– Ладно. Даю еще одну подсказку. Та девушка, Аллочка, погибла очень странной смертью – разбилась в неуправляемой машине… – Что же тут странного? – перебил ее Герман. – Да погоди ты. Девушка не просто не умела водить машину, а панически боялась любого транспорта! Фобия у нее была такая, ясно? Так вот. Теперь, когда ты собственными глазами видел, что Клонов проделал с Фрэнком, ты не станешь пытаться запихнуть меня в дурдом, если я скажу тебе, что Оскар Егорович – настолько сильный маг, что был способен вызвать органическую жизнь в любом предмете. Даже неодушевленном. Теперь еще раз посмотри на снимок и ответь мне – откуда брались двойники? Герман более внимательно присмотрелся к фотографии и прошептал изумленно, точно не веря самому себе: – Портрет? – Гениально! Именно портрет! Живопись, особенно талантливая, явление само по себе граничащее с мистикой. Иногда, к счастью, нечасто, гениальный мастер, написав портрет, может тем самым убить свою модель, хотя у него самого и в мыслях нет ничего плохого. Взять хотя бы великого Рембрандта. «Данаю» видел? – Ты что, меня совсем за малограмотного держишь? Видел, конечно, – обиделся Герман. – Ну так вот. Для этого полотна, так же как и для некоторых других его великих творений, позировала его собственная жена Саския. Она умерла молодой. Что-то около тридцати. Но это еще не все. Он написал портреты своих детей. И что же? Четверо скончались совсем крошками, а последний едва дотянул до двадцати семи. Или Гойя. Его «Маха» тоже шедевр. Говорят, что герцогиня Альба в жизни была не менее прекрасна. И что же? Умерла молодой, спустя три года после знакомства с Гойей. – Знаю. Кажется, даже кино недавно сняли про эту историю. Только там говорилось что-то о ядовитых красках. – Краски тут ни при чем. Да ладно. Вернемся к Клонову. Он пошел еще дальше. Понятия не имею, где он раздобыл заклинание по одушевлению, но суть не в этом. Он знал, как этого добиться, и решил воспользоваться своим знанием, чтобы разделаться с теми, кого ненавидел. – Но он же говорил, что не держал на них зла. – И не врал, между прочим. Сам посуди: набедокурившие в юности дружки много лет замаливали грехи, помогая Клонову всеми возможными способами. И он простил их. Нет, не простил, но, скажем так, не собирался мстить. Живые и здоровые они были ему полезнее. Все изменилось в тот день, когда он впервые увидел Сандру. – Сандру? – А чему ты удивляешься? Между прочим, девушка была очень даже хороша. Даром что дурочка и мотовка. Вспомни, твой отец, встретив ее, тоже потерял голову, да и тебе она очень даже нравилась… – Перестань. Я прекрасно знал ей цену и пользовался только как подстилкой. – Красивой подстилкой, смею заметить. Ну так вот, Сандра действовала на мужиков завораживающе. Стоит ли удивляться, что несчастный уродец, которого женщины допускали к телу только из жалости или за большие деньги, увидев ее, потерял голову? Вот в этот момент все и изменилось. Клонов точно заново пережил все свои унижения. У его соперника, твоего отца, было все – богатство, мужественная внешность, верные друзья, и, главное, у него была красавица Сандра. Не знаю уж, как он собирался поладить с ней после того, как избавится от ее мужа, но видеть их вместе ему было невыносимо. Кстати, сама Сандра весьма благоволила к художнику, и, вполне может статься, ему даже удалось бы добиться ее благосклонности. Он ведь был очень богат, а Сандра мыслила только цифрами. Задумав план, Клонов стал искать сообщников в доме Барскова. Его самого Александр Федорович избегал. Но тут негодяю повезло. Он разговорил Фрэнка и узнал, что у того есть веский повод ненавидеть своего хозяина, то есть родного брата. Фрэнк пользовался полным доверием твоего отца, так как до своего «прозрения» много лет служил ему верой и правдой, поэтому управляющему не составляло труда узнавать нужную информацию. Так, например, он успел вовремя сообщить своему сообщнику, что Глеб Кутько собирается срочно продать дом и перебраться в Москву, оказавшись вне их досягаемости. Также он заранее предупредил