— Привет, Макс! — Я не растрогалась и заговорила жестко: — Живо признавайся, где ты был вчера утром? — В десятом часу! — подсказала Трошкина, сложив руки у рта рупором. — Вчера утром я был в студии, а что? — мурлыканье Смеловского сделалось настороженным. — А то, что тут одна ба… большая твоя поклонница утверждает, что вчера в десять утра ты мошеннически пиарил родной телеканал на центральной улице нашего города! — Мошеннически? Это как? — чувствовалось, что Макс заинтересовался. Я вкратце пересказала ему суть аферы, жертвой которой пала доверчивая Маргарита Андреевна, и Смеловский непочтительно заржал: — Шикарная история! Можно, я приглашу эту почтенную простушку на съемку очередной программы «Суровая правда»? Она на личном примере призовет телезрителей к бдительности и осторожности. — Макс, мы тут не шутим! — я заговорила строже. — Маргарита Андреевна к тебе в большой претензии! Ты разрушил ее святую веру в благородство прекрасного телевизионного принца, да еще взял за это полторы тысячи рублей! — Ты с ума сошла? — До Макса, видимо, дошло, что я его не разыгрываю, и он рассердился. — Не знаю, что там померещилось твоей чокнутой старухе, но я вчера весь день провел на работе! Как пришел к девяти, так до шести и носу из студии не высунул! — Это ложь! — услышав его громкий голос в трубке, гневно вскричала Маргарита Андреевна, страшно оскорбленная тем, что ее назвали старухой, да еще и чокнутой. Она смяла в комочек остаток кекса, швырнула его на пол (Барклай проявил проворство и поймал лакомство на лету), встала и засобиралась «куда надо». — Макс, Маргарита Андреевна грозится заявить на тебя в милицию! — предупредила я друга. — Пусть заявляет! Дура старая! — Смеловский окончательно осатанел и вырубил телефон. У меня было ощущение, что он прав в оценке умственных способностей Алкиной гостьи, но я тактично оставила свои соображения при себе. Дождавшись ухода разгневанной тети Руперта, я простилась с Трошкиной, отвела Барклая домой, переоделась и поехала в центр. Болтовня Маргариты Андреевны о распродажах на Зеленой разбередила мне душу. В двенадцатом часу — я как раз примеряла ботильоны — мне позвонила Клавдия Рыжикова, ассистент режиссера Дудкина, с которым работает и одновременно враждует Максим Смеловский. — Здравствуйте, Индия! — церемонно молвила Клава. — Простите мне нескромный вопрос, но вы случайно не знаете, куда запропастился Максим Леонидович? Похоже, Клава надеялась на нескромный ответ: «Ах, конечно, знаю, тут он, рядом со мной посапывает!» — но я вынуждена была ее разочаровать. — Понятия не имею! А почему вы меня спрашиваете? — А кого же еще? — искренне удивилась Клава. — Всем известно, что Максим Леонидович в вас влюблен, как мальчик! С кем же он мог загулять, как не с вами? — Может, с собакой? — досадливо съязвила я. — Где-нибудь на пустыре… — С собаками, точно! — льстивое сопрано Клавдии неожиданно превратилось в басовитый рык Дудкина. — С собаками я его искать буду, с овчарками! Пущу по следу гончих, и пусть они найдут этого безответственного зазнайку, и затравят его, и разорвут его в клочья, и развеют по ветру саму память о нем! — Аминь, — хладнокровно ответила я и выключила трубку. Бесноватый Дудкин меня не волновал, а вот сообщение о том, что верный рыцарь Смеловский загулял на стороне, разбередило душу. Я никогда не воспринимала ухаживания Макса всерьез, не собиралась за него замуж и даже не планировала переводить наши платонические отношения в горизонтальную плоскость, но… лишаться своего печального Пьеро было жаль. И еще захотелось узнать, на кого это он меня променял. «Макс, конечно, волен гулять, с