С этими словами сам он приложился к бутылке, а я пошарила глазами по столу и разглядела среди огрызков и объедков два низких, с толстым дном, стеклянных стакана для виски. Они были наполнены бесцветной жидкостью — явно не колодезной водицей — и накрыты подсохшими хлебными ломтями. — Та-а-ак… — протянула я, обессиленно опускаясь на продавленный диван рядом со Смеловским. — Давай сюда свою водку! Макс безропотно передал мне бутылку. Я вытерла горлышко рукавом, враз охрипшим голосом спросила: — Как ее звали? Лола, да? — и, не дожидаясь ответа, пробормотала: — Господи, упокой души рабов твоих Виктора и Лолы! — Аминь! — сказал Смеловский и тяжко вздохнул. Я вернула ему бутылку, он хлебнул огненной водицы и покосился на меня: — Ты не обижаешься? — За что? За то, что ты закрутил роман с высокой фигуристой блондинкой, похожей на меня? — Я невесело хмыкнула. — Нет, я не обижаюсь. Наоборот, чувствую себя виноватой. Ведь если бы ты не выдумал себе идеальную женщину в моем лице, то не связался бы с Лолой, у которой при всех ее достоинствах был один большущий недостаток — ревнивый муж-бандит. Черт, Макс, разве ты не понимал, как опасно наставлять рога Казанскому?! — Понимал, потому и старался держать все в тайне. — Перестарался, — буркнула я. Смеловский сосредоточенно побулькал водкой, а потом хмуро спросил: — Ты одна такая умная? Или еще кто в курсе? — Кажется, больше никто. Мы еще немного помолчали, а потом Макс снова спросил: — Как догадалась? — Зеркало помогло, — призналась я. — Я вспомнила, как Витя Гасовский играл твое «отражение». Вы с ним были похожи! — Одного роста, одинакового телосложения, оба светловолосые, голубоглазые и скуластые, — кивнул он. — А если загримировать, так и вовсе братья-близнецы. — Только лицо в гриме серое и на маску похоже, — добавила я. — Ну, это еще с перепою, — объяснил Смеловский. — Сама подумай, мы же накануне три бутылки виски вылакали! Причем большую часть Витек принял, он по части выпивки был большой любитель. — Вы тут пили? — Я огляделась и удовлетворенно кивнула: — Конечно, тут, это заметно. И кирпич для бедной Маргариты Андреевны ты отсюда прихватил, правильно? А бабуля-то твоей фанаткой была! — Слушай, ты извини меня за эту твою бабку! Я обязательно придумаю, как вернуть старушке ее деньги и веру в меня, любимого. Честное слово, мне совсем не в радость было ее обманывать! — Понимаю, ты это не корысти ради, — хмыкнула я. — Тебе просто очень нужно было алиби на время дневного загула с Лолочкой Казанской — красавицей с чудовищным мужем. Ты понимал, что Адольф… то есть Альберт Семенович не будет церемониться с тем, кто сделает его рогоносцем. Я только не понимаю, зачем надо было устраивать это уличное шоу с раздачей кирпичей? Почему нельзя было просто уложить в студии загримированного Витьку и этим ограничиться? — Потому что Казанскому на свидетельские показания моих коллег с телевидения было бы начхать! — вскинулся Макс. — Что ему эти «смишники»? Несерьезный народ, пыль под ногами. А вот милиция — совсем другое дело, это уже авторитетно. Если бы мое алиби проверили и удостоверили менты, это было бы надежное прикрытие. — Но ты понимал, что милиция не станет выяснять, где ты был и чем занимался просто так. Милицейское любопытство кто-то должен был пробудить! Кто-то вроде Маргариты Андреевны! — Дальше мне все было ясно. Ну, почти все. — Если я правильно понимаю, суровый муж Казанский все-таки узнал об измене жены. Наверное, кто-то вас увидел, — предположила я. — Не знаю, сам он убил Лолочку или это его бандиты сделали, но не сомневаюсь, что и Виктор погиб не случайно. — Я тоже