— Дудеть! Знай себе дудит, а это нашему псу не больно-то по вкусу пришлось. Воет словно бешеный. — Ваш пес? — И голуби пугаются. Заприте-ка вашего парнишку куда-нибудь в подвал, что ли! Не перестанет, так я его водой оболью! Конечно, кому не надоест меня слушать! Разобиженный, я проглатываю слюну, что набралась на губах, и тащусь через двор. — Я отсюда ухожу, — ворчу я, проходя мимо мамы. — Почему? И куда? — спрашивает она, и по ее голосу я чувствую, что она раздражена точно так же, как и я. — Ухожу. — Куда? — Куда глаза глядят. — Хоть бы амбар у нас какой-нибудь был! — вздыхает мама. Но я уже сыт по горло всеми этими невзгодами, тащу геликон в комнату, потом стою, заложив руки за спину, не зная, что предпринять и куда уйти. Когда я уже надел шляпу, доставшуюся мне в наследство от деда, вдруг мне на глаза попалась плетушка, и тогда мне приходит в голову: а ведь можно сходить в лес по грибы! На душе сразу становится легче, и я появляюсь на дворе с прояснившимся лицом. — Куда ты? — опять спрашивает мама, и по ее голосу я понимаю, что она все еще мне сочувствует. — Никуда. — Ну, чего ты отговариваешься? — Я не отговариваюсь. — Так скажи, куда же ты пойдешь? — По грибы. — По грибы? — Ну да. — Один? — А я ведь ни с кем не сговаривался. — Заплутаешься еще. Не годится в лес одному ходить. — Ну-у… — Ты, я вижу, и разговаривать по-человечески не умеешь. Смотри, отцу скажу. — Да-а, все на меня жалуются. А я виноват, что мешаю всем? — Кому ты мешаешь? — серьезно спрашивает мама, и снова в ее голосе слышится сочувствие. Но от этого я еще больше злюсь. — Всем мешаю. — Тебя в лесу еще лисица искусает, — говорит мама. — Лисица? — Лисы сейчас болеют. — Лис я в лесу пока еще не встречал. — А вдруг наткнешься? — Наткнусь, так только рад буду! — А не заблудишься? — Нет, не заблужусь. В ЛЕС ПО ГРИБЫ Вот я и шагаю по тропинке. Слева ручеек журчит, где мы всегда ловим раков. Однажды — дело было четыре или пять лет назад — я сунул руку под корень в воде да как закричу. Ребята все ко мне сбежались, а когда я руку вытащил, они хохотать принялись, да так злорадно. Еще бы! Рак-то клешнями в мой палец вцепился. Вот я какой герой! Справа от тропинки виноградники тянутся. Старые лозы сейчас сверху донизу обрызганы купоросом; от купоросной лазури прямо в глазах рябит. Но кое-где виноградники заброшены: даже до лоз руки не дошли. Взрослые сами о многом часто забывают. А почему? И потом на молодежь ссылаются: мол, молодые-то все в город бегут. И еще грозят своим детям: «Осел! Здесь останешься, работать в кооперативе тебя заставлю!» Будто в кооперативе одни дураки работают! У Гра́бовки я задерживаюсь. Грабовка — это родник. Вытекает он из-под скалы, и все лето в него падают орехи и дикие яблоки. Нигде по всей округе нет лучше воды, чем в Грабовке. Сюда пить ходят не только из нашей деревни, но и из соседней, что стоит сразу же за холмом по ту сторону ручья. Но сейчас еще рано, пить мне пока не хочется, а потому я весело бегу дальше. Наконец я и в лесу. На самой опушке растут толстенные дубы. Лиловые колокольчики выглядывают из высокой травы. Я вспоминаю о девчонках. Вот где могут они нарвать красивые букеты! Но где сейчас девчонки? Во время каникул разве найдешь их? Они не скоро еще вернутся в деревню: кто с экскурсией уехал, кто у всяких там бабушек гостит. А колокольчики-то тем временем, глядишь, и отцветут! — Эй, дядя! — слышу я вдруг за своей спиной. Я оглядываюсь. — Дядюшка, правильно мы идем к Красному камню? А-а, да это экскурсанты какие-то! Никакого дядюшки вблизи не видно. И я иду дальше своей дорогой, а сам в душе немножко злорадствую. «Вот и они почему-то спать не стали, тоже, видно, им мухи покоя не дают», — думаю я об экскурсантах. Это семь или восемь человек, идущих через лес. — Дядюшка, правильно ли мы к Красному камню идем? — спрашивают они во второй раз. Я останавливаюсь, гляжу во все стороны. К кому же это они обращаются? А они снова: — Дядюшка! — Меня вы, что ли, спрашиваете? — Мы правильно на Красный камень идем? — Какой я дядюшка! — протестую я, думая, не обидеться ли мне на них всерьез. — Пожалуйста, мы вас спрашиваем… — Да какой я вам дядюшка! Они, приглядевшись, разражаются смехом. — Извините нас! — говорит один. — Ваша шляпа нас с толку сбила. — Шляпа? — Шляпа и палка. — Шляпа-то дедушкина! Они смеются еще громче. — Шляпа дедушкина, а палку я взял грибы искать. Я показываю дорогу на Красный камень, хотя и поругиваю их в душе, и отправляюсь искать грибы. Тот, кто ходит по грибы, знает, что самое трудное — найти первый гриб. Найдешь один, а там уже ходишь взад-вперед, стараясь не слишком далеко отойти от того места, где нашел первый гриб, и не наступить случайно на его собрата. Но из-за этого первого столько ходишь, что и супа грибного не захочется. Грибы искать — то же самое, что рыбу ловить. Сидишь у воды, полчаса сидишь, с поплавка глаз не сводишь, а он когда-то еще дернется. Вот тебе на́! Наживку-то рыба съела — и до свиданья! Хорошо так посидеть! Да только если терпения нет, и рыбу ловить не затевай. То же самое и по грибы ходить, как я уже сказал. Ходишь, ходишь, все глаза проглядишь, и вдруг — вздрогнешь даже! — тебе белый гриб померещится, а на поверку выходит, что стоит перед тобой этакий дурацкий мухомор в красной шляпке, которую чуть не за сто метров видать. Но если тебе взбредет иной раз в голову мухомор найти, чем угодно ручаюсь, что ты по лесу проходишь самое малое часа два. А сейчас ни с того ни с сего он тебе на глаза лезет. Все эти поиски рано или поздно прискучат, вот тогда счастье тебе и привалит. Вот он, гриб-то! Чуть я на него не наступил! Вздохнешь только, может, и сам не поймешь, как тебе досадно. Знаю я все это. Наступил на гриб, а у самого сердце кровью обливается. На местах, где мох растет, кое-что еще видно, но там гриб и другие сразу увидят, значит, одно на одно выходит. Я брожу по лесу часа полтора уже, а нашел всего несколько лисичек и два крохотных белых грибка, которые едва-едва выглядывали из земли. Они росли вблизи от того бедного гриба, на который я наступил. И снова я чувствую досаду. Еще на опушке поищу — и отправлюсь домой. Скажу маме, что грибы не растут: дождичка бы надо на два-три денька. — Винцко-о! — вдруг слышу я чей-то протяжный голос. — Ау-у-у! — откликаюсь я так же протяжно и оглядываюсь. — Кто меня звал? — Винцко! Нашел уже что-нибудь? — Что-о?