– Ну ты и растеряха! – корит ее утром Жорж. – Тут же потерять обручальное кольцо – вот как, оказывается, ты ценишь мою любовь! Она не рассказала ему, куда подевалось кольцо, умолчала и о человечке, и о сделке. Жорж так обрадовался новому золоту, что у нее не хватило духу его разочаровать. – А я-то задумал такую роскошную свадьбу! Белые лошади, белая карета, фуршет на тысячу гостей… – Правда? – А как же! Но все это, разумеется, обойдется недешево. Я бы и рад сказать: довольно. Но не могу. Поверь, я искренне хочу на тебе жениться. Но сама понимаешь: только если ты… – Нет! – Еще один разочек! – Нет-нет! – Ради меня, милая. Да что там, ради нас! Ради нашего счастья. Оно в твоих руках, совсем близко. Ты ведь тоже хочешь выйти за меня замуж, жить долго и счастливо, и тому подобное? Да, хочет. Но она совсем-совсем-совсем не хочет провести еще одну ночь в темноте с тем человечком. Двадцать тюков – этого хватит навсегда. Жорж поклялся могилой матери. Она ведь верит своему суженому, не правда ли? Она закивала: конечно. Но заглянула ему в глаза – и засомневалась. А хватит ли? Он подарил ей новое кольцо. К счастью, поскромнее – не жалко будет снова его лишиться. Но следующей ночью в подземелье, когда она протянула кольцо человечку, тот разразился смехом. – Так мы не договаривались, девочка. Дешевая подделка мне не нужна, благодарю покорно. – Но что тогда?.. – О, я что-нибудь придумаю. Поразмышляю за работой, хорошо? Потом дам ответ. Он уже уселся, она уже перекинула через руку его пиджак. – Но ведь тогда… – Тогда тебе придется согласиться, это ты понимаешь. Его ручонки стремительно обрабатывают один тюк за другим, а из прически не выбивается ни волоска, на рубашке не появляется ни единой складки. Он жмет ножкой на педаль, и колесо вертится так быстро, так быстро… – Мне хочется… Мне хочется… Чего бы такого захотеть? – напевает он себе под нос. – Хм… это? Или нет, то? Хм… того… или нет, этого? Что бы такое выбрать, какой подарочек?.. Она сидит и смотрит, ежась от холода. Чем ей придется расплачиваться? Своей шикарной свадьбой, вуалью, бриллиантовой диадемой, которую ей пообещал Жорж? – Ага! – вскрикивает человечек, управившись с половиной тюков. – Знаю! Конечно! Я выбираю… твоего ребенка. – Моего… чего? – Твоего младенца. Твоего первенца. Она удивленно смеется. – Нет у меня никакого младенца! – Знаю. И, может, никогда не будет, тут уж я бессилен. Но если младенец появится… он мой. Ой, ну и что с того, думает девочка. Когда еще это случится! Если вообще случится. Такое трудно себе представить. Ее грезы всегда заканчиваются смутно: за роскошной свадьбой следует «долго и счастливо». За свадьбой – которая теперь состоится. Какое облегчение! Ну а если этот ребенок когда-нибудь и появится, думает она, я просто не стану слишком сильно его любить. Ничего сложного. И до этого еще дожить надо. Ночь пролетает незаметно, и последующие восхитительные дни и недели тоже. Ребенок И как она теперь? Счастлива? Вполне. Но длится счастье недолго. Не успела она оглянуться, как забеременела. Не успела опомниться, как округлилась и потяжелела. Король ждет не дождется появления сына и наследника. – Хотя дети… они, знаешь ли, стоят недешево, – говорит он. – Ты бы садилась за прялку время от времени, а, милая? – Ты ведь обещал, что двадцати тюков хватит, – напоминает она. – Навсегда. – Да-да, конечно. Но ты все же попробуй, по чуть-чуть, каждый день, – бормочет Жорж. – На всякий случай. Ребенок у нее в животе растет, а с ним растет и тайна. Она омрачает все, даже ее счастье – больше, чем девочка ожидала. Отец то и дело наведывается во дворец. Он доволен и горд: ведь его дочерью все так довольны, так горды. Но она не улыбается. И никому не рассказывает почему. – И не пытайся понять, – советует королю тесть. – Женская душа – потемки. Рождается ребенок, девочка. Жорж слегка разочарован, но быстро приходит в себя. Ведь всегда можно попробовать еще раз. И тут же призывает кормилицу: он-то никогда ничего не делал сам, а потому и мысли не допускает, что мать захочет сама кормить своего ребенка. Кормилицу зовут Элин. – Так ты сможешь сосредоточиться на других вещах, милая, – говорит он жене. – Может, наведаешься в подвал? Попытаешься еще разочек? Она кивает, но в подвал не идет, а сидит целыми днями наверху и смотрит на дочь, на ее глазки, носик, нежно-золотистые кудри. «Больше мне ничего не нужно, – думает она. – Никогда». Потому что «не слишком сильно любить» не очень-то получается. Ей все время хочется быть рядом с малышкой, всегда держать ее на руках. О тайне она никому не говорит. Но каждый день чувствует приближение неизбежного. Хотя и надеется, что все обойдется, что, быть может, ей все это привиделось. Или что она как-нибудь наберется смелости и расскажет Жоржу. А тот вступится за нее: «Мою дочь? Отдать этакому уродцу? Да ни за что!» И отправит человечка в ссылку, или прикажет обезглавить, или разорвать надвое. Надо бы рассказать. Каждый день она собирается это сделать. Но молчит. Сидит у кроватки и смотрит на дочку, потом на дверь. И опять на дочку. Вот малышка уже поднимает головку, вот пробует что-нибудь ухватить, вот уже улыбается матери, которая не смеет улыбнуться в ответ. И тут дверь распахивается. – Чего испугалась? – спрашивает человечек. – Знала ведь, что приду. А слово я держу, девочка. Человечек протягивает руки. Он даже розовую дорожную люльку прихватил. – Ну же, давай ее сюда. – Ни за что! Ни за что и никогда! – кричит она, хватает малышку и прижимает ее к себе. – Элин, зови стражу! Принцессу хотят похитить! – Похитить? – фыркает человечек. – Обо всем договорено, как полагается. Сиди, Элин. – Ты ее не получишь! Не видать тебе моего ребенка! – Да не кипятись ты! Можно подумать, я ее съем! – Съешь?! – Она прижимает девочку к себе еще крепче. – Нет конечно, я ведь не варвар! – возмущается человечек. – Мне всего лишь нужна… компания, я пожилой человек, одинокий. Вот и все, честно. Я прекрасно ее воспитаю. Уже записал в весьма престижную школу… Да тут и спорить не о чем, девочка.