Последние слова Реваева были обращены ко все еще улыбающимся Михееву и Крыловой. Глава 4 Крылова чувствовала себя неуютно. Десятки, если не сотни уставившихся на нее с любопытством глаз казались впивающимися в тело острыми иглами. Наверняка их тут больше сотни, здесь же собран целый курс. Виктория никак не могла решиться начать выступление. Стоящий рядом декан факультета нетерпеливо постучал по болтавшимся на левом запястье умным часам. – Вы, конечно, меня извините, но ведь у нас учебный процесс. – Да-да, – кивнула Вика и, вновь повернувшись к аудитории, представилась: – Добрый день, меня зовут Крылова Виктория Сергеевна, я сотрудник Центрального управления Следственного комитета. В зале послышался оживленный гул, кто-то из будущих дипломатов, не удержавшись, присвистнул. – Да, я тоже рада вас видеть, – Виктория усмехнулась и неожиданно почувствовала, что волнение куда-то исчезло, – хотя повод для нашей встречи совсем нерадостный. Возможно, многие из присутствующих уже в курсе, что вчера недалеко от здания вашего института произошло преступление. В результате погибли три студента МГИМО и еще один человек, который был с ними. Сейчас я вам назову имена и фамилии этих ребят. Послушайте внимательно. Возможно, вы с кем-то из них были знакомы, общались. Может быть, вы знаете хоть какую-то информацию, которая может быть полезна следствию. Стоявший у входа в аудиторию Михеев прислонился к стене и с любопытством разглядывал лица собравшихся студентов. У большинства из них он видел только искреннее удивление, некоторые девушки вытирали глаза носовыми платками или одноразовыми салфетками, кто-то оживленно обсуждал услышанное, а некоторые даже снимали все происходящее на мобильный телефон. Обычная реакция обычных молодых людей, для которых все происходящее вокруг них лишь часть грандиозного шоу «Моя жизнь». Моя и ничья больше. То, что где-то совсем рядом оборвалась чья-то чужая, это… это же прикольно! It’s cool! Потом еще можно будет сходить на похороны и там сфотографироваться, главное – подобрать к снимку хорошее изречение, не такое банальное, как от имени Омара Хайяма пишут всякие придурки в «Одноклассниках», но тоже бессмертное. А как иначе? На фоне фотографии смерти подпись обязательно должна быть бессмертной. Единство и борьба противоположностей! Азы. Первый закон диалектики. Капитан перевел взгляд на заканчивающую свое краткое выступление Викторию. – Сейчас я еще отдельно побеседую с теми, кто учился в одной группе с кем-либо из погибших ребят. – Да, внимание! – вмешался декан. – Все, кто учился в названных группах, проходят в триста вторую аудиторию. Остальные остаются здесь, сейчас начнется лекция. – Возможно, здесь есть те, кто учится в другой группе, но хорошо знает… знал, – поправилась Вика, – кого-то из погибших. Вас я тоже попрошу подойти для беседы. И еще. Может быть, кто-то не хочет, чтобы о его общении со следствием было известно. Такое бывает. Я сейчас продиктую свой номер телефона. Если вам есть что сказать по этому делу, вы можете позвонить мне, и чем скорее это произойдет, тем будет лучше. Все готовы записать? Тогда диктую. * * * Немного покопавшись в Интернете и сделав несколько звонков, Мясоедов договорился о встрече через час. Ехать надо было почти через весь город, в Кунцево, поэтому, положив трубку, Жора выключил компьютер, накинул на плечи легкий, свободного кроя пиджак, под которым от любопытных глаз скрылась перевязь кобуры, и вышел из кабинета. В сравнении со вчерашним днем было прохладно. По серому сонному небу стремительно бежали облака, а ветер, словно хулиган-второгодник, так и норовил испортить прическу какой-нибудь не в меру пышноволосой представительнице прекрасного пола. Перемещающемуся по загруженным сверх меры городским улицам Мясоедову такая погода нравилась. Солнце не било в глаза, машина не нагревалась, а значит, можно было не открывать окна и не пользоваться кондиционером – Жора не любил ни того ни другого. Кунцевский межрайонный следственный отдел располагался на первом этаже