Клонова об очередном визите Димы Чумакова с подружкой Жанной. И так далее. Разумеется, о моем появлении Клонов узнал моментально и специально караулил меня поблизости, желая оценить, насколько я для него опасна. Помимо самих убийств, сообщники развлекались тем, что запугивали твоего отца, устраивая в доме мерзкие пародии на расправу над его друзьями. Это было особенно жестоко. Что же касается самих преступлений, то Клонов заранее, задолго до намечающихся событий подарил каждому из друзей портреты, написанные в очень реалистичной манере. Те, разумеется, с благодарностью приняли подарок, не зная, что тем самым подписали себе смертный приговор. Исключение составил опять-таки твой отец. Он не желал иметь с Клоновым ничего общего и не принял бы подарка. У Клонова оставался один выход – использовать Сандру, на которую он имел большое влияние. – Она знала, что это за портрет? – Нет, конечно. Понятия не имела. Просто Клонов убедил ее, что это отличный подарок, и она с радостью поддержала эту идею. Тем более что это не стоило ей ни копейки, – с усмешкой добавила Анна. – Уверена, что Александр Федорович выбросил бы картину на следующий же день после юбилея. Клонов знал это и понимал, что придется действовать быстро. Он объяснил Фрэнку, как создать алиби и где будет тело, и в точно рассчитанное время осуществил задуманное. – Но как отец оказался в оранжерее? – Ты знаешь, твой отец был очень сильным человеком. Я имею в виду его волю и сознание. Такие почти неподвластны гипнозу, и колдунам с ними нелегко. Единственное, что смог сделать Клонов, это заставить Александра Федоровича подняться в оранжерею в нужное время. А там его уже поджидал… он сам, иными словами, двойник из картины. – Фантом смог открыть дверь тайного хода? – Это трудно понять, но попытайся: фантом, как ты выразился, так же реален, как ты и я. Он не только может открыть дверь, но и выстрелить из пистолета, что он и проделал. В то же время он способен пройти сквозь стену, так как не имеет жесткой структуры. И еще – фантом полностью подчиняется своему создателю. В нашем случае – Клонову. По его приказу он проник в оранжерею, застрелил ничего не подозревающего твоего отца и как ни в чем не бывало спустился вниз. При этом он прошел мимо множества людей, прекрасно знавших Александра Федоровича, не вызвав и тени подозрения. Единственное, чего он не может делать, – это разговаривать. То есть голос у него есть, но этот голос не имеет ничего общего с человеческим. Обман сразу бы раскрылся. Вот почему лже-Барсков не откликнулся на чей-то вопрос. Он молча вошел в кабинет и вернулся на свое место – в раму. Остальное сделал Фрэнк. Перетащил тело, выстрелил в стену – я, кстати, так и не нашла след от пули, но он обязательно есть, – и бегом бросился обратно в оранжерею, а чуть погодя вошел уже с главного входа. Если бы не Маша – у них бы все получилось. – Да, жуткая история. Бедный отец. Не могу себе простить, что не верил ему, – Герман с силой сжал руку в кулак. Анна протянула свою и накрыла его стиснутые пальцы своей ладошкой. – Я понимаю, как тебе тяжело. Но, ты знаешь, отец был бы рад, если бы узнал, что ты превратился из капризного инфантильного мерзавца в нормального человека. – Неужели я произвел на тебя поначалу такое кошмарное впечатление? – усмехнулся Герман. – Не то слово! – Молодые люди, не желаете фотографию на память? – защебетала подлетевшая девица с «Полароидом» в руках. – Вы так хорошо смотритесь вместе. Позвольте? Она так обворожительно скалила безупречные зубы, что Герман сразу же загорелся идеей сфотографироваться. – Вот и отлично, – обрадовалась девица и принялась скакать вокруг столика, выбирая удачный ракурс. – Поднимите бокалы, смотрите друг на друга, внимание…. снимаю. Карточка с шипением выползла из фотоаппарата. Девица подхватила ее ловким движением, помахала в воздухе, дожидаясь, пока проявится изображение, и с улыбкой протянула Ане. Пока Герман расплачивался с девушкой-фотографом, Анна взглянула на снимок и похолодела. Сердце заколотилось в бешеном ритме, рука, держащая