— В наш, ма! — Сын пристальней взглянул на Танечку. — У нас два магазина: шляп — внизу и брюссельские кружева — на углу площади Мармелад. — Правда? — испугалась Танечка, расплескав кофе. — Мама! — строго повторил сын. — Не шути так! Ты в какой сегодня? — Я — в кружева, — сказала Танечка, подумав. — А зачем мне туда идти, сынок?.. — Посидишь за компьютером. — А, ну конечно, — сразу согласилась Танечка и пошла за угол. Там действительно весь в кружевах утопал маленький магазинчик с продавщицей внутри. — Хелло, Вайолет! — сказала ей девочка с распущенными волосами и встала. Танечка села на её место и огляделась… В магазин зашли две покупательницы, продавщица кинулась к ним. Татьяна Андреевна сфокусировала свой взгляд на мониторе. И сама не заметила, как продолжила раскладывать начатый «пасьянс». Вечером состоялся второй решающий разговор. Он вошёл в дом и первым делом закурил — вчера должна была прилететь из России его мать, и он встретил её, но… Мать была не похожа на саму себя!.. Когда Клаус-Иосиф снимал зеркальные очки — перед ним стояла какая-то странная и подозрительная старуха с грустными глазами… Он их быстренько надевал и, в дыму она снова становилась похожа на его мать. Танечка, напевая, вошла с улицы в дом, и снова наткнулась — сначала на дым, потом на подозрительный взгляд. И машинально сняла шляпу. — Мамочка! — увидев бинты на её голове, ужаснулся Клаус-Иосиф. — А платье?.. И туфли? Что с тобой случилось в России?.. Танечка наклонила голову и посмотрела на своё платье. Когда-то оно обтягивало Танечку и сидело на ней, как перчатка на красивой руке, но сейчас висело на её длинной фигуре ночным вискозным балахоном. — Не помню, — честно сказала она, повторив интонацию заядлого второгодника, и вдруг обратила внимание на свои сбитые ботинки и спущенные чулки, в которых угодила в больницу ещё позавчера! — Я ж забыла переодеться! — потеряла дар речи, всегда аккуратная по части костюма Танечка. — Ма, ну почему ты не оденешься в свои вещи? — у Иосифа выступили от дыма слёзы, он снял очки и обнял её, как большую костлявую пушинку. — Мамочка, что там произошло? Скажи мне, мам!.. — Там многое произошло, — сказала Танечка и осеклась. И, слава богу, что промолчала. Поношенное Танечкино облачение глядело на неё с пола. Танечка надела на себя «мокрый» шёлк цвета «электрик», взглянула в зеркало и больше не стала смотреть категорически. — Ну почему это платье появилось на мне только в семьдесят восемь с половиной лет? — спросила Танечка шёпотом. — А с другой стороны — оно могло не появиться вообще! — сказал голос у неё за спиной. Татьяна Андреевна оглянулась и погрозила пальцем… Там никого не было! — «НЕ БЕЙ ХВОСТОМ!» — говорил Клаус-Иосиф семейному коту, когда тот злился на сухую еду в миске. И так каждое утро. Татьяна Андреевна даже начала к этому привыкать. — Сколько я здесь? Да почти уж неделю! — спросила и сама себе ответила Танечка. Голова у неё прошла и не кружилась, и она соорудила на ней кудри с одной стороны, а с другой — гладкие волосы!.. «Когда же он поймёт, что я — ему не мать?» — каждый день вглядывалась она в сына, а Клаус-Иосиф на неё больше не смотрел, а если поглядывал иногда — то мельком, кивая и шмыгая носом. «Признал, выходит, меня за мать свою!» — решила Танечка, откликаясь на «Вайолет». Как и вчера, она сидела в лавке на углу площади Мармелад. Был день. Она задремала и не увидела, как в кружевную лавку зашёл незнакомец, он долго глядел на кружево, за которым, вглядываясь закрытыми глазами в компьютер, сидела Танечка. Танечка спала и не сразу заметила его. А когда проснулась, то пожала плечами и улыбнулась ему. «Какой грустноватый человек, — подумала она. — А почему?» Танечка теперь каждый день меняла наряды, выуживая их из огромной комнаты, вход в которую она случайно нашла, когда искала выход на улицу. Сегодня на ней была юбка «мумба-юмба» из сиреневых шифоновых листьев и белая кофта, которую она сначала приняла за парашют. «Ну и фифа эта Вайолетта! — с уважением подумала Татьяна Андреевна о настоящей владелице всего этого богатства. — Фифа… Фифочка! Интересно, он на меня смотрел или на „мумбу-юмбу“ на мне?» — Татьяна Андреевна потрогала юбку и огляделась. — А кто это был? — шёпотом спросила она у продавщицы. — Господин Ольсен, — улыбнулась та. И Танечка решила дальше не спрашивать. Неудобно. Соблазн денег… У Танечки никогда не было столько денег… Сколько их она каждый вечер после работы несла домой в розовой сумке, чтобы положить потом на счёт в банке. «Я просто опоздала в эту лавку лет на шестьдесят», — подумала она и тут увидела его — того самого, который заходил сегодня и смотрел на неё сквозь тюль. Он был, как и Танечка, седой и очень высокий. Он шёл в её сторону, и она остановилась. «Счастье догоняет меня», — подумала Танечка и пошла потише. Но и в этот раз счастье снова прошло мимо её. «Ну, почему? — подумала Танечка. — Значит, это снова — чужое счастье, которое я приняла за своё? А когда же придёт моё? — И посмотрела по сторонам и в небо без дна Танечка. — Оно придёт, а меня уже не будет на земле — я ж не вечная, Господи». На небе, не поверите, случился страшный переполох. Шум, пух, перья!.. Вызвали дежурного по розливу счастья и так пропесочили!.. Он потом два дня сидеть не мог и, разозлившись, а ангелы тоже буйствуют, — вылил на Танечку целую канистру счастья, которая предназначалась для миллионеров и их любовниц. Татьяна Андреевна как раз спала и проснулась совершенно мокрая — и очень расстроилась, не понимая, что это она в счастье лежит, а не в двух чашках чая, которые выпила на ночь. ПОИСКИ Когда и через неделю Татьяна Андреевна Панкова не вернулась в свою квартиру, Юра испугался уже всерьёз. Он разгладил записку, которую оставил в прошлый раз, снова прочёл, потом смял и положил в карман: «Танечка, ключи у меня. Юра». И стал обзванивать всех своих одноклассников, кто так или иначе принимал участие в жизни состарившейся классной руководительницы… Танечка была такая училка, что её любил не он один, и значит, надежда найти её живой — всё ещё имелась. Ведь все мы живём, держась за ниточку чьей-то любви. Гущин семь раз повторил рассказ о том, как и когда Танечка оставила квартиру, как он вошёл туда и обнаружил записку, где говорилось «про даму с сумкой из Амстердама, и что она сама отправилась куда-то искать её»… — На неё это похоже!.. Танька такая, — повторяли бывшие ученики, уже пожившие люди. — Очепятка наша. Это было прозвище Татьяны Андреевны. — Как же мы без Таньки теперь? — спрашивали они Гущина. — Не знаю, — семь раз повторил он. ОЧЕПЯТКА — Вот ведь, вроде бы… А без неё, словно улетело что-то из жизни раз и навсегда. Они сидели на кухне у Панковой — семь её любимых учеников и одна ученица.