не сомневаюсь, — пробормотал Макс и выразительно посмотрел на стаканы под хлебными крышечками. — А как случилось, что убили не тебя, а Гасовского? Понятно, что перепутали, но почему? Если кто-то следил за тобой, когда ты был с Лолой, то тебя и должны были пристукнуть! — Уж так прямо и должны! — Смеловский поежился. — Накаркаешь еще… Знаешь, где Витька эта чертова машина снесла? На проспекте напротив моего дома. Он из нашего подъезда вышел и побежал через дорогу, тут-то его и сбили. — Так он вчера к тебе приходил, — поняла я. — А зачем? — Зачем, зачем… Пиджак мой немецкий отдал! Еще вопросы есть? — Еще вопросов нет. Мы замолчали и в соответствующей случаю гробовой тишине допили оставшуюся водку. — Все, — со стуком поставив пустую бутылку на стол и посмотрев на часы, решительно сказала я. — Скажи спасибо Гасовскому, царство ему небесное, от страшной мести Казанского он тебя спас. И от обвинения в мошенническом обмане старушки уберег: сто процентов, теперь все твои грехи повесят на бедного Витьку, благо, ему уже все равно. Хватит тут сидеть, поехали домой. Тебя мама ждет, а меня такси. Я встала и потянула Макса. Он поднялся, но только для того, чтобы повиснуть у меня на шее и озвучить пламенную речь: — Инка, ты вообще понимаешь, что случилось? Сволочь Казанский убил Лолу и Витьку, и я это знаю, но ничего не могу сделать! Я, конечно, могу пойти в милицию, но это же будет бессмысленное самоубийство! А так хочется наказать негодяя и отомстить за ребят! — Ты можешь пойти со своим рассказом в милицию, но я сомневаюсь, что тебя там вообще станут слушать, — сказала я. — Альберт Казанский — не последний человек в нашем городе. А после выборов, возможно, он будет и вовсе первым! — Что ты сказала? — Смеловский отцепился от моей шеи и закачался, как кобра на хвосте. — Инка, ты гений! — Я это слышала много раз, — согласилась я, ожидая продолжения. Макс достал из кармана мобильник, с третьего раза набрал нужный номер и приклеил трубку к уху. — Кому звоним? — спросила я, немного беспокоясь. — Тому, кто с моей неоценимой профессиональной помощью совершенно точно станет в нашем городе человеком номер один! — деловитой скороговоркой ответил Макс. — Алло, Василий Витальевич? Это Смеловский с телевидения. Я подумал и решил принять ваше предложение. Я согласен вас пиарить. — Отлично! — довольно зарокотал в трубке густой бас. — Я очень рад, Максим! Вместе с вами мы победим! — Давайте встретимся завтра и обсудим новую стратегию предвыборной кампании. Всего доброго! — сказал Макс. Он выключил телефон, коварно улыбнулся и подмигнул мне припухшим от пьянства глазом: — Ты поняла? — Поняла, — я тоже хищно усмехнулась. — Ты сделаешь Голикова мэром… — А он сделает Казанского трупом! Макс подставил мне ладонь, мы звонко ударили по рукам и пошли к такси, которое уже призывало пассажиров нетерпеливыми гудками. Татьяна Устинова Новые Золушки Вот молодой корреспондент. Он приехал ко мне домой — семь верст до небес, и все лесом. Он нервничает — обратно ехать опять семь верст до небес, и все в пробках. Он спешит — материал горит, дым валит. Он начинает с золушек — с чего еще ему начинать, он точно знает, кто это такие, и он решительно не знает, кто я. — Татьяна, — говорит он и облизывает сухие от взвинченности и спешки губы. — Вот вы все время пишете про золушек! Почему вы все время пишете о золушках?! …Не знаю, что ответить, и тоже начинаю нервничать и потеть. Признаться, что не пишу я ни о каких золушках?