Костер догорел. Крыша сарая улыбается разинутой пастью на чердаке. Там на тряпки укладываются пять человек. Пять божьих подобий. Пять свободных граждан. Пять нищих. Пять восклицательных знаков перед глухой совестью. Пять знаков вопроса будущего… Но будущее не будет для них столь жестоким. В будущем трудящиеся свергнут несправедливые порядки и построят социалистическое общество, где перестанут страдать невинные дети… Мария Янчова РАССКАЗЫ БАБУШКИ Наша молодежь должна знать, какой путь прошли люди старшего поколения, какой суровой была их борьба, чтобы их дети и внуки могли жить счастливой жизнью. Максим Горький Перевела со словацкого С. Пархомовская О «РАССКАЗАХ БАБУШКИ» МАРИИ ЯНЧОВОЙ Почти у каждого пора раннего детства связана с какими-нибудь теплыми воспоминаниями о бабушке или дедушке. Так уж заведено от века, что старый и малый тянутся друг к другу и непременно становятся друзьями, как только познакомятся поближе. Ничто не может заменить чистой радости такой дружбы. Потому что все, о чем неторопливо рассказывают своим внукам, внучкам добрые, пожилые люди, — все это доподлинная правда, это жизнь, которая вновь проходит у них перед глазами, заставляя замирать сердца маленьких слушателей, открывающих для себя сложный и многотрудный мир взрослых людей. У словацкой писательницы Марии Янчовой (она родилась 25 декабря 1908 года в деревне Дольна Легота) тоже была добрая, ласковая бабушка, которая любила рассказывать внучке разные истории из своей жизни. Много лет прошло с тех пор. Внучка выросла, стала учительницей, но в ее памяти сохранились с удивительной четкостью простые бабушкины рассказы, доставившие ей столько радости и искренних переживаний в детстве. И Мария Янчова решила написать об этом книжку. «Рассказы бабушки» были опубликованы в 1953 году и с тех пор много раз переиздавались в Словакии. Те, кто прочтет их по-русски, сами, наверное, догадаются, почему они так нравятся словацким детям… Тихим прозрачным ручейком текут простые, безыскусственные слова, и каким-то особым, добрым и мягким светом озаряется душа слушателя. О разных людях и случаях повествует бабушка: о храбрых плотогонах и скупых, жестоких хозяевах, о страшном половодье и стае диких гусей, залетевших на ночлег в бабушкин птичник, но о чем бы она ни вспоминала, ее голос остается спокойным и ровным. Вечная труженица, она довольна прожитой жизнью. И хотя глаза ее видели много горя, сердце ее не зачерствело, не ожесточилось на мир. Человек живет для того, чтобы нести добро и радость другим, тогда он и сам до конца дней своих будет чувствовать себя счастливым. Эту главную заповедь сердцем восприняла от бабушки Мария Янчова. «Когда я, молодая учительница, — вспоминает писательница, — в первый раз оказалась перед партами, за которыми сидели дети с непроницаемыми детскими лицами… я отчетливо поняла тогда, что у меня получится все лишь в том случае, если мне удастся сделать эти лица радостными. Ведь любовь — это всегда и зов, и ответное эхо. И каждому человеку отдается лишь то, что он подарил другим сам». «Рассказы бабушки» — не единственная книга Марии Янчовой. Еще в 30-е годы она начала писать стихи и рассказы для детей. Хорошо зная своих будущих читателей, чутко отличающих правду от притворства, Янчова отказалась от конструирования выдуманных «из головы» историй и всегда старалась писать лишь о том, что она сама хорошо знала, видела, пережила. Так возник сборник ее биографических рассказов «Буханка хлеба» (1950), так были написаны «Рассказы бабушки» и следующая книжка «Дикие гуси» (1960). Писательница всегда остается верна своим любимым героям — простым и скромным людям с отзывчивым, добрым сердцем. Уважение к ним, стремление быть похожими на них — эти светлые чувства будит Мария Янчова своими невыдуманными рассказами. Ю. Богданов БОЛЬНАЯ ДЕВОЧКА Жила-была девочка. Жила она в селе в небольшом доме у реки. На рождество у нее начали побаливать глаза. Через несколько дней глаза воспалились, и девочка стала плохо видеть. Хуже всего ей бывало по утрам. Ресницы слипались от гноя, и глаза почти не открывались. Мама промывала ей глаза отваром ромашки, но все равно она видела плохо и так боялась света, что охотнее всего сидела на старом овчинном тулупе у печи и прислушивалась к звукам, доносившимся снаружи. А там с утра до вечера мела метель. Девочка слышала, как она бушует вокруг дома. Метель била по крыше так, что стропила трещали. И девочка пугалась: не снесло бы их дом. Она представляла себе метель огромной женщиной в развевающемся платье, которая слетает с заснеженных вершин в долины и засыпает снегом все, что встречается на ее пути. Девочке в такие минуты совсем не хотелось выходить из дому. С самого утра она сидела на тулупе и терпеливо ждала, пока в задней комнате не откроются двери и не послышится приветливый голос бабушки: — Ты уже встала, Ганичка? Девочке без бабушки было бы совсем грустно. Отец ее погиб в первую мировую войну, когда ей было четыре года, а мать на весь день уходила на заработки. Бабушка очень хорошо рассказывала сказки. А