— Холосо, — отвечает он и ведет нас из передней в комнаты. Мы проходим через гостиные, столовую, спальни. Какая роскошь, какое богатство! Персидские ковры, мебель красного дерева, картины в золоченых рамах. Каждая комната окрашена в другой цвет, каждая по-другому обставлена. Статуэтки, салфеточки, подушки, оленьи рога, чучела птиц, тяжелые занавеси, вазы, картинки, сувениры и бесконечное множество других безделушек. На стенах зеркала и большие портреты. Словно в музее. Но все вместе довольно безвкусно. Конечно, тут не всякому человеку понравится, но всех ошеломит эта роскошь и богатство. Не всякого порадует такой бьющий в глаза хлам, но всех может поразить факт, что эти бесполезные вещи стоят огромных денег… Как в сказочном заколдованном замке, комнат двенадцать, а может, и больше прошли мы, прежде чем Палько привел нас в свою комнату. Да, да, и у Палько есть своя комната, где малыш принимает своих гостей, и есть еще отдельная спальня. Он усаживает нас и открывает большой дубовый шкаф, показывая свои игрушки. Первым делом Палько достает красивую деревянную лошадку с кожаным седлом. Его самая любимая игрушка. Лошадь зовут Факом. Палько берет ее за узду, вдевает ногу в стремя, садится верхом и уже кричит: — Но, лошадка, до Плешова, но, но!.. Потом гудит автомобиль и с треском мчится от одной стены до другой, свистит паровоз и несется кругами по рельсам, маршируют оловянные солдатики, и прыгают резиновые мячи. Наконец Палько строит из кубиков фабрику, точно такую, как у его «папы». — Да, хорошо тут у тебя! А ты вспоминаешь своих сестер и брата? Палько пожимает плечами. — А маму свою ты не забыл? — Она меня навещала. Плакала. В комнату входит служанка: — Палько, давай переоденемся. В столовой уже накрыто. Будем обедать. Попрощаемся и расстанемся с Палько, чтобы он мог пообедать. Мысленно пройдемся еще раз по анфиладе роскошных комнат, в которых живут трое: фабрикант, его жена и Палько. Для трех человек двенадцать, если не больше, комнат! Мишо, а где ты живешь со своим хозяином и его семьей? Ганка, где ты спишь? Дети, где нашла себе приют мать с вашей младшей сестренкой? В столовой все готово: закуска, суп, гарниры, жаркое, пирожки, фрукты, вино. Образцовая сервировка на троих: для фабриканта, его супруги и Палько. Палько, ты позабыл свою мать и брата с сестрами. Почему? Почему не могут забыть тебя Мишо и Ганка? Гм… В богатстве нужда легко забывается… НА ЛЫЖАХ На юге Словакии, может быть, сейчас слякоть, на улицах Братиславы — морозная пыль, но татранская зима никогда не обойдется без снега. На высоких горах снег идет с ранней осени до поздней весны. В то время, как жители южных областей Словакии зимой горюют, увидев даже отдельные снежинки, под Татрами непроезжие сугробы заносят железнодорожные пути. Обширные склоны, высокие вершины, глубокие долины похожи на огромную рельефную карту, вылепленную из белейшего творога. Вдобавок и деревья в лесах, зеленевших и черневших в летнюю пору, засыпаны теперь толстыми белыми, словно бумага, пластами снега. Звенит чистый воздух, и сердца лыжников тоскуют по заснеженным склонам гор. — Поехали, поехали! Гей, гоп! Фабрикант с женой и Палько — на татранском Гребенке. Они поднялись сюда из Смоковца по канатной дороге. На них лыжные костюмы, на ногах лыжи. Фабрикант и его жена очень любят кататься. Здоровый спорт, и веселый при этом! Посмотрите на Палько, как он сейчас перевернулся! И не ушибся. В снегу падаешь, как на перину — совсем не больно. Снег мягкий, сыпучий. Палько не холодно. У него хорошие теплые рукавички, костюм греет, как печка. Правда, на лыжах ходит он еще плохо, но падает просто мастерски! Нет здесь лыжника, который упал бы столько раз, как он. Но и это тоже искусство! «Эка невидаль — вниз скатиться на лыжах! Это всякий сумеет, — подумал Палько, — а вот попробуйте скатиться на спине, как я!» И в самом деле Палько скользит больше на спине, чем на лыжах. Что за беда, он еще научится и на лыжах кататься! Лыжи у него хорошие, ремни в порядке, палки тоже. А это самое главное. Остальное придет само собой. Мы уверены, что дней через десять, глядя, как гордо он карабкается вверх на лыжах, смеяться нам не придется, а пока лыжи позорно едут на нем с горки. Он еще будет скатываться вниз, словно чертенок на ведьме! И фабрикант об этом позаботится. Он очень любит играть, если есть время, с Палько, учить его ходьбе на лыжах. Когда у мальчика ничего не получается и он летит кубарем, у фабриканта от смеха даже живот пляшет. — А Гребенок неподходящее место для таких лыжников, как мы, — говорит