– На себя посмотри. Заглядывал бы хоть изредка в учебники, гладишь, и научился бы чему-нибудь, кроме как пиво хлестать вверх тормашками, – съязвила она. – Это фишка белых, – усмехнулся Адам. – А я ценитель крафтового пива. – Ты наполовину белый, – заметила Краш. Адам смерил ее взглядом. – Ладно, это фишка чисто белых, которым невтерпёж доказать свою крутость другим чисто белым. Так лучше? – Пожалуй, ничего умнее я от тебя в жизни не слышала. Конечно, могут быть проблемы из-за штаммов, устойчивых к антибиотикам, – нахмурилась Краш. Она действительно всегда читала информационные сводки на сайте ВОЗ, однажды даже просидела за этим занятием целых полдня. – Вполне возможно, что эти лекарства никак не помогут. И, конечно, мне хотелось бы представлять длительность курса лечения в зависимости от состояния. Часто бывает, что самочувствие улучшается почти сразу, но нужно продолжать принимать лекарство еще несколько дней для пущей уверенности, чтобы не допустить возобновления болезни. – Значит, антибиотики нам не помогут? Ты уж определись как-нибудь, Краш, – сказал Адам. – Возьми-ка вот эти, – ответила Краш, вручая ему несколько коробочек. Пожалуй, лучше перестраховаться. Если кто-то подхватит устойчивый к антибиотикам штамм стрептококка или воспаление легких, выбор всё равно будет невелик. Врачи в больнице наверняка что-нибудь придумали бы, но где же их теперь найдешь. Себе в рюкзак она сложила полдюжины пачек и три флакона амоксициллина. Осталось еще несколько коробок, и Краш задумалась, не забрать ли их все. Если что-то случится и кто-то из них заболеет… невозможно предугадать, что им понадобится, но потом она представила, что какой-нибудь одинокий больной бедолага, вроде нее, может добраться до этой заброшенной аптеки в отчаянной надежде разжиться парой пачек антибиотиков, и всё забирать не стала – пусть достанутся тому, кому нужнее. Адам выпрямился. – Схожу-ка я конфет наберу. Краш пожала плечами. – Валяй, только в дорогу лучше брать что-нибудь покалорийней. – А мне не в дорогу. Просто конфет захотелось, а там их вон какая куча. Краш хоть и была сладкоежкой, но терпеть не могла всякую дрянь, напичканную химикатами с жуткими названиями, наполнителями и загустителями, от которых у нее срабатывал тревожный звоночек, предупреждающий об опасности для здоровья. Подхватить вирус совсем не хотелось, а уж заболеть раком и подавно. Может, эти искусственные красители считаются абсолютно безвредными, но ведь когда-то и про краски для обоев, в составе которых был мышьяк, думали так же, и ничего хорошего из этого не вышло. И всё-таки отправилась вслед за братом – мало ли, может, там попадется что-нибудь полезное. – Эти мародёры хоть что-нибудь забрали или просто смели на пол всё, что лежало на полках? – Деньги взяли и пиво, – Адам показал на высокие холодильники вдоль стены, которые обычно были заставлены упаковками напитков. – И правда. А я и не заметила. – Великая и могучая Краш чего-то не заметила? – притворно изумился Адам, хватаясь за сердце, как при инфаркте. – Ну ты остряк. Ха-ха три раза, – съязвила Краш. И вдруг раздался звук, от которого оба вздрогнули и обернулись ко входу. У самой стеклянной двери, уцелевшей лишь потому, что вандалы решили взломать замок монтировкой, а не разбить ее вдребезги, как в спортивном магазине, стояла женщина. Она навалилась на дверь обеими руками с тем самым звуком, что так напугал Краш с Адамом, но чтобы ее распахнуть, сил уже не хватило. Женщина была похожа на полиэтиленовый пакет, трепещущий на ветру, словно в теле не осталось костей, а мышцы держались непонятно на чём просто по привычке. Она, по-видимому, уже не понимала, где находится и что