– И сколько же это продлится? – спросила мать. – Когда придет принц? – Этого я не знаю. – Что, совсем ничего больше не можешь сказать? Тетя покачала головой. Потом медленно произнесла: – Хотя нет, пожалуй, кое-что скажу. Одну вещь. – Да? Какую? – У вас есть еще одна дочь. Родители, сперва напряженно привставшие, разочарованно опустились обратно в кресла. – А, ну да, – пробормотали они. Их дочь прыгала на траве за окном. Было слышно, как она считает прыжки – от одного до ста и опять сначала. II Девочка спала. Простыня у нее на груди легонько подымалась и опускалась. Родители перетащили наверх все: стулья, кофейный столик, торшер, корзину с вязанием и кроссвордами. Спальня девочки превратилась в гостиную. В изножье спала кошка. Отец с матерью поставили свои кресла по обе стороны кровати, как можно ближе, чтобы держать дочь за тонкую белую руку. Так они могли видеть каждое подрагивание ресниц, слышать каждый вздох. – Она спит, – говорили они друг другу. – Она дышит. Она еще здесь. Одна только вторая дочь спускалась вниз, чтобы готовить еду или ходить за покупками. Каждый раз ей все труднее было открывать входную дверь, потому что вокруг дома вовсю разрослись сорняки. Особенно вытянулся шиповник с извивающимися побегами и злыми колючками. Поначалу девочка еще обрезала ветки, но те становились все толще и жестче. К счастью, сама она делалась все тоньше, так что ей достаточно было совсем чуть-чуть приоткрыть дверь, чтобы выйти из дома. Садовые ножницы ржавели на дверном коврике. Год за годом куст рос и уже дотягивался до окна спальни. Летом он восхитительно цвел, потом лепестки скукоживались, осыпались, и вновь наступала зима. Девочка в постели все спала. Ее сестра обычно готовила яблочный мусс из яблок в саду и пекла блины – для этого многого не требовалось. Да и родители ели мало. Спали они прямо в креслах и просыпались только за тем, чтобы смотреть на лежащую в постели дочь. – Она еще дышит? – спрашивали они. Ее сестра кивала. – Дышит. Спите дальше. Так они и делали, постепенно старея, худея и отчаиваясь. А принц все не шел. III Снова наступила весна. Сколько их уже сменилось? Прошло сто лет. По крайней мере, так казалось девочке. Ее родители лежали в подвале, обмытые и набальзамированные. Оба умерли с именем ее сестры на устах. Оба взяли с девочки обещание, что она останется, не уйдет, будет ждать. – Конечно, – сказала она. – Конечно останусь. И осталась. Принц так и не пришел. Кончилась еда. Дверь больше не открывалась. Дом превратился в могилу. Кошка тоже умерла. Или убежала. Когда девочка смотрела в зеркало, то не узнавала себя. Но сестра, нисколько не изменившись, так и лежала под простыней. Девочка раз в неделю меняла постельное белье, осторожно, чтобы не потревожить спящую. Заодно давала ей тетины капли. В пузырьке оставалось совсем немного. Она садилась на край кровати и смотрела на сестру, которая все лежала, сомкнув веки. – Какие у тебя были глаза? – шептала она. – Я забыла. И как звучал твой голос? Я ничего не помню. Она вздохнула. Сколько дней прошло с тех пор, как она съела последний кусочек блина, испеченного из последней горсти муки? И это она забыла. Но есть не хотелось. – Может, я тоже умерла? – подумала она вслух. Но она не умерла, потому что тут до ее слуха донесся какой-то шум, из сада. Что-то скрипело и хрустело. Ветви шиповника за окном колыхались туда-сюда, внизу кто-то пыхтел и ругался. Чтобы понять, что она слышит, ей словно нужно было проснуться. Может, это кабан? Заблудившийся пес? Принца она уже давно не ждала. Но это был именно он: между розами мелькала шляпа с пером. – Сестра, – сказала она. – Он пришел. Она медленно поднялась, ноги дрожали от голода и долгой неподвижности. – Как раз вовремя! – Она улыбнулась девочке в кровати. – Я его приведу. Никуда не уходи! Она накинула старый мамин халат – собственная одежда давно стала ей мала, – затянула пояс и, пошатываясь, спустилась вниз. Снаружи по-прежнему доносился треск, вжиканье пилы и то и дело раздавалось: «Ай!» На коврике девочка нашла ржавые ножницы. Она изо всех сил дернула дверь. Ветви шиповника обвили дверную ручку и проросли внутрь сквозь прорезь для писем. Тупыми ножницами она обрезала как можно больше побегов. Шипы кололи ей пальцы. С них капала кровь, но она все тянула, и дергала, и в конце концов смогла чуточку приоткрыть дверь. – Сюда, сударь! – закричала она. – Держитесь! Я иду к вам! Они медленно прорезали и расчищали дорогу друг к другу. Наконец, в изодранной одежде, покрытые кровавыми ссадинами, встретились на коврике у двери. Неужели это принц? Весь в крови, выбившийся из сил и с лепестками шиповника в волосах. Но какая разница? – Наконец-то, – сказала девочка. – Пойдемте, вам наверх. Она взяла его за руку и потянула за собой по вонючему коридору, загроможденному мешками с мусором, по ступенькам, уставленным грязными тарелками и заваленным старой одеждой. Принц окинул все это взглядом, но ничего не сказал. Мило с его стороны. Наверху было еще грязнее. Она уже несколько месяцев не проветривала, не мылась. Что он подумает? – Простите за беспорядок, – сказала она. – Но сестра вымыта, и простыни чистые. Она привела его в спальню, открыла дверь, хотела отпустить руку и отойти назад. «Вот и все. Конец», – подумала она и внезапно почувствовала, как голодна, как затекло ее грязное тело, как ей хочется принять горячую ванну и что-нибудь съесть. Может быть, она… Он не выпустил ее руку. И смотрел он куда-то не туда, не подошел к кровати, чтобы преклонить колени. – Ну, чего ты ждешь? – рассердилась она. – Вперед, целуй же! Он повернулся и поцеловал. Но не те губы.