— Хоть бы на минутку вы мне его оставили. — Что еще тебе? — Ну, поиграть. — Уроки выучил? — Я выучу. — Не выучил? Садись за стол и учи! В твои годы мне отец велосипед пообещал. Сперва, когда у меня будут хорошие отметки, потом, когда я в саду землю вскопаю… Всегда какое-нибудь «потом» находилось. И отметки были приличные, и сад я вскопал, дров из лесу натаскал, и забор починил, а велосипеда и посейчас не вижу. — А я трубу получу? — Как бы не так! Тут вошла мама. — Ты только погляди, что он принес! — Отец показал на инструмент. — Что это такое? — спросила мама. — Геликон, — ответил отец. — Зачем он нам? — опять спросила мама. — Зачем геликон? Это та самая труба, на которой играл Кемёнешев парень. — Рудо? — Он самый. — А что он на ней больше не играет? — Как же он может играть? Ведь он теперь в Остраве. — А-а, ты имеешь в виду того Кемёнешева парня? — Ну да. Он теперь в Остраве, и на трубе играть некому. — Так ведь он уже давно в Остраве. — Давно. — И сейчас вместо него никого нет? — Должно быть, нет. А этот воображает, — отец обернулся ко мне, — что из-за этой трубы все должны с ума сойти. — Ты ему принес? — спросила мама. — Сам притащил, — ответил отец. — А где ты взял трубу? — спросила у меня мама. — У дяди Загрушки. — У Загрушки, — повторил отец. — У Загрушки? — переспросила мама. — А почему же он тебе отдал? — Чтобы я учился на ней играть. — А тебе что, больше учиться нечему? Пресвятый боже! — воскликнула мама, всплеснув руками. МОИ ОБЯЗАННОСТИ Кое-кто, может, подумает, что после школы у меня дома никаких забот нет, кроме уроков, заданных на дом. А у меня работы побольше, чем вы думаете. Первым делом должен я дров наколоть, принести их в кухню и в комнату. Мама-то ведь тоже служит, и времени на такое дело у нее нет. Вернется домой после работы, так ей всегда хлопот с готовкой хватает. То за мукой я беги, то за сахаром и всякий раз опять за мыльным порошком мчись. А там, глядишь, вода маме понадобилась, и я ношу воду, как и сегодня. Если бы речь шла просто о воде, можно было бы всегда зачерпнуть ее в ручье, в колодце, где угодно. Только не всякая вода маме нравится. Принесешь из колодца, а мама велит ее вылить: вода, мол, жесткая. Все деревенские уверяют, что для стирки лучше всего вода из Ризика. Я-то, понятное дело, считаю, что всё это выдумки. Как может быть вода жесткая или мягкая? Она может быть хорошая или плохая, чистая или грязная, холодная или горячая. Взбредет кому-нибудь в голову ерунда, и все сразу же ей верят. А ты бегай по деревне, ноги сбивай, тапочки промачивай. Ведь когда спешишь, вода-то из ведра выплеснется не раз и не два. Вода, мол, жесткая! Что правильно это, я пока как-то не заметил, хоть воды и понатаскал ой-ой сколько! Ну да ладно! Отец говорит: «Ты, оболтус, старших слушайся!» Самое скверное, что, пока я туда-сюда ношусь, все мои одноклассники давно уже уроки приготовили, и ребятам никто не мешает вытворять на улице все, что им вздумается. Одни на коньках катаются, другие в снежки играют. Иду я по краю дороги, и вдруг — бац! — по голове снежок, да такой большущий-пребольшущий. Я ставлю ведро на землю и оборачиваюсь. — Кто бросил? — строго спрашиваю я. А ребята только смеются. — Кто бросил? — спрашиваю я еще раз и подхожу к ним. А они смеются, признаться и в голову никому не придет. Если бы не спешить, я виновника легко нашел бы, а так что я могу сделать? Беру ведро и иду своей дорогой. Опять кто-то бросил снежок — мимо самого уха пролетел. Но больше всего меня злит, когда мальчишки начинают насмехаться надо мной: всегда, мол, тебе некогда… — Винцо-о-о! — Ну? — Куда воду носишь? — Куда ее носить? Домой… — Столько? Ха-ха-ха! — Чему вы смеетесь? А они все смеются. Ослы! — На что вам воды столько? — кричат мне ребята. — На что? Про запас! — А зачем запасаться? — Надо, вот и запасаемся. Сушим ее, а потом в шкаф складываем. — В шкаф? Ха-ха-ха! — Вот видите. Не знаете, что воду можно сушить? — Я презрительно оттопыриваю нижнюю губу. — Воду режут на красивые ровные кубики и потом складывают их в шкаф. — Заливаешь! — Сами вы заливаете! Ну как вы думаете, зачем я столько воды стану носить? — Врешь ты все! Я больше ничего не объясняю. Пусть голову поломают. Пришел домой, а отец уже на работу собрался. Сажусь за стол и жду, что еще он или мама придумают. Отец прощается с нами и уходит. У мамы не находится для меня никакого дела. Я сижу над учебниками, будто урок учу. Когда же мама выходит во двор, откладываю книгу в сторону. Притворяться мне, что ли? Не хочу вовсе быть каким-то примерным! Почему? Вам-то я могу признаться. Как только мама обо мне забудет, я улизну на улицу: мне тоже ведь хочется хоть чуточку поиграть. Ребята встречают меня криком. — Воды уже наносил? — спрашивают они. — Наносил. — И она уже сушится? — Сушится. — Так ты нам потом принеси. — Чего? — Сушеной воды.