кем хочет, но ты должна убедиться, что он попал в хорошие руки», — внутренний голос подсказал достойный аргумент в пользу поисков пропавшего кавалера, и я немедленно приступила к активным действиям. Злосчастные ботильоны опять остались некупленными! Вернув их на полку, я прошла мимо кассы, на улице остановила такси и поехала на телевидение, где трудится Смеловский. Я там частенько бываю — Макс постоянно приглашает на запись программ, так что вахтерам я примелькалась, и на входе, где вообще-то положено предъявлять документы, меня давно уже никто не останавливает. Миновав сторожевой пост с бритоголовым индивидуумом, который натужно окаменел над газеткой с кроссвордом, я прошла по длинному коридору и постучалась в дверь монтажной: — Тук-тук, кто в теремочке живет, можно вломиться? — Заходи, не бойся! Выходи, не плачь! — веселой скороговоркой отозвались изнутри. Я потянула дверь и заглянула в полутемную каморку. В теремочке сидели перед мониторами монтажеры Коля и Петя. Один экран светился синим, второй — зеленым, и лица у ребят были подсвечены в тон. — Здравствуйте, Мышка-норушка и Лягушка-квакушка! — сказала я серо-голубому Коле и бледно-зеленому Пете. — Здравствуй, Зайка-побегайка! — не заржавели с ответом фольклорно-грамотные парни. — Вы Смеловского не видели? — спросила я. Мальчики дружно обернулись, укоризненно посмотрели на меня, синхронно вздохнули, и Коля потянулся за блокнотом. — Так видели или не видели? — не дождавшись ответа, повторила я. Коля с треском выдрал из блокнота исписанный лист, выбрался из кресла, подвинул меня и прилепил на дверь рукотворное объявление: «Смеловского не видели!!!» Количество восклицательных знаков позволяло предположить, что этот вопрос ребятам задавался неоднократно. — Вот наш ответ Чемберлену! — сказал Коля, надежно прикрепляя их с Петей ответ английскому лорду липкой лентой. Тут в коридоре за углом послышались нервные голоса и множественный шум шагов. — Идут? — встревоженно спросил Петя из монтажки. — Идут, басурмане! — подтвердил Коля и втолкнул меня в комнату. — Посиди тут, переждешь татарское нашествие. Наши уже все в укрытиях. Этому народу лишний раз лучше на глаза не попадаться. — Это кто у вас там? — Я оглянулась на закрытую дверь, за которой как будто и впрямь боевые монгольские кони протопали. — Это у нас там господин Казанский Адольф… Тьфу, господи, прости! Альберт Семенович с боевыми товарищами по партии, — ответил Петя. — На запись предвыборного выступления пожаловали. Я спросила, почему почтенный господин, имеющий большую команду верных соратников и желающий распространить владычество на все городское народонаселение, вызывает у студийного народа желание убежать и спрятаться. Коля сказал: — О! — И приставил ладони к голове, имитируя большие оттопыренные уши. А Петя сказал: — У! — И приложил палец к губам. — Тс-с-с-с! Я вняла предупреждению и сменила тему: — Ребята, а вчера вы Максима не видели? — Боже, сколько можно! — Петя вздохнул. — Ну, не видели мы Максима! Ни вчера, ни сегодня! Я вообще его уже неделю не видел — в отпуске был, сегодня первый день вышел. — Нет, вчера Максим в студии был, — вмешался Коля. — Четко с девяти до шести, как порядочный. Из дальнейшего повествования выяснилось, что этой четкостью вся Максова порядочность и ограничилась, ибо явился он на работу в состоянии, которое никак не соответствовало устоявшимся требованиям к трудовой дисциплине. — Голос сиплый, морда опухшая, серая, как у покойника, под глазами мешки, — часто хмыкая, рассказал Коля. — И амбре такое, словно он «Баллантайн» не внутренне принимал, а наружно — в виде утреннего душа! Я