Светлана Борминская * * * Светлана Борминская ДАМА ИЗ АМСТЕРДАМА Танечка Панкова вышла из подъезда, и ей на голову упала лошадь. Лошадь была игрушечной, из пластмассы, а Танечке шёл семьдесят девятый год, поэтому и лошадь, и Танечка в итоге упали рядышком на ступеньку подъезда. Когда в ОВД Хамовников поступила телефонограмма по поводу падающих на головы лошадей, дежурный долго вчитывался в информацию и говорил себе: — Не спеши… Юр, не спеши только! Тут какой-то подвох. — Юрий Гущин, старший лейтенант милиции посмотрел в зарешёченное окно родного отделения и добавил: — Скоро полночь… Выходит, Господи, лошади теперь летают? И заснул прямо за столом. Татьяну Андреевну положили в конце коридора травматологии, слева от неё лежал сбитый старичок без сознания, справа кровать была пуста. Она лежала и блаженно улыбалась, глядя в потолок. — Ничего! Ничего, — говорила она себе. — Ничего, ничего… Я ещё выздоровею. И щёчки её зарозовелись. Она заснула, свернувшись под байковым одеялом, и спокойно проспала всю ночь. У неё не было ни копейки денег, и утром, когда она решила вернуться домой, то пошла пешком. — И пенсионное я забыла, — сказала контролёру, который не пустил её в трамвай, Танечка. Так за неполных два часа она добрела до своего дома и, набрав код, вошла в подъезд. — Андреевна! — позвали её сверху. Танечка подняла голову. — Здравствуйте, Натэла Константиновна. — Ты извини — это мой внук лошадь уронил, ну, в смысле кинул, — сказала крупная бабушка в очках и при усах с бакенбардами. — Пять лет, а уже творит насилие, — подняла глаза на соседку Панкова. — Воспитывать надо мальчика. — Так воспитываем, — развела руками соседка. — Мы — его, а он — нас! «Паршивец», — про себя оглушительно добавила соседка. А надо вам сказать, что Танечка всю жизнь посвятила педагогике и только какие-то три-четыре года назад вышла на пенсию. Она поднялась в квартиру, открыла дверь и поставила чайник на газ… Потом долго глядела на себя в трюмо и, чтобы не расстраиваться из-за бинтов на макушке, пошла в магазин. Старший лейтенант Гущин на работе для понта курил «Мальборо», а когда его никто не видел — смолил «Беломор». Его очень взволновала и озаботила фамилия потерпевшей: «Панкова Татьяна Андреевна», — значилось в телефонограмме. Так звали его любимую учительницу. И после дежурства, сев в свою иномарку, покатил проведывать родную душу в пятьдесят восьмую больницу. — Старушка? — спросили старшего лейтенанта Гущина в коридоре. — А она ушла. — Как ушла? — возмутился Юра. — Ей же на голову лошадь упала! — Так что же? — не поняли его две пьяные санитарки. — Молодой человек! — хором усовестили они его. — Это ж форменная ерунда… лошадь!!! — Да! — подтвердил возникший из перевязочной травматолог. — Вот если бы слон! — Тогда — да! — согласились санитарки. — Если б слон — полный кирдык! И Юра Гущин, оглядываясь на эскулапа, вышел на улицу. ВЕЗЕНИЕ Татьяна Андреевна почти дошла до магазина, ей осталось идти пол-улицы и свернуть за угол, как вдруг увидела — со стороны Заставы Ильича ей наперерез бегут два молодых человека, по виду — беспризорники. В руках у первого было что-то пушистое и розовое. Татьяна Андреевна посторонилась и даже встала немножко за мусорный бак ближней помойки — у неё чуть-чуть кружилась голова. Беспризорники, топоча, пробежали мимо. Панкова вздохнула и покачала головой в бинтах. Один из них потрошил сумку на ходу и, вытащив огромный лаковый кошелёк, быстро сунул его себе в карман. — Бляха-муха! — крикнул он, и бросил сумку в мусорный бак, но промахнулся, и сумка упала почти на Танечку, чуть не сбив её с ног. Как прежняя лошадь из пластмассы… Но Татьяна Андреевна отпрыгнула. — Верчёный, беги!.. Мимо, кашляя и матерясь, пробежали два милиционера. Панкова крикнула: — Сумка! — И ногой подвинула её от себя. Сержант обернулся, чтобы буркнуть: — Отстань, бабка! — и бросился в ближайший двор. — Я наперерез!.. — крикнул он. — Какой невежливый мальчишка! — вздохнула Татьяна Андреевна и трясущейся рукой подняла и открыла сумку в розовом бисере. Через час вернулась домой, волоча чужую сумку по земле, у неё всё сильнее кружилась голова. Танечка села на стул у окна, накапала валидола на кусочек хлеба и вытащила из сумки большую кружевную шляпу. Повертев её в руках, отложила и стала рыться дальше. У неё вдруг загорелись глаза — в сумке лежали серьги! Огромные перламутровые цветы с жемчужными каплями в розовой середине. Если бы у неё были проколоты уши, она всенепременно надела бы их на себя. Но Танечка забыла проколоть уши ещё в тридцать втором году, а в сорок первом было не до ушей, а потом не нашлось лишних денег на золотые серьги, а когда нашлось, Татьяна Андреевна была уже старая. Она поцеловала чудесные серьги и, закрыв глаза, помечтала немного, вспомнив себя — молодую хохотушку, какой была долго-долго. Чуть ли не вчера Танечка перестала хохотать… В сумке ещё что-то лежало и оттягивало её, и Татьяна Андреевна извлекла и разложила на клеёнке — паспорт… билет… и маленький мобильный телефон в батистовом кошельке… — Ой! Ой! — сказала она, прочитав данные паспорта. На билете латинским шрифтом было написано какое-то слово… Татьяна Андреевна полезла за очками, но голова у неё закружилась, и она решила просто посидеть, пока кружение окончательно не оставит её голову. ЧУДАЧЕСТВА Старший лейтенант милиции Юрий Гущин вышел из городской больницы № 58 и остановился под козырьком. Начинался мелкий встречный дождь. Юрий Тимофеевич втянул голову в плечи и быстро пошёл к машине. Сев в неё, он задумался.