Омару очень хотелось успокоить Карима и перевести разговор на другое. Но Карим не успокаивался. — Срастется-то, может, и срастется… Но почему он не пришел и не сказал тебе, что сломал, этот осел? Объяснил бы, что нечаянно все вышло. А то сломал — и молчит. Совести нет! Но я все равно его найду. Не сомневайся! Омару стало стыдно. Он спросил первое, что пришло ему в голову: — А груши как, созрели, да? «Может, ему рассказать про сон, — подумал Омар. — Хотя нет, не стоит. Слишком многое объяснять тогда придется». — Спи подольше! — засмеялся Карим. — Как только они созреют, первым тебя разбужу. «Еще неизвестно, кто из нас первым найдет спелую грушу», — подумал Омар, но вслух ничего не сказал. Ему хотелось, чтобы Карим поскорее ушел… Карим ушел, но лучше Омару не стало. Надо же, как неудачно начался новый день. Принесло этого Карима. И что он к нему пристал с веткой! В конце концов это их дерево! Мог бы и не беспокоиться. Все равно он найдет виноватого! Шерлок Холмс какой!.. А может, пойти к дедушке и про все-все ему рассказать? И тогда, наверное, станет спокойнее. Омар быстренько оделся, вышел в соседнюю комнату и прошел по лестнице во двор. Дедушки не было дома. Веселый рыжий котенок бросился под ноги Омару, предлагая поиграть. Нет, сейчас ему не до котенка. Он отшвырнул его ногой. Котенок мяукнул и исчез. Во дворе бабушка сметала в кучу мусор. — Не глотай зря пыль, внучек. Посиди пока дома. Я сейчас. Приду и накормлю тебя вкусненьким. — А где дедушка? — На годекан ушел. Соображает, чему день посвятить. Кому он еще помочь не успел. — Ну, так и я на годекан. Я быстро! На годекане собралось несколько стариков. Дедушка стоял спиной к Омару и что-то рассказывал. Омар понял, что сюда он пришел напрасно. Не станет же он признаваться в своих грехах в присутствии почтенных людей аула. Это было бы неприятно не только ему, но и дедушке. Вот-вот! Не может же он не думать о своем дедушке! И Омар издали, не подходя к годекану, свернул в сторону, словно он и не собирался идти сюда. На узкой улочке, зажатой с обеих сторон саклями, из-за угла неожиданно выскочила Синичка. Она едва не налетела на Омара. — Ой, там соседский козленок. Во-от с такими рогами. — Она показала над головой что-то огромное и замысловатое и сама же рассмеялась: — Такая уж я трусиха! Ничего не могу с собой поделать! Омар растерялся, не зная, что ей ответить. — А ты куда? — спросила девочка, опасливо поглядывая по сторонам. — Я? Я хотел… — Нет, Омар совершенно не знал, о чем он сейчас может говорить с Синичкой. Надо уж или честно про все рассказать или… — Меня бабушка ждет, — глупо пробормотал он и бросился со всех ног домой. Бабушка действительно ждала его. Нельзя сказать, что он обманул Синичку. Но если быть до конца честным… При виде Омара котенок взлетел на подоконник и выскочил в окно. Бабушка обрадовалась Омару. У нее уже был накрыт стол: на блюдечке лежали сваренные всмятку яйца, отпотевал после погреба горшочек с кислым молоком, на тарелке белел крупно разрезанный овечий сыр. Румяные булочки благоухали на всю комнату. — Кушай, внучек, кушай! Нет, Омар не мог есть. — Что с тобой, мой соколенок? Я же вижу… Ты не заболел? А может, тебя что-то беспокоит? Скажи мне. — И бабушка прижала шершавую ладонь к его лбу. Омар глубоко вздохнул. Сейчас он, кажется решится. Но противный липкий страх стал подниматься из каких-то его глубин: бабушка, человек всеми уважаемый, сейчас узнает, что ее внук совсем не такой, как ей кажется. Он уже и здесь успел… После