удивленно покрутила головой. Мне, как и всем другим знакомым Смеловского, было известно, что он не употребляет никакого спиртного, кроме виски марки «Баллантайн», но обычно Макс выпивает весьма умеренно. — Приплелся он, шатаясь, как зомби, точнехонько к девяти, но ничегошеньки за весь день не сделал, — продолжал Коля, откровенно потешаясь. — Завалился на диване в редакторской, укрылся своим любимым немецким пиджаком и продрых до самого вечера. Глубоко похмельный интеллигент и пижон Смеловский, спящий под вельветовым пиджаком с замшевыми накладками, точно полумертвая лошадь под маломерной попонкой, — это было весьма необычное зрелище, и весь студийный народ не преминул им насладиться. Для репутации Макса это было плохо, а вот для алиби — очень хорошо. Если Маргарита Андреевна заявит в милицию, у Максима будет куча свидетелей, готовых присягнуть, что мошенническую раздачу слонов и подарков на Зеленой производил не он. Хотя я лично в этом и так не сомневалась — в смысле денежных расчетов Максим Смеловский честнейший человек. «Извини, дорогая, но ты и в его светлой любви не сомневалась, — справедливо уязвил меня внутренний голос. — А Макс, похоже, пошло кутил с кем-то ночь напролет!» Настроение у меня испортилось, болтать с ребятами расхотелось. Дождавшись, пока Казанский с его штабс-бандой угнездятся в студии, я выскользнула из телекомпании. И только села в троллейбус, как зазвонил мой мобильный. — Ин, привет! — затарахтела трубка голосом Дашки Крякиной, бывшей нашей институтской старосты. — Ты не знаешь, как найти Максима Смеловского? Я подавила рычание, но не смогла скрыть раздражения: — Ну, тебе-то он на кой черт сдался?! Восемь лет спустя после выпуска! — То-то и оно, что это касается всего нашего курса! — не дрогнула бронебойная Дашка. — Я всех обзваниваю, только вам с Максом еще не сообщила. Жуткая новость! Ты Витьку Гасовского помнишь? — Гасовский, Гасовский… — забубнила я. — Нет, не помню! А что? — А то, что его ночью машина задавила, насмерть! Ты на похороны пойдешь? Я так думаю, мы все должны скинуться на венок. На ленте напишем: «Вите от однокурсников. Мы тебя никогда не забудем!» Правильно? С учетом того, что лично я однокурсника Витю уже давно и прочно забыла, идти на похороны не имело особого смысла, но от финансового участия в траурном мероприятии я, конечно, не отказалась. Крякина, как всегда осведомленная лучше всех, запоздало поведала о послеинститутской жизни Гасовского: — Жил бестолково, выпивал, с женой развелся. По специальности ни дня не работал, вел в какой-то артели инвалидов кружок художественной самодеятельности — ну, ты помнишь, он и в институте больше в КВН играл, чем учился. Я вспомнила, что какой-то Витька в нашей институтской команде действительно был, но не смогла конкретизировать его смутный образ, в чем напористой Дашке не призналась, пообещав непременно передать печальную весть Максиму, как только он объявится. Едва закончив разговор, я вырубила телефон: вдруг еще кого-нибудь из однокурсников посетит оригинальная мысль попытаться разыскать Макса через меня. А я чувствовала, что просто озверею, если еще хоть раз услышу: «Ты не знаешь, где Максим Смеловский?» За неработающий телефон я получила нагоняй от Дениса. Мой милый сидел у нас на кухне и в темпе «аллегро модерато» поглощал горячий борщ. Перед ним стояла также тарелка с дымящимся вторым, справа сидел, утвердив подбородки на ладошке и умиленно глядя на едока, мой папуля, а слева громоздились судочки с горячим питанием на вынос. Я поняла, что капитан Кулебякин собирается в ночное, и с досадой спросила: — У родной милиции опять аврал?