снимок, мелко задрожала. Она не могла оторвать от него глаз, пока до ее сознания медленно доходила ужасная истина. На фотографии она и Герман с застывшими улыбками на лицах чокались друг с другом наполненными бокалами с красным вином. Справа, оттуда, где стоял еще один свободный стул, к ним тянулась третья, слегка расплывчатая, рука. Точнее, когтистая лапа получеловека-полузверя. Она также сжимала бокал, но иной по форме, гораздо больше напоминающий старинный кубок из темного хрусталя. Ужасная рука принадлежала монстру, нагло таращившему пустые, светящиеся, точно угли, глаза в объектив. Жуткая рожа казалась странно знакомой, и, присмотревшись, Анна поняла, кто самовольно присоединился к их компании: сквозь уродливые складки и наросты проступали узнаваемые черты. Сомнений не было. На фото был изображен Клонов… – Дай посмотреть! – потянулся за снимком Герман. Анна отдернула руку и быстро засунула фото в сумочку. – Извини, – пробормотала она, – я получилась просто отвратительно. Давай снимемся еще раз, потом, хорошо? Герман пожал плечами, но настаивать не стал. Анна попыталась улыбнуться. Улыбка на ее лице выглядела вымученной. Ему же так и не удалось понять, почему Аня, только что оживленная и разговорчивая, внезапно сделалась молчаливой и грустной. Обед был испорчен. Герман оплатил счет, и они покинули кафе. Анна была в панике. Клонов не умер. Каким-то образом он просто сменил форму существования и, появившись рядом с ними, дал понять, что игра не окончена, она только начинается, но теперь играть придется по его правилам, которых Анна не знала. Единственное, что она понимала, – противник сильнее ее и вступать с ним в борьбу сейчас значит заведомо потерпеть поражение. Но альтернативы не было. Так или иначе он доберется до нее и прикончит. От человека можно спрятаться, от духа – никогда. Мысли беспорядочно метались в ее голове, она мучительно искала выход, все отчетливее понимая, что его попросту не существует. Однако по пути к дому у нее созрела кое-какая идея. Не бог весть что, но слабенькая надежда у нее все же появилась. Лишь бы Герман, проявляя излишнюю заботу, не помешал ей. Ей удалось выскользнуть из дома незамеченной только к вечеру, когда, сославшись на головную боль – проверенный тысячами женщин способ избавиться от нежелательного общества, – она ушла в свою комнату. Но ненадолго. Выждав, когда Герман, не любивший коротать время в одиночестве, отправится спать, она на цыпочках спустилась обратно в холл, прихватила с вешалки куртку, вышла на крыльцо и бегом бросилась на конюшню. Георгины, освещенные заходящим солнцем, полыхали как дьявольский костер. Анна не замечала их колдовской красоты. Ничего не видя перед собой, она неслась по дорожке, задевая тяжелые головки цветов. Опал, завидев ее, радостно заржал. Она обняла жеребца за шею и прижалась щекой к его теплой, шелковистой шкуре. – Тихо, малыш, не шуми, – приговаривала она, набрасывая на широкую спину тяжелое седло. С упряжью пришлось повозиться. Давненько ей не приходилось самой седлать лошадь, но она справилась довольно быстро, потеряв совсем немного времени. А время для нее сейчас значило очень много. Глава 28 Тропинку, о которой говорила Маша, она нашла сразу, как только выехала из леса. Жеребцу передалось ее волнение, он нервно всхрапывал и пританцовывал на месте. Ей стоило больших усилий удержать его, Опал так и норовил сорваться в галоп. Солнце красным мячиком бодро катилось к горизонту, заставляя Анну холодеть от страха: в темноте ей через болота не перебраться, тропинка и так еле заметна в траве. Время уходило, а домик отшельницы все не появлялся. Двигаться быстрее тоже было опасно. Один раз Опал соскользнул с тропинки и угодил копытом в покрытую мхом кочку. Твердая на вид, она моментально провалилась под тяжестью животного, в яме забурлила зелено-коричневая, вонючая жижа. Жеребец дернулся, но Аня успела вовремя натянуть поводья, ободрав кожу на ладонях, и удержала коня от безумного прыжка. Солнце уже нырнуло за горизонт, только малиновое зарево еще освещало