… Итак, есть схема. Всеобщим достоянием на века ее сделал Шарль Перро, хотя и до него она вполне себе прекрасно существовала, например в балладах о храбрых рыцарях и несчастных красавицах. Вот она — несчастное создание в силу ряда причин. Она должна быть бедной, обиженной, падчерицей, нищенкой, в общем, котенок-сирота. Вот он — благородный, храбрый, на коне, в плаще, с гитарой и шпагой, в сапогах-скороходах, на ковре-самолете. В общем, победительный мужчина. Они встречаются — на балу, на охоте, на болоте. Они влюбляются друг в друга. Окружающие строят им козни и пытаются помешать их любви осуществиться. Летают нетопыри. После некоторых испытаний влюбленные соединяются. Золушка становится принцессой. Играет оркестр. Ничего не забыла? Все детали на месте?… Ну да, вроде все на месте. Что же, черт возьми, в этой схеме такого, что не дает нам, читателям и писателям, покоя уже некоторое количество столетий?! Что так берет за душу? Награда нашла героя? Золушка после страданий получила дворец, кучера с каретой и целый шкаф с платьями вместо одного предательского платья, которое растаяло в полночь заодно с кучером и каретой?… Добро восторжествовало, зло наказано, то есть мачеха и сестры не получили штампа в паспорте «ж. п-ца» жена принца?… - Утверждены некие стандарты красоты, что ли?… Ножка должна быть маленькой-маленькой, а душа огромной-огромной? Что?… Что?! Почему любая — подчеркиваю, любая! — история о счастливой любви без надрыва, психопатии и попыток суицида непременно называется «историей Золушки»?! Мало ли историй и схем, где награда находит героя, а все ж именно Золушка застит нам глаза. Именно она — устойчивый и понятный образ, скажешь Золушка, и ничего не нужно ни добавлять, ни объяснять. Сразу ясно — хорошая девушка пропадала ни за грош, но появился принц, все оценил и понял, спас, теперь она больше не пропадает, а, напротив, процветает во дворце с конем и кучером. Так что в основе восторга-то? Что хорошая или что во дворце? Тут стоит задуматься, и бедному корреспонденту никуда не деться — придется ждать, покуда я задумаюсь. Мне кажется, что хороша во всей этой истории именно… окончательность награды. Это уж такая награда, после которой никак нельзя сказать «но». К примеру, они были счастливы, но бедствовали до конца дней. Они были благополучны до конца дней, но счастья не было. Они любили друг друга, но вскоре разлюбили. Они мечтали соединиться в счастии любви, но им помешали. Так вот, ничего этого нету, нету «но»!.. Очень утешительно, когда награда полная и окончательная — и выигрыш миллиона по трамвайному билету, и любовь до гроба, и кучер с конем. Очень утешительно, когда можно не бояться, что все развалится, рассыплется, пойдет прахом, например, потому что денег нету, или принц подлец, или негодяи напакостят. Не рассыплется и не развалится, потому что любовь стоит на бетонном постаменте материального благополучия, а негодяи повержены еще до прихода счастья. Счастье в полной безопасности, девочки. Не волнуйтесь. То есть получается, что важны оба пункта: Золушка «хорошая», и за то, что она «хорошая», ей достается любовь не свинопаса, а принца. Может, свинопаса любить тоже интересно, кто его знает. Но после всех хлопот с чугунками, там, с корчагами, с работой по ночам, с преодолением оскорбительных нападок родственников, с их вечным недовольством, после дикой усталости, когда не хочется ничего, только спать, после этого вечного дурацкого грязного передника и пыточных деревянных башмаков, которые месят непролазную грязь скотного двора, как-то совсем не хочется свинопаса. И не хочется разбирать, хорошо с ним было бы или плохо. Как-то не до этого. Как-то хочется отдыхать во дворце в красивом платье. И дворец сбывается тоже!..