– Да оставьте же его! – Леди Морсегат отталкивает ее. – Вы только все испортите. В мои обязанности входит оказание первой помощи, я отлично знаю, как… Он открывает глаза, большие и карие. И смотрит прямо на девочку. – ЗДРАВСТВУЙТЕ, СУДАРЬ! – смущенно говорит она. – КАК ВЫ? РУКА БОЛИТ? Она могла бы его поднять и отнести наверх. Пожалуй, она… – У-а-а-а-а! – Хрипло крича, он отползает от нее подальше. – Фу-ты ну-ты! Что за страшилище?! Она тоже пугается. Хотя в его-то испуге нет ничего удивительного. Она ведь чудовище. Уродливая, жуткая. Девочка вскакивает, пятится от него и, развернувшись, бросается к башне. «Бум-бум-бум», – топают ее ноги. – Эй! – кричит он ей вслед. – Чего… куда… Да постой ты! Она не останавливается. Перепрыгивая через ступеньки, взбирается по лестнице к себе и захлопывает дверь. Какое-то время она стоит перед зеркалом. Чудовище. С чудовищным носом, чудовищным подбородком. Под ними – чудовищное тело, огромное, как одежда не по размеру. Оно постоянно натыкается на предметы или опрокидывает их. Втискивается в платья и корсеты, только если глубоко-глубоко вдохнуть и втянуть живот. Ногти изогнутые, острые, как когти, сколько их ни подпиливай – никакого толку. И эта шерсть повсюду! А сзади всё еще хуже. Она ужасна, ее никто не должен видеть. Девочка ненадолго забыла об этом, но теперь вспомнила. Немного погодя она набирается смелости и выглядывает из-за занавески в окно. Незнакомец поднялся и в сопровождении добродетельной госпожи Морсегат, пошатываясь, бредет к их сарайчику. Когда он поднимает глаза к башне, девочка поспешно прячется. Маленькая принцесса Ее бедные родители, конечно, тоже перепугались до смерти. Новорожденная принцесса не влезала ни в одно из приготовленных для нее кружевных платьиц и ни в одну колыбельку. Чтобы ее поднять, требовались два лакея. Они положили ее в гостевую кровать. Все равно во дворце никто не гостил. – Теперь, когда в доме это, мы никогда больше не сможем никого принимать! – рыдала королева. – Я умру со стыда! Они с королем стояли у кровати и смотрели на спящий под простыней холмик. «Откуда оно взялось? Почему так вымахало? – недоумевали они. – Ведь мы-то вполне нормальные!» На всякий случай они еще раз взглянули друг на друга. Да нет, не слишком большие, не слишком маленькие и уж точно не рогатые, мохнатые или странные. – И у нас родилось такое! – всхлипнула королева. – Такое… Такое… Она не сказала «чудовище». Но подумала. Они оба подумали. – Ах, все наверняка не так плохо, – попытался утешить ее король. – Если посмотреть вот так, чуть прикрыв глаза, через ресницы, то кажется, что уже… что вполне… И все еще может уладиться, не правда ли? Возможно, она это перерастет, со временем… – Ничего она не перерастет! – Королева была безутешна. Шторы задернули, праздник по случаю крестин отменили. – Никто не должен ее видеть! – всхлипнула королева. – Никто! Завтрак – Никто? – Матрос устремляет взгляд к морю. – Я один спасся? Больше никого не вынесло на берег? Его рука висит на перевязи, которую искусно соорудила добродетельная госпожа Морсегат, и на лодыжку пока опираться нельзя. Спал матрос в сарае, на мешке с мукой, целый день и целую ночь, и теперь, чертыхаясь, ковыляет по их маленькому пляжу. Девочка медленно приближается к нему по тропинке. Колени слегка согнуты, чтобы казаться ниже ростом, корсет туго затянут. Она не хотела выходить, но режим есть режим, и он предусматривает утренний променад. – Мы не можем нарушать правила только потому, что нас посетил незваный гость, принцесса. Незваный гость, к счастью, не обращает на принцессу внимания. Он сверлит взглядом море, будто ждет, что кто-то из его товарищей все-таки вынырнет из волн. Напрасно ждет, конечно. – Увы! – говорит госпожа Морсегат. – Мы нашли только вас. – Медуза мне в глотку! Проклятая буря! – Не могли бы вы выражаться попристойней? Подобные слова не предназначены для ушей юной впечатлительной девушки. Матрос, похоже, и не слышит гувернантку. Он с силой пинает волну, будто хочет причинить морю боль, и, наступив на вывихнутую лодыжку, падает на колени в прибой. – Ай! Тысяча чертей! – Он снова ругается и сплевывает морскую воду. – Билл! Придурок! Идиот! Держал бы руль прямо… – Пойдемте внутрь, принцесса. Здесь вы ничему хорошему не научитесь. Пляж усыпан гладкой серой галькой. Матрос загребает горсть и что есть сил швыряет вслед затонувшему кораблю. – Шурд! Корне́л! Безмозглые идиоты! Теперь я тут один! – Здесь уместно проявить сочувствие, принцесса, – наставляет девочку добродетельная госпожа Морсегат, уже поворачиваясь к башне. – Нам искренне жаль ваших погибших товарищей, мы понимаем, что вы по ним тоскуете. – Тоскую? Не собираюсь я тосковать! – Матрос запускает в воду еще камень. – Мои товарищи были остолопы! Непроходимые тупицы! Все как один! – Если вы в состоянии подняться по лестнице, наверху вас ждет завтрак. – И хорошо, что они утопли! – снова кричит матрос, но девочка видит, что он утирает глаза и сморкается во что-то белое – вероятно, в ее неудавшуюся вышивку. Он прокашливается и снова плюет в воду. Потом все-таки решает позавтракать. За столом матрос делает все, что девочку учили не делать: глотает не жуя, громко прихлебывает, без спроса накладывает себе добавки. Добродетельная госпожа Морсегат не может его одернуть, ведь он не ее ученик. От взглядов, которые гувернантка в него мечет, девочка давно бы уже съежилась в комок, но матрос преспокойно ест дальше. Девочка старается не слишком на него пялиться и смотрит себе в тарелку. Принцессы едят по чуть-чуть. Пару листочков салата. Один-другой кусочек помидора. Раз в неделю яичко всмятку. Она вечно голодна. Но по-прежнему слишком грузна и каждый день, затягивая корсет, вынуждена задерживать дыхание все дольше. Однако стройная талия важнее дыхания, а талия принцессы должна быть осиной. Проглотив месячный запас яиц, матрос утирает рот скатертью. И только потом отрывает глаза от тарелки. – А где я вообще? – спрашивает он. – Что вы здесь делаете? Тут же … – он бросает взгляд в окно, – ни шиша нет. Он с трудом встает и, хромая, обходит башенную комнатку. Оглядывает стулья и пюпитры, шкаф, стены с полками, уставленными гравюрами, корзинами для шитья, поучительными книгами: «Все, что позволено и полезно знать юной барышне», «Гимнастические упражнения и диеты», «Семь добродетелей и их практическое применение». – Семь добродетелей, – бормочет он. – Да ладно! Семь морей, вот это я знаю. Черное, Красное, Тихое… – Как интересно! – Госпожа Морсегат принимается составлять тарелки. – Возможно, когда у нас будет урок географии, вы могли бы указать на карте места, которые посетили? – Конечно, я везде бывал. – Он бросает взгляд на девочку, та утыкается глазами в тарелку. – И думал, что уже все повидал… – Но не сейчас, увы. Как обычно, у нас плотная программа.