– Вы сами завели речь о содержимом сумочки, указав на платок, так что защита имеет право расспрашивать свидетеля обо всём, что касается найденных в сумочке предметов, – парировала Вэл. – Протест отклонён. Свидетель, отвечайте. Капитан, лично производивший задержание Брин в заброшенной хижине, ответил осторожно: – Само собой, в сумочке был не только платок, а ещё косметические средства: тушь для ресниц, помада для губ, банковские карты, немного наличности. – Что-то ещё? – подтолкнула Вэл замолчавшего свидетеля. – Магический ключ от её дома был. – А другие магические ключи имелись? – Да, один, за молнией внутреннего кармана сумки, – неохотно подтвердил свидетель, – и больше ничего. – Почему его не приобщили к вещественным доказательствам? – Зачем? Второй ключ, как и первый, никак не связан с убийством. Он не являлся ключом от дома Харриса. – Понимаю. Он мог быть ключом от дома подруги Брин, точно не имеющей никакого отношения к преступлению. – Свидетель просветлел лицом и кивнул. – Вы проверяли, подходит ли ключ к домам её близких подруг? Тут лицо капитана вытянулось. – Да, – процедил он, – проверяли, но ключ не подошёл. – Ваша честь, я прошу продемонстрировать суду упомянутый неопознанный ключ, – обратилась Вэл к председательствующему судье. – Протестую! Совершенно ненужное захламление материалов дела, – встрял Гастингс. – Обоснуйте вашу позицию, адвокат, – потребовал судья Накир. – Поскольку обвинение до сих пор не предъявило орудие убийства, я прихожу к выводу, что оно так и не найдено. Возможно, артефакт спрятан за дверью, отпираемой этим ключом. Капитан Уильямс привстал со скамьи и впился в Вэл грозным пытливым взглядом, явно припоминая взорвавшийся подозрительный домик, а прокурор подскочил, как ужаленный: – У вас есть предположения, где находится эта дверь?! Вэл неопределённо повела плечами, судьи дружно нахмурились, помолчали, смотря на взвинченного Гастингса. – Я так понимаю, обвинение снимает свой протест? – произнёс Накир. – Прошу предъявить второй ключ суду и представителю защиты. Впившись глазами в фиолетовый квадратный амулет, Вэл рассмотрела рисунок рун – ключ, несомненно, был дубликатом ключа от дома Пола Стоуна. – По требованию защиты ключ присоединяется к материалам дела, – заявил Накир, и Вэл встрепенулась: – Извините, ваша честь, я просила лишь показать его! Зал поражённо ахнул, прокурор поперхнулся, капитан шлёпнулся обратно на скамью для свидетелей. Судья Накир побагровел, а Брэд Кэмпбелл успокаивающе похлопал его по руке. – Лишь показать?! – совсем не по-ангельски прорычал серафим. Вэл кивнула, сотворив на лице невинное выражение неверно понятой простодушной девочки, и судья тяжко вздохнул: – Поправка принята, верните ключ помощнику прокурора. Вношу ясность в ещё один вопрос: обвинение настаивает на присоединении белого кружевного платка к материалам дела? Да? Слава богу, хоть здесь суд верно трактовал позицию одной из сторон. Защита не возражает? Прекрасно, платок принят судом в качестве вещественного доказательства. Леди и джентльмены, заседание продолжается. Глава 9, о степени вероятности событий После рассказа Стива Уильямса о попытках обвиняемой переложить преступление на чужие плечи, после выступления дактилоскопистов и экспертов-криминалистов окружной прокурор перешёл к финалу своей части представления материалов дела: доказательству, что Брин Стоун провела ночь с инкубом, являясь при этом его возлюбленной. Он без конца вызывал подруг обвиняемой, посетителей ресторана, видевших влюблённую парочку вечером субботы, демонстрировал кадры записи видеокамер, зафиксировавших страстные поцелуи вампирши и демона как на выходе из ресторана, так и на входе в дом. Свидетельства схожего толка дала и пожилая супружеская пара оборотней – соседи Харриса, видевшие возвращение демона домой в компании с Брин. – Мы хорошо знали Харриса и знакомы с его девушкой, – косясь на безучастную ко всему вампиршу, говорила оборотница. – В тот вечер выражение его лица, обращенного к ней, было таким же влюблённым и обожающим, как прежде. – Вы эксперт в деле распознавания эмоций по лицам? У вас есть диплом, подтверждающий соответствующую квалификацию? – сурово вопросила Вэл. – Чувства хорошо знакомого человека очевидны без дипломов, – вмешался прокурор. – Свидетельница не раз видела Харриса в обществе Брин Стоун и сейчас показывает, что вечером субботы он смотрел на неё с той же любовью, что раньше. – Она показывает под присягой, что его любовь была ровно той же? – наигранно изумилась Вэл. – Ни чуточку больше, ни чуточку меньше? Тогда вашей свидетельнице, прежде чем давать такие показания, следует запатентовать созданный ею измеритель любви. По залу пронёсся смешок. Секретарь строго призвал всех к порядку, а председательствующий пошептался с судьей-консультантом и постановил: – Внесите в протокол, что свидетельница высказала свою личную убеждённость в наличии у инкуба любви к Брин