фабрикант. — Боюсь, как бы с мальчиком несчастья какого не было. Спустимся к Смоковцу, а оттуда прогуляемся по дороге Свободы к Ломнице. Горы там пониже и не такие крутые. А потом из Ломницы мы можем доехать до дому на поезде. — Хорошо, — соглашается фабрикантша. — И у меня здесь голова кружится, но сначала зайдем в отель пообедать. Палько предпочел бы остаться. Очень ему нравятся эти высокие горы. С них видно все далеко-далеко. Вокруг скалистые утесы, ниже леса, занесенные снегом, а вдали, в Спишской и Липтовской котловинах, рассыпаны городки и деревни. У подножия гор пыхтит поезд, такой смешной среди бесконечных снегов, он ползет по белому полотну, будто черный червячок. — Иди, Палько, не отставай! — Опять ты его Палько называешь. Ведь я говорила тебе, что не надо его так звать. Это звучит грубо, простонародно: «Палько, Палько!..» Фи, — сердится фабрикантша. — А как же его называть? — Палик, Пали. — Но ведь это по-венгерски! — Неважно, раз так красивее! А не нравится тебе, будем звать его Пачко… — Иди, Пачко, иди сюда! После хорошего обеда кататься на лыжах лучше, чем натощак. А Палько и вправду наедается до отвала. Вот и сейчас он выходит из отеля, раздувшись от еды — поперек себя шире. Он спускается по канатной дороге, а потом едет от Смоковца по хорошей лыжне… И ничего, все получается как надо. По укатанной лыжне Палько несется впереди, фабрикант с женой за ним. Не прошло и часа, а они уже вблизи от Татранской Ломницы. Вдруг Палько остановился, как-то изумленно огляделся. Что с ним такое? Почему он стоит? И снова с таким изумлением озирается. Словно узнал что-то, увидел что-то знакомое. Или просто ждет фабриканта и его жену? Тогда почему же он так приглядывается к деревьям и к занесенному снегом ручейку? Почему ему вдруг захотелось идти по нетронутому снегу вдоль ручейка, вьющегося змейкой? И вот Палько уже бредет туда, проваливаясь в снег, идет все дальше и дальше… Да, вот здесь летом было небольшое озеро, а сейчас — завеянная снегом ледяная равнина… Там, где сейчас высокий сугроб, была лужайка… И скоро будет все снова, как прежде. Ведь на юге уже началась весна. Там, где живет Ганка, уже пробивается трава и птицы поют… А через несколько недель и здесь то же самое будет. Да, да, высокий сугроб исчезнет. Из-за косогора снова выглянет старый сарай. Сейчас его не видно. Он еще под снегом. Никто там не живет. Все пусто… И Палько стоит и смотрит, словно что-то припоминая. Смотрит во все глаза. И не замечает даже, что сзади стоят его названые родители. Они по следам лыж пошли за Палько тоже поглядеть на место, где жил их приемыш… Что же творится в душе Палько? Вспоминает ли он свою мать и брата с сестрами? Не хочется ли ему вернуться обратно в сарай, занесенный снегом? Он поворачивает назад и уходит. — Мама, папа, поедем домой… С РАБОЧИМИ Лучше всего чувствует себя Палько, когда можно ненадолго покинуть роскошный дом и убежать к рабочим на фабрику «папочки». — Здлавствуйте, дядя! Как вы поживаете? — заговаривает он с рабочим у машин. — Здравствуй, Палько! А как я живу, скажу тебе, когда ты правильно выговоришь: «На дворе трава, на траве дрова!» — На дволе тлава, на тлаве длова! — Плохо. Скажи: «р-р-р-р»! — Лр-лр-лр… — Ну, вот видишь! Понемножку идет дело! Ты хорошенько языком-то действуй! Вот так: рррр… — Рррр… — Хорошо. Только не забывай об этом! Все время упражняйся! А то станешь шепелявым. — А тепель вы скажете, как вам живется? — Ну, как всегда: два дня плохо, а на третий и того хуже… — А почему вам плохо? — Потому что тебе и твоему «папочке» прекрасно… Палько очень любит рабочих. Они его друзья-приятели и заменяют ему сверстников. Всякий раз, когда ему позволяют выйти из дома, он бежит к ним. Он подходит к конвейеру и у всякого спрашивает, кто что делает. Рабочие охотно ему отвечают. Они тоже его любят. Они знают, как и откуда попал он к фабриканту. И прозвали его Глупышкой. — Дядя в саже, а зачем столько угля в печь блосать? — спрашивает Палько у кочегара. — Чтобы огонь был побольше. — Лазве вам холодно? Ведь здесь такая жала. — Не нам это тепло нужно, — отвечает кочегар, снова открывая круглую железную дверцу печи и бросая в пламя широкой лопатой блестящий черный уголь. Из печи пышет таким жаром, что Палько отступает назад, закрыв глаза ладошками. А этот дядя кочегар совсем близко стоит от огня, пока набросает угля в печь. У этого бедняги все лицо опалено. Даже бровей нет! А одежда какая! Черная, будто уголь, и блестит, словно туфельки Палько. — Дядя, а у вас эти часы холошо идут? — Какие еще часы? — Ну вот эти, вы на них глядите сейчас.