Надпись на нем была почему-то на английском, так что техник опознал только большое красное «Warning!» «В воздухе признаки испарения какого-то горючего вещества. Пока, к счастью, только в одном отсеке, технический С1, посмотрите на карту». Это было очень плохо. Именно там и бесчинствовал пьяный Митрич накануне. Нахимичил, черт старый. Ладно сам, еще и ребят угробит же… Эх… – Это конец… – пробормотал Митрич и поймал себя на том, что эта мысль уже приходила ему сегодня в голову. «Беспокойство не устраняет проблемы, но забирает покой», – взгляд гориллы казался мудрым и печальным. – Пойду-ка посмотрю, что это за испарения, – буркнул техник подплывшему Фрэнку, – есть тут хоть какие-нибудь костюмы защитные? – Да, есть, вот этот шкаф. Тран, вы очень смелый человек, – серьезно проговорил американец, тщетно пытаясь поймать взгляд своего лже-коллеги. – Да ерунда, – техник кое-как облачился в свободную оранжевую робу, пару раз перекувыркнувшись с непривычки, – все. Пошел. Что еще хуже ожидания смерти – неизвестность. Адреналин в крови требовал делать хоть что-то. «Я включу громкую связь», – кивнул Джек, изобразив no pasaran. Закрылась за спиной переборка, отделив Митрича от единственных двух живых существ на мерно гудящем корабле. Он почувствовал себя маленьким и ужасно одиноким, будто бабочка однодневка, которую ураган занес в тундру. Умирать было страшно, но еще больше давило чувство вины, без сомнений, это он вчера испортил что-то своими неумелыми попытками помочь. Черт! Да он даже не помнил, что именно он делал! Зачем он вообще полез в корабль?! «Осторожно! – горела надпись на экране следующей переборки. – В отсеке С1 отравление воздуха потенциально ядовитыми примесями». Страшно? Аж жуть. А что делать? Сам виноват, самому и разбираться. Он выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и нажал на кнопку, открывающую переборку. Дверь убийственно медленно отъехала в сторону, а Митрич так и остался торчать на пороге, как пугало огородное. – Твою ж мать… – Что, Тран? – перепугав до сердца в пятках, внезапно вырвался из крохотного динамика в стене голос Фрэнка. – Все очень плохо? Да? Плохо? Но новоявленный профессор Маслов только затрясся от хохота, глядя, как дрожит горячий воздух. Это испарялись с нагретого пола разлитые из опрокинувшейся бутылки остатки того самого Хеннеси. А датчик анализатора воздуха, обнаруживший спирт, гудел, как встревоженный шмель. – Все хорошо, – сумел-таки ответить техник, – отбой тревоги, возвращаюсь. Он подобрал бутылку, с жалостью отметив, что не осталось и пары глотков, а потом отправился назад. Корабль перестал казаться проглотившим его чудовищем, гул двигателей теперь успокаивал, как успокаивает стук колес в поезде ночью. Теплый желтый свет лам казался дружелюбным. «А ведь это теперь все наше, – подумал неожиданно Митрич, – корабль, звезды, космос… А потом, если повезет, целая планета! Новая планета. Интересно, а что мы вообще должны делать там, а? Надо хоть расспросить ребят, Джек наверняка в курсе. Боже, я собираюсь расспрашивать обезьяну, что мы будем делать на Марсе. Какое безумие…» Митрич вернулся, помахав над головой бутылкой, и Фрэнк, получив объяснения и сличив их с данными на мониторе, рассмеялся от облегчения. Джек же ухнул и пару раз шлепнул себя ладонями по коленям. – Вот! Еще контрабанда. Увы, вытекла и испарилась. – Боже мой! – проговорил доктор Самди. – Какое счастье! Как же я испугался! Это вообще-то было странно. – Испугались? А разве у вас не проходят строжайший психологический отбор? – Проходят, – улыбнулся американец смущенно, – крайне строгий. – Что-то я не заметил в вас, уж простите, особого хладнокровия. Как