— Ну что! Заждались? Воображаю, что вы тут переживали! Наверно, думали, что я под трамвай попала? — Ну что ты, Надюша… Я догадался, что ты повезла чемодан. — Неужели догадался! Как? — Как только увидел, что его нет. — Да. Привезла твой. Вот он! — Надежда Васильевна раскрыла чемодан и, с явной гордостью, начала вынимать содержимое. — Все тут: и полотенце, и мыло, и шлепанцы… На письме оказался адрес. Даже два. Туда и обратно, я поехала наугад. И представь себе, Ваня, сразу нашла. Она так обрадовалась! Даже прослезилась от радости. Оказалась такая милая женщина! Усадила меня чай пить… Всю жизнь мне рассказала. И я тоже… Мы с ней подружились. Прекрасная женщина! — Ну, а кто виноват? — Представь себе, она заснула в вагоне, а когда подъехали к Пискаревке, спросонок схватила твой чемодан… — Надюша, не будем мешать Коле, — спохватился Иван Петрович. — У него скоро экзамены, и надо заниматься. Мы с ним немного тут поговорили, и он решил поднажать… Сам!.. Без всякого с моей стороны принуждения. — Молодец Коленька! Извини, пожалуйста. Сейчас я вас чаем напою… Между тем, в этот самый момент, неподалеку от дома, где жили Прохоровы, остановилась молодая, красивая женщина, тоже с небольшим чемоданом и, чуть прищурив подкрашенные глаза, стала наблюдать за проходившими по проспекту молодыми людьми определенного стиля. «Прошвырнуться по Бродвею вечерком», как они выражались, было их постоянным, почти обязательным занятием. Шли они медленной, развинченной походкой, лениво поглядывая по сторонам. Один из таких, давно не стриженных кавалеров, с длинным ярким галстуком, обратил внимание на женщину и, повернув голову, процедил сквозь зубы своему спутнику: — Переведи окуляры влево. Товар… — Переросток! — презрительно ответил тот, взглянув на Лолу. — Она тебе сигнал подает. — Мне? — переспросил первый. — Верно — мне. Боб, я торможу. Молодой человек свернул влево и, наперерез людскому потоку, направился к женщине. — Хелло, миледи! Я оказался в поле вашего внимания. В чем дело? — Ты мне нравишься. — О-о! Польщен. — И я почти уверена, что ты не откажешь в любезности помочь даме. — Если я в силах… — Да, да! Дело совсем пустяковое, — оживленно начала Лола и, взяв длинный конец яркого галстука, подтянула молодого «пижона» к себе поближе. — Мне позарез нужно вызвать одного знакомого из квартиры. Жена у него такая ревнючая, что если узнает про нашу встречу, произойдет невериятный скандал, — передразнивая одну из певичек филармонии, говорила она. — Просто невериятный! Ясно? — О, да! Это было бы забавно… — В театре, может быть!.. Слушай, детка. Вопрос серьезный. — Что я должен сделать, миледи? — Подняться на третий этаж этого дома, позвонить… кажется, два раза… или три? Там написано. Когда откроют дверь, попроси вызвать на лестницу Ивана Петровича Прохорова. Ясно? Ему ты скажешь, чтобы он срочно спустился на улицу. Сделай таинственное лицо… так! — с последними словами Лола опустила кончики губ и нахмурила брови. — Разыграем немножко! Скажи — вас поджидает под окнами «Пиковая дама». Ясно?.. Больше ничего не объясняй и сейчас же уходи. — И это все? — Все, детка! — А что я буду с этого иметь? — Все, что пожелаешь! — лукаво ответила Лола, не выпуская галстука. — Я повяжу твою удавку по самой последней моде. Так еще никто из вас не умеет. — Да! Это интересно! — заулыбался молодой человек. — Повторите, пожалуйста, адрес этого… Прохорова? Я остановился на этой сценке, чтобы задержать ваше внимание. «Стильные» молодые люди!.. Вам приходилось иногда встречаться на проспектах Ленинграда? Внешний вид, манера держаться, жаргон, повадки их настолько крикливы, что сразу бросаются в глаза и не заметить их — просто невозможно. Убежден, что многие из вас с недоумением провожали их глазами и