во время болезни девочке особенно хотелось ее слушать. Сказки эти были необычные. Не о принцессах и драконах, не о ведьмах и волшебниках, а о том, что сама бабушка пережила за свою долгую жизнь. Когда она рассказывала, все, что было в комнате, как бы исчезало. Девочка не замечала уже ни кровати, ни стола со стульями, ни расписного сундука, ни картинок на стенах и ковриков из разноцветных лоскутов, ни большой печи в темном углу. Да и так она все равно уже плохо видела мебель в комнате из-за больных глаз. Вся комната как бы наполнялась серым дымом. Свет из окон только усиливал боль. Поэтому девочка закрывала глаза. И тогда еще яснее представляла себе истории, которые рассказывала бабушка. Бабушка всегда садилась у теплой печи на низком стульчике. Перед собой она ставила корзинку с овечьей шерстью. Девочка видела все как в тумане. Она скорее знала, чем видела, что лицо бабушки окаймлено белым чепцом, а руки старательно теребят кудель. Кудель у бабушкиных ног росла. Девочка прижала ее ладонью, а потом тихонько спросила: — Бабушка, а как было, когда вы были маленькая? КОГДА БАБУШКА БЫЛА МАЛЕНЬКАЯ… Бабушка добавила пучок пушистой шерсти к кудели. Потом взяла еще горсть и, теребя ее, начала рассказывать: — Нас было дома семеро детей. Отец уходил на весну и лето в Будапешт строить дома. С нами оставалась только мать. Весной отец пахал и сеял хлеб, а остальное мы делали сами: сажали картошку, сеяли лен, пололи, окучивали. По утрам мы, младшие, просыпались и, не успев еще как следует открыть глаза, начинали кричать: «Мама, есть хочется!» Мать варила нам в очаге на треноге картошку в мундире. И самые мелкие картофелины, которые успевали свариться раньше, бросала каждому в подол рубашки. Мы их сначала перебрасывали из руки в руку, потом дули на них и, когда они немного остывали, съедали с кожурой, как лакомство. Пока картошка варилась, мы одевались, причем старшие помогали младшим. Потом садились к столу, мать выкладывала картошку в красную глиняную миску, и мы брали ее руками, чистили и ели, запивая кислым молоком. Насытившись, каждый шел заниматься своим делом. Мать брала тачку, а за спину вешала корзину с самым младшеньким. Старшие девочки, взяв мотыги, шли с ней в поле. Нам, младшим, оставалась работа по дому: пасти гусей, отбеливать полотно, полоть огород. — А вы что делали, бабушка? — спрашивала девочка, задумчиво пощипывая шерсть на старом тулупе. — Я отбеливала полотно, которое мать ткала зимой. Работу эту я любила. Я завязывала полотно в платок, взваливала на спину и несла к ручью. Там расстилала его на зеленой траве, прижимала камешками, чтоб ветер не унес, и поливала водой из ручья, как только оно просыхало. Солнышко его отбеливало, и, когда оно становилось белым как снег, я очень радовалась, потому что мама меня всегда за это хвалила. Летом мы об отце почти не вспоминали. Но когда приближалась осень и высоко в небе пролетали дикие гуси, мы начинали поджидать отца. То и дело мы выходили на дорогу посмотреть, не видно ли его. Обычно кто-нибудь из нас, выбежав на дорогу, неожиданно замечал запыленного человека с котомкой за спиной. Как только тот подходил ближе, узнавший его вбегал в дом, кричал: «Отец идет!» — и снова бросался ему навстречу. Все дети выбегали из дому. Мы, младшие, бежали прямо к отцу. Он, плача, прижимал нас к себе. — А почему он плакал, бабушка? — удивлялась девочка. Она не могла понять, как мог отец плакать, когда остальные радовались. — От радости плакал, дитя мое… А войдя в дом, он прежде всего ставил котомку на лавку и сразу же начинал ее развязывать. Мы все собирались вокруг него и ждали, что же он оттуда достанет. В тот год, о котором я рассказываю, он вернулся в последний раз. Матери принес красивый красный платок с желтыми лилиями по всему полю. Как же играли на нем краски! Старшим девочкам достал из котомки широкие ленты для кос, а нам, младшим, марципановых кукол и лошадок. Так красиво они были разукрашены, что нам жаль было их есть. Поздно вечером собрались соседи послушать новости, которые принес отец. Газет тогда еще не было. Люди не знали, что творится на свете, и им очень хотелось услышать, где какая идет война, какой король умер и как правит новый. — А зимой что он делал? — спрашивала девочка. Она очень радовалась, что бабушкин отец вернулся домой, но новости ее не интересовали. — Зимой молотил убранное нами зерно. И ходил в соседние села играть на свадьбах. Он был отличный музыкант — скрипач, — объяснила бабушка, и девочка по ее голосу поняла, что она и сегодня еще гордится отцовской игрой. — Их ходило несколько человек, — продолжала бабушка, — один из них играл на контрабасе. В контрабас им бросали деньги. А когда приходили со свадьбы, делили все заработанное вместе поровну. У контрабаса был низкий голос. Отец говорил, что, когда на нем играют, он мурлычет песенку: Половинный, половинный, но хотя бы был! Девочка засмеялась, когда бабушка стала подражать ворчливому голосу контрабаса. Но она не поняла слов песенки и потому поинтересовалась: — Что значит «половинный», бабушка?