из орбит, сдавленные люди не могли вздохнуть и умирали от удушья на свежем морозном воздухе. Дирижер мог посчитать погибших по числу остановившихся сердцебиений, но прислушивался лишь к одному сердечному ритму — сердцу кровного врага. Убийца сестры хоть и упал одним из первых и не в силах был подняться, но оставался жив. И Дирижер продолжил нагнетать страх, гнать толпу к эпицентру свалки. Все оставшиеся силы он направил на то, чтобы расправиться с левшой, намеренно убившем его сестру ударом кастета в голову. Тогда хрустнули ее кости, сейчас убийца должен испытать то же самое на себе. Дирижер ждал этот звук и наконец услышал. Обезумевшие люди раздавили убийце грудь, сломанные ребра пробили легкие, Георгий Давиташвили задохнулся кровью и испустил дух. Санат бессильно опустился на бордюр. Он отомстил, закончил дирижировать. Но паника на стадионе продолжалась. Неожиданно футбольная арена взревела от восторга. «Спартак» в добавленное время забил второй гол. Уходившие с трибун, остановились. Те, кто отошел недалеко, вернулись на арену. Болельщики криками радости приветствовали любимую команду, а тем временем на роковой лестнице выли от боли, стонали, задыхались и безмолвствовали сотни тел. Остатки сил покидали Дирижера, слух отказывал ему. Враг повержен, игра закончилась, и радостная толпа вновь ринулась со стадиона на скользкую бетонную лестницу. «Хватит! Стойте! Остановитесь!» — хотелось крикнуть Дирижеру, но из его груди вырвался лишь тихий хрип. Он пошел к лестнице, сделал несколько неуверенных шагов, размахивая руками — остановитесь! Кто-то с диким взглядом в разорванной одежде вырвался из давки и сбил его с ног. Санат упал у подножия лестницы и последнее, что слышал — хруст раздавленного в сумке термоса. В его глазах помутнело, грудь охватил жар, тело заколотилось от озноба, и он потерял сознание. Глава 58 Очнулся Санат Шаманов на больничной койке. Сначала он услышал голоса медсестер, позвякивание шприцев в стальных лотках, хруст вскрываемых ампул и мужские стоны. Затем открыл глаза и увидел белый потолок с рядами люминесцентных светильников. Санат пошевелил руками, ногами, боли не почувствовал, дотронулся до лица и скривился. Кажется, на щеке огромный синяк. Он приподнял голову. На соседних кроватях лежали замотанные в бинты больные. — Пить, — попросил Санат и закашлялся. Его заметили. Медсестра подсунула ко рту трубочку, через которую можно было всасывать воду. Он пил, но не чувствовал насыщения, вода словно испарялась в жарком теле. — Товарищ полковник, еще один пришел в себя, — доложила медсестра кому-то в коридоре. К Санату подошел худощавый седовласый мужчина в накинутом на костюм медицинском халате. Мужчина придвинул стул и сел в изголовье кровати. — Как тебя зовут? — спросил человек в штатском, мало похожий на врача.