вслух спрашивали: — Что это такое? Откуда в нашей среде появились эти «чуваки» и «чувихи», как они себя называют? Кто может ответить на ваш вопрос? Кандидаты или доктора педагогических наук? Думаю, что нет. Они изучают, главным образом, детей и юношество по литературе прошлых веков, а подобные — непредусмотренные, так сказать, самобытные и не устоявшиеся явления их не касаются. Единственно, что они могут сказать и при этом пожать плечами: «Подражание!» Не будем спорить. Действительно, если в молодой голове ничего своего еще не созрело, приходится кому-то подражать. Я слышал, что до революции подобные, «без царя в голове» юноши, подражали богатым и знатным «белоподкладочникам», и назывались они тогда «тоняги», от слова хороший тон. В наше время идеалы и образцы для подражания изменились, и я уверен, что даже педагогический академик окажется в затруднительном положении, если мы спросим: почему некоторые советские юноши подражают героям западных кинокартин, вроде «Тарзана», и кто же все-таки виноват в том, что вкусы молодых людей так странно извращаются? Почесав в затылке, академик, вероятно, скажет, что подобное явление настолько нетипично для всей массы советской молодежи и что «стиляг» такой незначительный процент, что не стоит о них и говорить. Но ведь процент этот может увеличиться? Кроме того, под прической «а-ля Тарзан» возникают такие странные мысли и стремления… Но, однако, не будем раздражать ученых мужей. Не может же, в самом деле, академия педнаук взять на себя ответственность за подобные явления. Академия педнаук анализирует, собирает, но никак не влияет или направляет. Иван Петрович ожидал, что молодой человек, вызвавший его на площадку лестницы, покажет какую-нибудь карту, вроде двойки или тройки пик, но тот быстро проговорил: «Вас ждет внизу „Дама пик“» и, резко повернувшись, вприпрыжку, спустился к парадной двери. Был момент, когда сердце нашего героя сжалось от предчувствия какой-то беды… И предчувствие не обмануло Ивана Петровича. Беда действительно случилась, но совсем другого сорта. Лола встретила его насмешливо-радостным восклицанием: — О-о! Наконец-то мой Петушок вернулся. Ну, как ты погулял? — Да как вам сказать… В общем, все в порядке. — Кто тебе там глазки строил? — лукаво спросила она и, видя удивление на лице Прохорова, пояснила: — Блондинка, шатенка? Не ожидая ответа, Лола передала чемоданчик Ивану Петровичу и, взяв его под руку, потянула в поток гулящих людей. — Уединимся. Свернем на Литейный. Там есть укромный уголок перед больницей… Ну, а пока рассказывай о своих амурных похождениях. И, пожалуйста, не отрицай. Я знаю, чем занимается мужчина в командировке. Мужчина средних лет… вдали от супруги… Как видите, Лола сразу оседлала любимую тему. И ничего не поделаешь. Среди людей обоего пола встречаются немало таких… Я бы сказал — с «петушиной» психологией. Что бы они ни делали, о чем бы не говорили или даже мечтали, — все, в конечном счете, сводится к половой проблеме. Это единственная тема, которая их как-то волнует… Ну что ж! Взаимоотношение полов — тема и в самом деле громадная, я бы даже сказал главная, но любовь, в представлении этих людей, так опошлена и оскотинена, особенно в искусстве, что не случайно табличка: «Детям до шестнадцати лет…» — вывешивается при демонстрации почти каждой кинокартины… Для того чтобы установить гранитную чашу, куда чугунная змея выпускает воображаемый яд, решетку пришлось вдавить полукругом в садик больницы, а за символической чашей поставить скамейки. — Смотри, как здесь прелестно! Никогда никто не сидит. Можно совершенно свободно разговаривать, — говорила Лола, усаживаясь на одну из скамеек. — Разве что из-за решетки?.. Садись, Петушок, и внимательно слушай. «Принцессу грез» я оставлю