происходит, просто уставилась в пространство невидящими широко распахнутыми глазами. Босая, в черных лосинах и зеленой толстовке, с немытыми каштановыми волосами, жидкими прядями облепившими бледное как полотно лицо. А изо рта и носа у нее хлестала кровь. Не просто медленно сочилась тонкой бурой струйкой, а извергалась жутким, невероятно мощным красным потоком. «Откуда взялось столько крови? – думала Краш. – Разве она может так хлестать? И почему ни один из тех дикторов с постными рожами ни разу не обмолвился об этом в новостях?» Они рассказывали только про кашель, от которого пострадавшие в конце концов умирали. Краш представляла какой-то неудержимый надрывный кашель нового типа, против которого не помогали прививки, но такого даже вообразить не могла – кровь рекой и бессмысленные, как у зомби, глаза. – Ни фига себе, прямо Эбола какая-то, – ахнул Адам, подходя поближе к сестре. – Нет, Эбола не передается по воздуху, – возразила Краш. – Да ладно, ты же как-то читала одну книжку про Эболу, про то, как кровь начинает хлестать изо всех щелей. Столько жутких подробностей, что мне потом кусок в горло не лез, – напомнил Адам, показывая на женщину с окровавленным лицом. – Разве это не то же самое? – Эбола не передается воздушно-капельным путем, – повторила Краш. Она зациклилась на этом утверждении, на сообщениях о смертоносном кашле. У лихорадки Эбола инкубационный период гораздо дольше, а первые симптомы напоминают грипп, никакого кашля. А вот о крови никаких сообщений не было. Если у всех больных начинается такое кровотечение, почему врачи об этом не предупредили? Пусть даже СМИ решили бы скрыть эту информацию, чтобы не сеять панику, всё равно кто-нибудь выложил бы на «Ютьюб», написал в «Фейсбук» или еще куда. Не может быть, чтобы такое никто не снял телефоном. А вдруг это какой-то новый штамм, появившийся уже после того, как отключилось электричество, интернет и телефоны? Или на самом деле глобальный сговор властей, скрывающих всю правду о происходящем, только неужели такое осуществимо? Невозможно заткнуть рот миллионам пострадавших, да еще по всему миру. Ты, конечно, параноик, но не настолько же. Женщина снова зашлась кашлем, брызги полетели на дверь, и Краш с Адамом невольно отшатнулись, несмотря на маски и стекло между ними и больной. Кровавые сгустки разлетались у нее изо рта, прилипая к стеклу. Похоже, остановиться она уже не могла, этот Кашель зарождался где-то в животе, на уровне диафрагмы, и от него она сотрясалась всем телом, изгибаясь то назад, то вперед, брызжа кровью с каждым вздохом. – Прямо картина какого-то чокнутого модерниста, – прошептал Адам. – Вот уж не знала, что ты в искусстве разбираешься, – машинально отозвалась Краш. На самом деле ей было не до Адама или искусства, все мысли занимал этот надрывный кашель, лихорадка Эбола и противоречия между сообщениями о симптомах болезни и действительностью. Стекло всё сильнее покрывалось брызгами и запотевало от источаемых миазмов, постепенно скрывая из виду лицо женщины. Мама с папой присоединились к детям, и они все вместе уставились на нее, не в силах оторваться от этого жуткого зрелища. Краш встряхнула головой, отгоняя наваждение, охватившее ее при виде ярко-красной крови, стекающей по мертвенно-бледному лицу женщины. Мысли всё вертелись вокруг этой загадки в попытках разобраться, почему именно об этом симптоме ничего не сообщалось. Глупость, конечно, ведь чем дольше они оставались в аптеке, тем больше шансов было подхватить заразу, несмотря на маски. (Кое-кто уже заразился). «Это ещё не точно», – подумала Краш. – Надо выбираться отсюда. А там выходить нельзя, – сказала она, указав на входную дверь. – А