– Нельзя ли мне воспользоваться компьютером? – спросила Йоханна. – И телефоном? – Зачем? – Розовые дамы насторожились. – Кому ты хочешь позвонить? – Папе. – Йоханна сглотнула. – Только я не знаю его номера, и… он не пришел домой, и… Грит расплакалась. – Уже давно не приходит! – Ох, несчастные сиротки! – воскликнули дамочки. – Покинуты и забыты! Брошены в большом опасном городе! Они переглянулись из-под красиво завитых ресниц. – Вовсе мы не сиротки! – закричала Йоханна. – Он вернется. Завтра, или послезавтра, или… – Или никогда! – всхлипнула Грит. – Бедные, бедные дети, – вздохнули Мамочки. – Какой ужасный человек! «Никакой он не ужасный!» – хотела крикнуть Йоханна, но Грит рыдала так громко, что все равно никто бы не услышал. – К счастью, вас нашли мы, – успокаивали их дамочки. – Вы здесь, в тепле и в безопасности. И можете оставаться, сколько захотите. А завтра мы еще пофотографируем, ладненько? Пригласим парикмахера. И попробуем другие наряды, вот будет весело! – Но… – прошептала Йоханна. – Мне надо позвонить… – Успеется, успеется. – Мамочки погладили Грит по голове и попытались поцеловать Йоханну. – Завтра. Или послезавтра. Посмотрим. Сначала баиньки. Они легонько подтолкнули девочек в маленькую комнату, где стояли две кровати. Розовые подушки, розовые матрасы. Сестры так устали, что тут же попадали на перьевые одеяла. – Здесь мы не останемся, – сказала сестре Йоханна, когда дамочки закрыли за собой дверь. – По-моему, они ведьмы. – Балда! – отозвалась Грит, поудобнее устраиваясь на мягкой подушке. – Розовых ведьм не бывает. Высоко над городом, за рабочим столом в сером офисном здании сидел папа Йоханны и Грит. В руке он сильно, почти до боли, сжимал телефон. Только что, заключив последнюю самую важную сделку и повесив трубку, он вдруг словно очнулся от долгого сна, полного денег и договоров. Он вдруг вспомнил, что у него есть дочери. Что, кроме него, о них заботиться некому. Что он не видел их уже больше недели. А если заглянуть в ежедневник, то чуть ли не две. Так что он решил не заглядывать. Неужели он правда о них не вспоминал? Все это время? Пока в соседних кабинетах все поздравляли друг друга с прекрасным результатом, а к нему то и дело заходил кто-нибудь и хлопал по плечу, папа девочек просто молча сидел на стуле. Его голова лихорадочно работала. Что нужно делать, он и так знал: пойти домой, немедленно, навести там порядок, проверить, не случилось ли чего с девочками, и принести сто миллионов извинений за то, какой он плохой отец. И делать это надо прямо сейчас, не теряя ни секунды. Но он не встал со стула и не пошел к двери. Ведь если ты совершил что-то по-настоящему плохое, не всегда легко это признать. Намного проще внушить себе, что, все, пожалуй, не так уж плохо, что твоим поступкам есть оправдания. «Да, но я… – старался его мозг. – Я скорбел по жене. Я ничего не мог с собой поделать». «Да, но я… Я как раз очень много о вас думал, но мне же надо зарабатывать деньги, для вас, для всех нас. Кто-то же должен?» «Да, но я… – думал он, и потом: – Да, но вы-то! Вы все время молчали. И не звонили. У вас же есть мой номер?» Или нет? А давал ли он им его когда-нибудь? Пальцы сжались еще сильней, чуть не раздавив телефон. Уж что-что, а номер-то им дать следовало. «Да, но… – снова вступил мозг, – я плохо соображал, я скорбел. Да, но я… Но я…» Надо идти. Срочно. Сию же секунду. Однако он все сидел с телефоном в руке. У него в голове дочери в голос рыдали, сердито кричали или умирали от голода. А посмотрел бы он в окно – увидел бы одну из них на большом щите высоко над домами. Мамочки запустили новую рекламную компанию. Грит с блестящими глазами и очаровательно оттопыренной нижней губой вожделенно смотрела на печенюшку у себя в руке. «Подари своей дочери самое лучшее! – призывала розово-золотая надпись. – “Мамочкино печенье”!» Но в окно он так и не посмотрел. Йоханну в конце концов заперли на кухне. Там от нее могла быть хоть какая-то польза, потому что розовые платья она с себя стаскивала и на камеру улыбаться отказывалась. Пусть уж лучше заталкивает в печку противни с тестом, жмет на кнопку, а когда прозвонит звоночек, мажет все