тебе до возвращения, — кивнув головой на чемоданчик, тихо сказала она. — Ты знаешь, что Виктор уехал? — Слышал. Он заходил к жене. — Я тоже должна выехать на концерты. В одной бригаде заболела певичка и меня срочно посылают. Так не вовремя!.. Но ничего не поделаешь. Скандалить нельзя! — со вздохом сообщила она, и передала Ивану Петровичу маленький ключик. — Возьми! — Зачем? — Это от «Принцессы грез»… Что! Ты не знаешь? — с явным удивлением спросила она. — Да как вам сказать… я слышал, конечно… но не приходилось… то есть, давно… Иван Петрович боялся сознаться, что он полный профан и впервые слышит такое поэтически-сказочное название. «Что бы это могло значить? „Принцесса грез“? — думал он. — Скорей всего в чемодане лежит какое-нибудь произведение искусства, а может быть, кондитерские изделия». — Значит, ты еще не занимался, — решила Лола и, пододвинувшись к Ивану Петровичу, быстро зашептала: — «Принцесса грез» — это бомба замедленного действия. Взрыв ее очень сильный. Внутри есть свободное место, куда можно положить документы, шифры, оружие… или что хочешь. А потом закрыть. Замок закроется автоматически, щелкнет. Открывать можно только этим ключом. Если кто-нибудь попробует открывать «принцессу» без ключа, насильно… Она сработает. Да так сработает, что и сказать невозможно… Слушай дальше. Сбоку есть часы. Вернее, стрелки на футляре и деления по кругу. Этим же ключом можно их завести, а стрелки поставить на то время, когда «принцесса» должна сработать. Ну, а как с часами обращаться, ты и без меня наверно знаешь. Так? — Ну, конечно… какой может быть разговор, — с трудом выдавил из себя Иван Петрович. — Тем лучше! Если я вернусь раньше Виктора, то возьму ее назад, — сказала она, и при этом фамильярно похлопала по чемодану. От такого легкомысленного отношения к «Принцессе грез» у Ивана Петровича захватило дыхание, и он мог только произнести: — Н-ненадо… — Я бы ее оставила у себя, — как ни в чем не бывало продолжала Лола, — но знаешь… моя вторая половина последнее время что-то стал косо поглядывать. И всякие такие намеки… Боюсь, что кто-нибудь из наших баб насплетничал, и он возревновал. Глупо, но приходится считаться! Полезет, чего доброго, без меня искать письма любовников… Представляешь, что может получиться! Была квартира… и нет квартиры. Был муж… и нет мужа. В это время на рядом стоящую скамейку сел мужчина и, нагнувшись, начал зашнуровывать ботинок. Лола сразу заговорила другим тоном. — Передай привет вашему Миху! — насмешливо сказала она. Мысли Ивана Петровича были сосредоточены на чемодане, и он не обратил никакого внимания на человека и не сразу понял, о чем она говорит и какому Миху он должен передать привет. — Между прочим, он не верит, что я твоя племянница… И не стоит его разубеждать. Слышишь, Петушок? — слегка толкнув его в бок, продолжала она. — Пускай думает, что хочет. Если он и тебе скажет об этом, сделай загадочный вид и ни бе ни ме! Ты это умеешь! Иван Петрович тупо смотрел на улыбающуюся собеседницу и никак не мог понять, о каком же все-таки Михе она говорит. И только после следующей фразы он, наконец, догадался, что речь идет о юристе управления. — У этого болвана бывают минуты просветления. Вчера у нас был юридический спор. Если бы ты только слышал! Он мне всерьез пытался доказать, что у нас, как правило, прав тот, у кого больше прав… Да, да! И как он пыхтел и вздувался! Боже мой!.. А я ему доказала, как дважды два четыре, что всегда бывает права женщина… жена или любовница. А ведь такие женщины юридически вообще не имеют никаких прав. Так? Ты с этим согласен? Иван Петрович невольно вспомнил о своей жене и подумал, что какая-то доля истины в словах Лолы есть. — Вообще-то да… но это смотря по тому, какая женщина, — начал он.