вдруг у черного хода нас поджидает целая толпа таких же зараженных? – заметил Адам. – Они же не зомби, хоть и немного похожи. Вряд ли люди соберутся толпой, чтобы нам лица обглодать, – ответила Краш. – У нее такой вид, словно того и гляди вцепится, – неуверенно заметил Адам. – Да она на ногах еле держится, – сказала мама. – Не уверена, но кажется, это Кейти Нолан, у которой несколько лет назад двойня родилась. Что же стало с девочками? Краш ужаснулась при мысли об истекающих кровью малышках, задыхающихся от кашля, и отогнала это видение подальше, в тот самый закуток сознания, где засела мысль о том, что мама заболела и ее ожидает та же участь. С мамой случится то же самое: скоро и она начнет плеваться сгустками крови, как та женщина с остекленевшими глазами, и взгляд ее будет уже не мамин, и не с кем будет пререкаться, и некому называть ее Делией (не смей об этом думать). – К зараженным лучше не приближаться даже в масках, – заявила Краш. – Давайте искать черный ход, посмотрим, может, там безопасней. – А сигнализация не сработает? – засомневался Адам. – Так электричества же нет, – напомнила Краш, едва сдержавшись, чтобы не добавить «балда». Чем он вообще в колледже занимался? – И вообще, какая разница, за конфеты нас никто не арестует. Адам взглянул на пакетики с конфетами неестественного ядовито-красного цвета, как кровь, хлеставшая у женщины, похожей на Кейти Нолан, скривился и бросил их на пол. Краш жестами поторопила остальных, мол, пора двигаться к черному ходу, сама не зная, с чего вдруг раскомандовалась, но все словно остолбенели при первой встрече лицом к лицу с больным человеком. Как-то нелегко было поворачиваться спиной к женщине, буквально выплевывающей собственные внутренности на стекло аптечной двери. Даже понимая, что ей уже ничем не поможешь, только рискуешь заразиться, Краш ощущала смутную неловкость. Ведь люди должны друг другу помогать, особенно перед грядущим концом света. На обратном пути до машины они никого больше не встретили. В маленьком городке стояла такая тишина, что до них всю дорогу доносился захлебывающийся кашель женщины, похожей на Кейти Нолан. Даже после того как все забрались внутрь, и машина рванула с места, в ушах еще долго звучал этот надрывный, непрерывный, бесконечный кашель. А наутро опасения Краш подтвердились – закашляла мама. * * * К намеченному дню похода кашель у мамы усилился, хоть и не до такой степени, как у Похожей на Кейти Нолан, корчащейся на пороге аптеки. Не было и признаков кровотечения, так что оставалась надежда на то, что у той женщины был какой-то особый случай, к тому же это объясняло, почему об этом никто не упоминал. (Краш любила до всего докопаться, понять и разложить по полочкам). Краш понимала, что отец тянул с уходом еще и из-за маминого кашля. Он с самого начала не был уверен, что она осилит путешествие, хоть и не говорил об этом вслух, но всё было понятно по тому, как он поглядывал на маму, а с тех пор, как начался кашель, еще больше утвердился в своих сомнениях. Выход намечался на рассвете, чтобы в первый день продвинуться как можно дальше, но на часах было уже полдесятого, а об отправлении еще и речи не было. Она уже сомневалась, что они вообще выйдут из дома. Пока больше ни у кого симптомов заражения не появилось, хотя Краш подозревала, что следом заразится папа. Может, и Адам тоже подхватит вирус. В своих предположениях она, как правило, исключала такую возможность для себя. При всей нелепости такой самоуверенности ей почему-то казалось, что даже теперь, когда смертельный вирус поселился у них дома, она всё равно не заразится, останется последней выжившей в этой бойне, прямо как в фильмах ужасов.