же вы прошли его? На лице Фрэнка снова засияла обезоруживающая улыбка. – Я спал с психологом, составлявшим заключение. – С мужчиной? – подозрительно насупился Митрич, невольно пытаясь отодвинуться. – Нет, ее звали Эвелин. Эва… – шоколадная физиономия приняла мечтательное выражение, он аж причмокнул. – Но зачем вам понадобилось лететь на Марс? – изумился Митрич. – А вам? – передал подачу доктор Самди. – Семье денег дали, – признаться оказалось внезапно просто, – а сам я пьяный был. – Вот и моим, – ухмыльнулся Фрэнк, – и пенсию неплохую положили. Я был столько должен, что мои самые близкие оказались в безвыходном положении. – Дети? – Сын. Зовут Алекс. – И у меня – сын. Данька. Даниил. – Что-то библейское? – Навроде. Подплывший Джек приобнял их длинными волосатыми ручищами за плечи, а на его планшете светилась надпись: «Не пора ли уже пообедать, друзья? Это успокаивает нервы!» Есть пюре из пластиковых тюбиков оказалось странно и непривычно. Митрич привык, что пища сначала попадает в рот, потом пережевывается и только потом проглатывается. Никак не мог он отделаться от некой брезгливости и анекдота про «хорошие котлетки, мягкие, всем аулом жевали». Тьфу ты, черт. Фу. Впрочем, его отвлекала болтовня Фрэнка, рассказывающего о корабле. Оказывается, летели они в огромной почти полностью автоматической оранжерее. После того как они успешно (тьфу-тьфу-тьфу, сплюнул суеверный Митрич) приземлятся, нужно будет разворачивать солнечные батареи, потом включить систему освещения и полива. Параллельно запуская под поверхность зонды, чем черт не шутит? Вдруг минеральные удобрения найдутся или вообще вода? Всякое же бывает. Тут же выяснилась причина, почему американец был один – система была полностью автоматическая, он полетел – так уж, на всякий пожарный. Деньги больно семье нужны были. – Спал с руководителем организации полета? – ухмыльнулся техник, желая подколоть коллегу. – Чтоб тот разрешил? – Ну да, – простодушно улыбнулся тот, и Митрич ради собственного спокойствия решил не выяснять пол этого самого руководителя. В это время вновь ожил экран связи с ЦУПом, запищал, требуя внимания. А ведь прошло всего четверть часа, как с прессой поговорили. А ощущение, что несколько часов. Или целая жизнь. Появившийся на экране Нестеренко старший был угрюм и непривычно тих. – Я так понимаю, – начал он с места в карьер, – о проблеме вы уже знаете? Ну да, сигналы с датчиков же тоже на Землю передаются. – Мы ее уже решили, – улыбнулся Митрич. – Н-да? – еще сильнее нахмурился мужчина, и Маслов внезапно понял, как тот постарел за последнюю пару лет, обрюзг весь. – Исправили курс вручную? Интересно, как вы формулу траектории корректировали? – Курс?.. – не понял техник, чувствуя, как снова предательски екнуло сердце. – Я вообще-то не про это. – Не про это? А про что? Что у вас там еще случилось?! – Хеннеси пролился, – и снова признаться оказалось совсем просто, – и датчики воздуха взбесились. – Охренел ты, Николай Дмитриевич, – грустно сказал большой босс, – курс у вас не верный. Отловили отклонение от рассчитанного. Пытаемся новый высчитать с компенсацией текущей ошибки. Так-то. Эта новость ошарашила всех, и прежде всего новоявленного профессора. – И куда мы летим? – А хрен его знает, Митрич. С программистами хочешь поговорить? – Хочу, – пересохшие губы согласились сами. Не вовремя Хеннеси пролился. На экране показался худой парнишка лет двадцати, в очках и кудрявый. – Мы сейчас все поправим! Только компенсацию надо досчитать! – зачастил он. – И найти ошибку! Все сделаем, не переживайте! – Сколько отклонение? – Пока небольшое совсем. Но сами понимаете… – Куда мы летим? – По модели?