округу. Аня едва не расплакалась от отчаяния: дом Глафиры по-прежнему не был виден, а назад ей до темноты никак не успеть. В этот момент впереди мелькнула покосившаяся крыша старой избушки. Девушка едва сдержала радостный крик. Она не боялась, что старушка прогонит ее, лишь бы выбраться на сухое место, а там она как-нибудь сумеет выпросить помощь у отшельницы. Наконец они очутились на твердой земле. Анна соскочила с коня и, держа его в поводу, подошла к самой избушке. Сердце ее упало: избушка, поросшая мхом и лишайником, точно лесной пенек, выглядела необитаемой. Неужели она торопилась напрасно? – Глафира! – позвала девушка. – Вы дома? Есть здесь кто-нибудь? Услышав ее зов, из-под дома неторопливо вылез гигантский черный котище, его усы были толстыми, как проволока, огромные зеленые глаза светились в наступающих сумерках. Анна тоже держала дома кота, но Каспер по сравнению с этим гигантом выглядел сущим котенком, хотя раньше он казался ей весьма упитанным. Кот неподвижно уставился на Анну, потом разинул пасть, продемонстрировав крупные желтые клыки, и издал хриплый звук, что-то среднее между воем и шипением. После этого он, распушив похожий на полено хвост, подошел к Опалу и деловито обнюхал его копыта. Скрипнули проржавевшие петли, дверь избушки медленно приоткрылась, ее придерживала давно не мытая рука с длинными загибающимися, как у хищной птицы, ногтями. Кроме руки Анна разглядела в образовавшуюся щель подол застиранного ситцевого платья, ряды пестрых бус, полное лицо и давно не знавшие расчески, жесткие, абсолютно седые волосы. Анна содрогнулась, когда старуха выползла на крыльцо, но тут она увидела ее глаза и почувствовала облегчение. Глаза, такие же синие, как у Анны, ничуть не поблекшие от времени, смотрели на девушку ласково, точно на близкого друга. Анна, тонко чувствующая малейшую фальшь, мгновенно поняла, что перед ней друг. – Здравствуйте, – сказала она. – Я пришла к вам для того… – Здравствуй, Аннушка, – перебила старуха неожиданно звонким, молодым голосом. – Я давно ждала тебя. Боялась, что не успеешь. Аня не стала делать удивленное лицо, услышав, как отшельница назвала ее по имени, в ее взгляде появилось уважение к настоящему мастеру. Старуха, заметив сдержанность девушки, удовлетворенно кивнула головой и произнесла: – Молодец. Держишься. Ты такая, как я и думала. Что ж, проходи в дом, разговор долгим будет. Коня своего тут оставь. Можешь не привязывать. Барсик за ним присмотрит. Подивившись тому, что монстр породы кошачьих носил банальное имя Барсик, девушка сделала так, как велела старуха, и просто отпустила повод жеребца. Анна перешагнула порог и удивилась: убогая на вид избушка внутри оказалась чистенькой и уютной. Мебель, в основном самодельная, была украшена нарядными кружевными салфеточками ручной работы, полы чисто вымыты, домотканые половички – выстиранные. Пахло в просторной комнате необычно, но Анне был знаком этот запах – так пахли сушеные травы. Их тут оказалось великое множество, они пучками свисали с потолка. Анна узнала вербену, омелу и буквицу. Ядовитая наперстянка – сильнейшее средство для защиты от злых духов – висела особняком, так же как и обыкновенный чертополох, помогающий от сглаза. Многие растения были незнакомы Анне, она не слишком увлекалась травяной магией, и ее познания в этой области оставляли желать лучшего. – Правильно, что травками интересуешься, – одобрила отшельница. – Только сейчас не время. Твоей беде травками не поможешь. Садись вот сюда, – она показала морщинистым пальцем на высокий табурет, – а я прилягу. Тяжело мне стоять, да и сидеть уже невмоготу. С этими словами старуха и впрямь улеглась на кровать, пристроив голову на гору подушек в крахмальных белых наволочках таким образом, что оказалась в полусидячем положении. Аня достала из сумочки фотографию и протянула отшельнице. Та внимательно рассмотрела снимок и покачала головой. – Боялась я, что этот дьявол своего добьется, но не думала, что так скоро, – удрученно сказала она. – Откуда у него такие знания? – спросила Анна.