Стон. Убеждённость, основанную на опыте их прошлых встреч и ранее слышанных ею признаний в любви самого Харриса. Поскольку ни один эксперт не способен абсолютно надёжно определить наличие или отсутствие в человеке любви к кому-либо, то суд вынужден принимать заявления, базирующиеся на косвенных доказательствах таковой. – Спасибо, ваша честь, – с благодарностью поклонился в сторону судей окружной прокурор. – Хочу заявить, что в материалах следствия имеется признание самой обвиняемой, что в роковую ночь она явилась в спальню инкуба с убийственным артефактом в руках и активировала его, не сомневаясь, что тот сработает. Но поскольку адвокат намеревается доказывать невменяемость своей подзащитной после ареста, мы не станем присоединять данную запись к материалам дела, чтобы избежать громких криков со стороны защиты. Факт совершения преступления и причастности к нему обвиняемой и без того нами доказан. – Протестую, ваша честь! – решительно поднялась Вэл, и судья Накир кивнул, не дожидаясь продолжения: – Согласен, прокурору не следовало сообщать о наличии сомнительной записи, которую он не намерен предъявлять суду. – Я протестую по другому поводу, – разъяснила Вэл. Выждала паузу, в течение которой на неё взирали несколько сотен круглых изумлённых глаз, и сказала: – Я возражаю против заявлений прокурора о моих намерениях на основании того, что они ему не известны, не могут быть известны и в корне ошибочны. Прошу указать в протоколе факт наличия данной записи, чтобы защита имела возможность её прослушать. – Если запись будет включена в материалы дела, то впоследствии её смогут прослушать и присяжные заседатели, – напомнил Накир. – Мне это известно, ваша честь. При гробовом молчании стороны обвинения запись признания Брин Стоун была присоединена к материалам дела. Гастингс откашлялся, нервным жестом поправил галстук, словно тот душил его, и выступил вперёд: – Обвинение закончило представление доказательств. Дело представляется нам предельно ясным. Высший демон был убит тем способом, которым можно убить только инкуба. Его смерть, согласно проведённым экспертизам, наступила в ночь с субботы на воскресенье, в промежуток от трёх часов ночи до семи утра. То, что в это время рядом с жертвой преступления находилась только обвиняемая – неоспоримый факт. Отметины клыков, оставшиеся на теле жертвы, убедительно это доказывают – тест ДНК следов слюны в ранках опровергнуть невозможно, причём самые свежие укусы были нанесены инкубу буквально за пять минут до смерти, иначе они успели бы полностью исчезнуть. Только Брин Стоун могла совершить убийство с помощью того артефакта, который был использован. Никаких других подозреваемых по делу в принципе быть не может, поскольку у инкуба может быть лишь одна возлюбленная, а для Харриса до самого последнего его вздоха таковой являлась обвиняемая. Чем и воспользовалась. Воспользовалась цинично и обдуманно, намеренно соблазнив инкуба, а также заранее подготовившись к преступлению, разработав планы, как избежать заслуженного наказания. К концу речь прокурора зазвучала трагично, как монолог Гамлета, в мёртвой тишине зала. Судья Накир откашлялся, покосился на сидящего рядом консультанта, сверлящего задумчивым взглядом невозмутимого адвоката, и произнёс: – Суд готов принять точку зрения обвинения. Само собой, преднамеренность убийства господину прокурору ещё придётся обосновать более тщательно перед присяжными заседателями, но что касается предварительного слушания, то его назначение выполнено. – Простите, ваша честь, но защита ещё не представила своих доказательств, поднялась Вэл. – Не могу себе представить доказательств, опровергающих версию обвинения, – нахмурился серафим. – Однако у суда нет намерения ущемить законные права защиты. Полагаю, процесс опроса ваших свидетелей не займёт много времени? – Простите ещё раз, ваша честь, но я не давала повода для таких предположений, – ослепительно улыбнулась Вэл. – Не давали, – согласился судья, неодобрительно поджал губы, однако не стал высказываться по поводу затягивания рассмотрения очевидного дела. – Что ж, тогда объявляю получасовой перерыв на обед. Брин Стоун увели, в зале шумно задвигали стульями, народ потянулся на выход, тихо переговариваясь между собой. Драконы-охранники скрылись за дверьми служебного помещения, а к Вэл протолкался отец её подзащитной. – Я переживаю по поводу признаний моей дочери, – признался Картер. – Всю голову сломал, каким образом они помогут делу её защиты, но так ни до чего и не додумался. Мне кажется, разумнее было воспрепятствовать присоединению её показаний к материалам дела, тем более врачи признают её недееспособность. – Заключениям тюремных врачей не слишком-то верят, а сведения о записи обязательно просочатся за стены суда и всем присяжным будет известно, что запись есть, а ловкий трюкач-адвокат устроил так, что они не могут её прослушать. От этого только хуже станет, пусть присяжные точно знают, что