четырнадцатиэтажного кирпичного жилого дома. Закатанная асфальтом площадка с торца дома у входа в отдел была битком забита автомобилями. Поняв, что места для парковки он не найдет, оперативник осторожно сдал назад и оставил машину у соседней многоэтажки. Узнав у стоящего на крыльце и задумчиво выпускающего клубы дыма в и без того хмурое небо капитана, в каком кабинете работает Кожевников, Жора легко перескочил ступеньки и рывком распахнул тяжелую железную дверь. В коридоре следственного отдела было тихо. Посетителей не наблюдалось, а сотрудники, за исключением любителя покурить на свежем воздухе, рассредоточились по кабинетам. Найдя нужную дверь, майор и ее энергично потянул на себя, но тут его ждало разочарование: дверь оказалась заперта. Сунувшись в соседний кабинет, Жора получил лишь равнодушное пожатие плечами в ответ. Негромко выругавшись, Мясоедов полез в карман за телефоном и уже собирался было набрать номер так некстати исчезнувшего Кожевникова, как уличная дверь распахнулась, и в коридор вошел куривший на крыльце капитан. Пройдя мимо Мясоедова, он с невозмутимым видом достал из кармана ключи и отпер дверь, украшенную табличкой: «Старший следователь Кожевников Р.А.» – Прошу, – усмехнулся капитан, нахально подмигнув Мясоедову. – Что, сразу нельзя было сказать? – пробурчал Жора, заходя в небольшой, тесный от обилия старой мебели и стопок документов кабинет с зарешеченным окном. – Ну, извини, – добродушно улыбнулся следователь, – так хотелось покурить спокойно. Ты же Мясоедов? – А что, где-то написано? – удивился Жора. – Нет, но ты же звонил, – Кожевников обогнул заваленный бумагами стол и уселся в кресло, – такой бас редко услышишь. Но документик можешь показать, так, на всякий случай. – Улыбчивый капитан вновь растянул губы в усмешке. Бегло взглянув на удостоверение Мясоедова, он достал из-под клавиатуры листок бумаги. – Сам понимаешь, дела у меня уже нет, это тебе только в архив запрос делать. Но кое-какие записи у меня остались. Юрий Дмитриевич мне вчера звонил, так что я с утра посидел немного, все, что может быть интересно тебе, выписал. – Он протянул листок Жоре. На бумаге не очень разборчиво были нацарапаны несколько имен, телефонов и один адрес. – А можно как-то словами, но поподробнее? – нахмурился Мясоедов. – Без проблем, – вновь блеснул улыбкой капитан. – Чай будешь или кофе? У меня баранки есть. – Ну, если баранки, тогда конечно, – ухмыльнулся Жора, – тогда можно и кофейку. Кожевников включил стоявший на тумбочке пожелтевший от времени и накипи чайник и достал из самой тумбочки кружки. – Вроде чистые, – с некоторым сомнением в голосе произнес капитан. – Наверняка, – не глядя согласился Жора, – сыпь кофе и рассказывай. Довольный тем, что ему не придется тащиться через весь коридор мыть кружки, хозяин кабинета достал из той же тумбочки банку с растворимым кофе и пачку рафинада. Похоже, чайник не так давно уже кипятили, не успел Кожевников насыпать кофе в первую кружку, как вода с шумом забурлила, а потом послышался громкий щелчок. – Ну что тебе рассказать? – Капитан придвинул к Жоре пачку рафинада. – Дело, если честно, было поганое. Ты сам-то эту историю не помнишь? – А что, должен? – Мясоедов забросил себе в кружку два куска рафинада и теперь старательно водил ложкой по кругу. – Ну как бы да, шуму тогда много было. – Капитан убрал в тумбочку кофе и сахар, а вместо этого извлек из нее пакет с баранками. – В телевизоре по всем каналам недели две обсуждали. – В телевизоре все время какую-нибудь ерунду обсуждают, – глубокомысленно заметил Жора, запуская пятерню в пакет с баранками, – к тому же уже сколько прошло? Больше двух лет. Я не помню, чем сам два года назад занимался. – Тогда слушай краткую версию. Весна, пятница, два часа ночи. Некто Егор Агапов, девятнадцати лет от роду, студент института информационных технологий, выходит из ночного клуба, выходит не один, с приятелем, Дмитрием Лебедевым. Уж как так вышло, не знаю, но в клубе у молодых людей с девушками не сложилось. Точнее, те, с кем складывалось, дорого