каждого бабушкиного вопроса Омар все ниже и ниже опускал голову. Очень хотелось быть хорошим… Оставалось полшага ДОМА Сабур открыл ключом входную дверь и услышал веселый голос матери: — Ты, сынок? — Это Сабур, — шутливо отозвался он, хотя обычно ему не нравилось, когда мама переходила с ним на какой-то детский язык: «сынок, мальчик, милый!» Он давно уже не ребенок! В прихожую навстречу ему вышел отец. Улыбнулся, шевельнув прокуренными рыжими усами. — Ну как, порядок? Сабур неторопливо вытащил из внутреннего кармана пиджака только что полученный новенький паспорт и протянул отцу. Султа́н перелистал странички паспорта и серьезно, по-взрослому пожал сыну руку. Это совсем иное дело — настоящее мужское рукопожатие… Отец не любит громких слов. Доволен, скажем, Сабуром — улыбнется ему, похлопает по плечу. И они отлично поймут друг друга. Сабур не помнит случая, чтобы, даже в детстве, отец был с ним снисходительным. Он всегда относился к сыну уважительно, как к человеку, во всем себе равному. Сабур не спеша умылся и отправился переодеваться. Синюю школьную форму он сменил на джинсы и полосатый свитер. В это время мама позвала к себе на кухню. «Ну, вот, — скис Сабур, — сейчас скажет, чтобы в половине десятого был дома. И почему именно в половине, а не без десяти десять, например?» В кухню он вошел нахохленный, готовый буркнуть обычное: «Знаю, знаю, знаю…» Но мама только улыбнулась и сунула ему что-то в руку. Сабур посмотрел — три рубля. Это означало, что у отца сегодня получка. В такие дни мама давала ему рубль или два, смотря что получал отец, только зарплату или еще и премиальные. Ну, а нынешняя щедрость, видно, в честь паспорта. Сабур благодарно улыбнулся матери. Только почему она дает ему деньги тайно? Как будто отец станет возражать. Ничего подобного, Сабур и не сомневается в этом. Мама обняла его за плечи и подтолкнула к дверям стоповой. Отец уже сидел за столом, покручивая усы. На веселой зеленой клеенке стояли три тарелки с хинка́лами — тоненькими квадратиками вареного теста, залитыми приправой из кислого молока, чеснока и орехов. А посередине стола на эмалированном подносе ароматно дымились куски вареной баранины. — Бисмилла-а-хи[10], — шутливо сказал Султан. Он положил себе на тарелку кусок мяса с большой мозговой костью, наколол на вилку хинкал и с откровенным удовольствием принялся за еду. Мать с улыбкой глядела на мужа и сына. — А ты почему не ешь? — поднял голову Султан. — Жду, когда ты к хинкалу вина попросишь. — Вина? Вах, у нас сегодня и вино есть? — Отец старался казаться удивленным. — Мои премиальные или паспорт Сабура отмечать будем? Насиба́, довольная произведенным впечатлением, отправилась на кухню и принесла бутылку «Ркацители». Бутылку она держала за горлышко высоко и бережно, точно букет цветов. Заходящие лучи солнца вспыхнули в бутылке зелено-голубым пламенем — таким в тихий погожий день бывает Каспий. Из буфета мать достала тонкие хрустальные фужеры. Сабур отчетливо представил себе, как все будет дальше. Осушив фужер, отец поднимет на маму глаза, и она чуть коснется губами рюмки. «Могла бы немного и выпить», — ворчливо заметит отец, но в голосе его почувствуется одобрение. «Забавные у меня родители, — подумал Сабур. — Мне здорово повезло. Впрочем, и сын у них не худший!» Отец поднял фужер, посмотрел в глаза Сабуру и сказал: — Ну, сын, за тебя! Будь человеком, это — главное. Остальное приложится. Он улыбнулся Сабуру и обернулся к жене: — А ты почему молчишь? Ничего не хочешь сказать сыну?