говорила Брин, чем придумают собственную версию её показаний. По закону присяжные обязаны опираться при принятии решения лишь на материалы дела, но на практике так бывает далеко не всегда – человеческую природу не переделаешь. – То есть, вы не сомневаетесь, что её дело передадут в суд высшей инстанции, – уныло сгорбился Картер. – Она находилась на месте преступления в момент его совершения и имела возможность совершить это убийство – для предварительного слушания этих фактов достаточно. Наша цель сейчас – добавить в дело как можно больше тех материалов, что помогут защите на суде присяжных. – И уменьшить число тех, что ей помешают, разве не так? Почему вы не запретили присоединять платок, ведь могли же?! – Бессмысленно запрещать: они всё равно докажут, что отпечатки на ноже стёрты таким же платком, и присяжные лишь разозлятся на адвоката, ставящего препоны на пути правосудия. Не переживайте, Картер, последнее слово будет за нами. . Драконы, серафимы и все прочие заняли свои места. Собравшиеся в зале с новыми силами приготовились вникать во все хитросплетения адвокатской защиты, хоть большинство уже полностью согласилось с непробиваемостью доводов обвинения. Однако как раз поэтому всем было любопытно послушать, что же скажет пришлый адвокат. – Уважаемый суд, обвинение чётко доказало, что моя подзащитная находилась в спальне инкуба как раз перед моментом его гибели. Я хотела бы акцентироваться на вопросе, когда она из неё ушла, – начала своё выступление Вэл. – Не вызывает сомнения, что смерть возлюбленного оказалась тяжёлым ударом для психики моей клиентки, однако существуют методы, позволяющие получить надёжные сведения даже от тех людей, что плохо осознают себя. Поэтому я приглашаю на свидетельскую скамью в качестве эксперта признанного авторитета в области патологических расстройств личности – доктора Эрла Хэлла. – Психотерапевт, сидевший в первом ряду зрителей, поднялся на помост и принёс присягу говорить правду, только правду и ничего кроме правды. – Доктор Хэлл, когда я обратилась к вам за помощью, вам было известно, что Брин Стоун обвиняется в убийстве инкуба, что орудием убийства стал артефакт, а после в тело жертвы воткнули нож? – Да, мне были известны эти обстоятельства преступления. – О чём я попросила вас? – Вы хотели, чтобы специалист моего профиля убедился в сильнейшем психическом расстройстве Брин Стоун, а в случае установления такового проверил бы её реакции на схожий амулет, нож и ещё кое-какие предметы и, если возможно, сделал бы некие выводы. – Выводы, связанные с её причастностью к убийству? – уточнила Вэл. Доктор Хэлл подтвердил. – Вы провели эксперименты с подготовленным мною набором предметов? – Да. Подтверждаю под присягой, что моё заключение о состоянии Брин Стоун полностью совпадает с мнением врачей, осматривавших её до меня. В настоящий момент обвиняемая по делу находится в невменяемом состоянии и неспособна осознавать свои поступки или нести ответственность за свои слова. Однако именно по этой причине она не способна скрывать возникающие у неё инстинктивные реакции на различные предметы и образы, что и стало основанием для моих изысканий. – Расскажите о них максимально подробно и понятно для слушателей-непрофессионалов. – Человек, испытавший тяжелейший эмоциональный шок, часто замирает в том времени, когда произошло травмировавшее его психику событие. Он не обращает внимания на происходящие вокруг него события. Он как бы задерживается в прошлом, раз за разом прокручивая в памяти малейшие детали фатального для него происшествия, и бурно реагирует лишь на те образы, что неразрывно связаны с ним. Примером может служить вопль ужаса ребёнка при виде картины с изображением моря, если он чуть не утонул в его волнах. Те, кого чудом спасли из воды, порой боятся принимать ванну дома. Соответственно, я исследовал реакции Брин Стоун на предметы, связанные с местом убийства и орудиями убийства. – Кто предоставил вам эти предметы, если они находились под охраной полиции? – прервал рассказ окружной прокурор. – Простите, я неверно выразился: мисс Мэнс принесла мне предметы, аналогичные тем, что имелись на месте убийства, – очень на них похожие. Впрочем, сейчас я всё объясню. Во-первых, яркую негативную реакцию у Брин Стоун вызывало всё, хоть отдалённо связанное со спальней: фотографии разобранной пустой кровати, закрытых гардин на окне, даже одеяла с узором, как то, что было в комнате Харриса. Она начинала рыдать, отворачиваться и закрывать лицо руками. Такой же эффект производил запах олеандра – он тоже ассоциировался у неё с местом убийства, как и фотография этого цветка. Брин вздрагивала и заливалась слезами при виде фото разбросанных вещей и людей, занимающихся любовью. В последнем случае с ней случилась истерика, преодолевшая действие седативных препаратов, но сильнее всего она отреагировала на предъявленную ей модель артефакта, сделанную по отпечатку с тела погибшего.