глазурью и раскладывает по упаковкам. Девочку уже десять раз застукивали за компьютером. Она упорно пробиралась к нему, пытаясь что-то набрать на клавиатуре, и просилась к телефону, хотя и знала, что это запрещено. «Успеется, – твердили Мамочки. – Когда будет время». Но время все не находилось. И к тому же, чего она ноет? Разве они не подарили ей куклу Барби? Притом что всю работу делает Грит. Ну так чего же ей еще? Нет бы быть довольной и благодарной, как старшая сестра, и слушать, что ей говорят? А сестра-то, сестра, вот находка! Одно шикарное фото за другим, скоро каждый ребенок в стране будет покупать их печенье. Точнее, каждый родитель, ведь когда ребенок так радуется, так мило смеется, так заразительно счастлив – какому хорошему родителю не хочется того же для своих детей? – Очень жаль, что ты больше не стараешься, – не слишком ласково говорили Грит Мамочки. – Твоя улыбка могла бы быть пошире и порадостней. Может, помочь тебе вспомнить, какой ты недавно сюда явилась? Голодной, грязной, зареванной. Вспомнила? Мы бы хотели снова увидеть, как ты нам благодарна. – Возьми еще печеньку, – увещевали они. – Вытри с губ крошки. Смотри не смажь помаду. – А потом, будь любезна, отложи печенье. Для фигуры вредно, и с толстушкой хорошей рекламы не снимешь, ты и сама понимаешь. Ну, вперед, еще разок. Грит пыталась слушать все три голоса разом, втягивать живот, сдерживать слезы, не слишком шевелить головой, чтобы ее тугие накладные косы не отвалились. Она взглянула на печенье у себя под носом. Неужели оно когда-то казалось ей вкусным? – Положи на язычок! – мурлыкали розовые Мамочки. – Вдохни восхитительный аромат! Но никакого аромата она не чувствовала. Пахло подгоревшим тестом и плавящейся пластмассой. А из-под кухонной двери тянуло дымом. – Тут что-то с печкой! – раздался крик Йоханны. – Выпустите меня, пожалуйста! Можно я вызову пожарных? Перепуганные Мамочки ринулись на кухню. Из печки валил черный дым, целая партия печенья полностью сгорела. И кому в голову пришло положить на противень куклу Барби? За их спинами Йоханна выскользнула из кухни, прокралась в офис, набрала на клавиатуре имя отца и нажала на «поиск». И еще раз, и еще раз, и еще раз. Все гораздо хуже, чем он думал, понял отец Йоханны и Грит, открыв входную дверь. Он наконец встал со стула, вышел из кабинета, сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, все быстрее и быстрее, добежал до дома, не останавливаясь и не обращая внимания на хор автомобильных гудков, и теперь стоял, хватая ртом воздух, наверху, в своей квартире. Комната была пуста. Исчезло все, кроме обеденного стола. А девочки… При мысли о девочках у него подогнулись колени. Надо позвонить в полицию. Прямо сейчас. Но он побоялся. «Когда вы видели их в последний раз? – спросят его. – Что за отец оставляет детей одних на целую неделю? На две-е?!» «Мы, конечно, давно передали их соцслужбам, – скажут ему. – И не надейся увидеть их снова. Ты этого не заслужил. Чудовище!» В пустой детской лежала подушка Грит и одеяльце, сохранившее слабый запах Йоханны. Он накрылся им. «Чуть-чуть полежу, – сказал он себе. – Просто чтобы набраться смелости. А потом сделаю все, что нужно, и посмотрю правде в глаза. Честное слово». Его разбудил телефон. Неизвестный номер. Клиент? Сейчас не время! Он отклонил два звонка, ответил только на третий. – Да, что такое? – рявкнул он. – Что? Какая еще пожарная часть? Вы ошиблись номером… – Папа? – прошептала Йоханна на другом конце линии. – Неужто я наконец тебя нашла? – Еще раз! – нервно кричали Мамочки, когда испорченное печенье и расплавившаяся Барби были выброшены, а Йоханну отрядили вытирать воду. – Столько времени коту под хвост! Мы не можем себе позволить потерять целый день! Садись! Садись и улыбайся! Грит в платье, с косичками и печеньем под носом снова усадили на табурет. Девочка, хотя все это ей жутко надоело, не посмела отказаться и очень старалась улыбнуться, как можно радостней, но вдруг увидела что-то за стеклом, на улице. – О да! Вот так! – хором воскликнули розовые дамы. – Этого мы и добивались, отлично, еще раз! Они защелкали камерами, но Грит вскочила и бросилась к двери.