стоили, а чтобы так, за красивые глаза – не вышло. – Хорошие баранки, – аппетитно прокомментировал Мясоедов. Следователь взглянул на стремительно уменьшающееся содержимое пакета и с грустью заметил: – Так-то это недельный запас был. Жора достал из пакета еще две баранки и отодвинул кулек от себя подальше. Повеселевший Кожевников продолжил: – Вышли они, значит, на улицу, и тут им еще один шанс подвернулся. Стоят две девицы, хихикают. Лебедев к ним подкатил, начал убалтывать на тему расслабиться вместе, Агапов в это время в стороне стоял. Неожиданно для парней нарисовалась проблема – наш джигит, Мирзоев. Оказывается, одна из девиц приехала с ним. Ты что, правда, никогда про него не слышал? – Да с чего вдруг? – удивился такой настойчивости следователя Жора. – Этот Мирзоев три года года назад выиграл чемпионский пояс в боях без правил, правда, в какой-то нашей местной лиге, но в любом случае считался бойцом очень сильным, был вроде как претендентом на титульный бой в высшей лиге. – Надо же, – хмыкнул Мясоедов, – тогда развитие событий становится предсказуемым. – Да, в какой-то мере, – согласился капитан. – Мирзоев, не особо вникая что к чему, прозвонил Чудинову по пузу, Агапов вроде как полез их всех успокаивать, хотел развести. Ну и схлопотал апперкот прямо в челюсть. Ну а дальше, сам понимаешь, падение с высоты собственного роста, удар затылочной частью о выпирающую из асфальта крышку люка, перелом свода черепа. – И это теперь называется причинением смерти по неосторожности? – осуждающе покачал головой Жора. – А вот не надо так котелком тут размахивать. – Кожевников спрятал в тумбочку пакет с оставшимися баранками. – Ты думаешь, я что-то решал? Я этого Мирзоева вначале по чистой сто пятой статье закрыл. Десятка ему минимум светила. Жора молча потягивал кофе, ожидая, когда капитан сам доведет свой рассказ до конца. – А потом здесь собралась вся их диаспора, вот реально вся. В отдел пройти было невозможно, ОМОН вызывали. Выяснилось, что наш боец надежда российского спорта и ломать парню карьеру никак нельзя. – Кожевников вздохнул. – В итоге шеф мне сказал прямым текстом, что дело будем квалифицировать по сто девятой. По максимуму, конечно, потянули, чтобы шумиха вся улеглась, затем дело передали в суд. Там Мирзоев получил свою двушечку. – А поскольку в изоляторе день за полтора, он еще и вышел раньше, – закончил за капитана Жора, – я в полном восторге. К тебе родственники этого Агапова потом ни разу не приходили? – Приходили как-то раз, я уже думал, отца его самого за хулиганку закрывать придется, чуть кабинет мне весь не разнес, – признался следователь. – Кабинет ладно, удивительно, как он тебе голову не разнес? – А за что? – На лице Кожевникова от возмущения выступили красные пятна. – Приговор не я выносил. Я им так и сказал, не нравится приговор, идите к судье. – Вот ты красавчик, – фыркнул Мясоедов, – а если бы они по твоей наводке судье башку проломили? – Не, вряд ли, – покачал головой капитан, – мужик этот, отец убитого, как пары все выпустил, так и обмяк, его жена еле до машины довела. Не думаю, что он еще потом куда-то мог сунуться. – Ну не знаю, – Жора откинулся на скрипнувшую под его весом спинку стула, – мог он или не мог, а только Мирзоеву вчера голову кто-то из дробовика разнес начисто. Ну и еще троим до кучи. – Да знаю я, – помрачнел следователь, – видел сводку. Ты что, думаешь, это отец Агапова четверых положил? – А он их и не клал, – ухмыльнулся Жора, – они все как сидели, так в машине сидеть и остались. Капитан на мгновение задумался. – Нет, вряд ли это он. У них и ружья, по-моему, дома нет. – А что, ты у них обыск делал? – Обыск, положим, не делал, но в квартире был. Ружейного сейфа не видел, хотя конечно, – Кожевников пожал плечами, – он мог в шкафу быть спрятан. Но там мужик этот, отец, на охотника никак не похож. – Во как, новое слово в криминалистике. – Жора с наслаждением потянулся и спрятал полученную от капитана бумажку в нагрудный карман. – И давно у охотников особые приметы появились?