Юра постоял, слушая звонкие гудки из далёкого города. — Только не плачь, — сказал он себе и успокоился. АВАРИИ НЕ ПРОИЗОШЛО Они столкнулись внизу. — На ней мой кардиган! — удивлённо сказала дама, но Танечка уже легко ступала по асфальту и шла к блестящей машине Кирстена. Рядом с водителем сидел Клаус-Иосиф, он провожал мать в свадебное путешествие. Белоснежные лайнеры из десятка стран садились и взлетали, пока они прощались. Он подпрыгнул и поцеловал мать в шляпу. — Мама, после Москвы ты стала выше? — произнёс он свою коронную фразу. — Я подросла, — вздохнула Танечка. — Ма, — сказал он. — Мам, он заглядывает тебе в глаза, ма! Ты заметила, он любит тебя? — Да, — согласилась Танечка. — Я всегда мечтал, чтобы Пенелопа заглянула мне в глаза, — вслух подумал Клаус-Иосиф. — Ты вернёшься, если у вас не сложится? Танечка промолчала. — Обещай, что ты вернёшься и… я ни слова не скажу тебе! Танечка покраснела, ей не хотелось думать о всякой ерунде. Объявили посадку, Клаус-Иосиф вытер слёзы — свои и мамины, и они простились. Каково же было его удивление, когда, вернувшись домой он… увидел родную мать! ФРУ-ФРУ Вернулась мать Иосифа, но мало кто это по-настоящему понял, настолько Татьяна Андреевна удачно заполняла её место. Удивились только, чего это она снова стала не похожа на саму себя — вчера была приветливая, а сегодня — заносчивая, как и с месяц назад, до своего отъезда в Москву. — Фру Грюнгрум после потери документов сильно изменилась!.. Ей даже пришлось пожить в ночлежке, — судачили соседи, когда настоящая Вайолет по приезде не выдержала и рассказала про кое-какие свои мытарства в Москве. — Что ж она морочила нам головы целый месяц? Меняла наряды и крутила любовь с вдовцом Ольсеном?.. — Хорошо, что меня всё-таки узнали в посольстве, ведь по документам я уже улетела в Голландию! — говорила Вайолет Клаусу-Иосифу… на что тот — снимал и надевал очки… снимал и надевал… снимал и надевал! Потом ему даже пришлось посетить доктора. — У вас синдром сенильной фрустрации, — наконец поставил диагноз психоаналитик. — Не курите с недельку!.. Клаус-Иосиф немного обиделся на мать: почему она так и не разжевала ему, что же произошло между ней и господином Ольсеном? Ведь он сам посадил их в самолёт и видел, как убирали трап… А с другой стороны — он этого и ожидал в душе. На его же вопрос: «Что там у вас с ним?..» — настоящая Вайолет покраснела до корней волос: — Чтобы я-а-а… С этим подкаблучником?! Что ты такое городишь?.. Иди, рыбу жарь! Клаус-Иосиф надел фартук и пошёл жарить. Ему было смешно! Мать снова повторяла, как заведённая с утра и до ночи: — Продли наш род!.. Продли его, чёрт тебя подери!.. — Продлю, мам! — за ужином твёрдо пообещал Клаус-Иосиф и позвонил рыжей Пенелопе. Потом скинул ей сообщение на электронный адрес. И наконец побрился и пошёл сам, купив большой веник розовых тюльпанов и метёлку голубых гвоздик. ГОРИ, ГОРИ, МОЯ ЗВЕЗДА Гущин увидел их однажды… «Счастливая пара — два сердца нашли друг друга — транслировала в День святого Валентина Си-эн-эн. — Сегодня на мосту Вздохов стояла пара из Амстердама — он и она…» «Это просто лишь на первый взгляд», — сказал первый диктор. «Я не думаю, что это — просто!..» — возразил второй. «Думаешь!» — заспорил первый. «Какой глупый вывод», — не согласился второй… Танечка промолчала, разглядывая воду под мостом — она не слышала, как дикторы переругиваются. И не видела, как смотрит, схватившись за бьющее ему по рёбрам сердце, Юра — с другой стороны экрана и за тысячу километров от неё. Под мостом два длинных парня заиграли на гитарах и запели им. И через неделю на мосту Вздохов в Венеции стояла всё та же пара — он и она, и им улыбались гондольеры. Это было их любимое место в тот февраль… — Танечка, — спросил её Кирстен, — если бы ты могла выбирать время, когда родиться, какое б ты выбрала? — Никогда, — улыбнулась Танечка. — Почему? — На земле такой дефицит любви, я не вернулась бы сюда. — Но разве у тебя не было счастья?.. — Две капли, — махнула рукой Танечка и легко вздохнула. — А сейчас? — Сейчас не в счёт. — Танечка протянула старую ручку к солнцу, и сквозь тонкую кожу проступили вены и косточка её руки. — Я уже поцеловала вечность. На Мосту Вздохов стояли старик и старушка, Луна светила им. Солнце ведь — не очень большая звезда?.. Луна — и вовсе не понятно что!.. А они — две песчинки в вечности. Две живые песчинки. Вы нашли свою песчинку? Ищите быстрее. 19.11.2003 г. от Р. Х.