– Как это? – Проверял вчера ночью проводку за обшивкой, присел на минуту, устал и уснул. Проснулся уже, когда взлетели. Американец и примат обменялись долгими взглядами, наконец, Джек пожал плечами и похлопал сочувственно техника по плечу. – Одно радует, – улыбнулся Фрэнк, довольно легко принявший действительность то ли в силу возраста, то ли характера, – еды я взял навалом, в расчете на Джека. На троих хватит до следующего корабля. Он надеется долететь до Марса. Видал оптимиста? Оу, как говорят янки. В это время замигала лампочка на панели управления возле надписи ЦУП, и Митрич, подлетев ближе, снова уцепился за поручень возле экрана. На сей раз появилось изображение злого, как черт, Нестеренко старшего. Единственным твердым убеждением в жизни этого краснолицего человека, был тезис, что если счастье и не купишь, то в роскошной машине хотя бы переживать его отсутствие приятнее. – Ты какого хрена творишь… – начал он громыхать раскатами луженой глотки, но техник прервал бывшего босса, без намека на пиетет: – У вас на борту подведомственного объекта – безбилетный алкоголик и разумная горилла. Какой расизм? Да я не про доктора Самди! Пресс-конференция с прямым включением – через четыре часа. Давайте договариваться, а то скажу ж правду, под суд пойдете, а у вас пенсия на носу. – Что?! – взревел Нестеренко, выкатывая блекло-синие глаза и в момент краснея. – Водички глотните. Удар так хватит. – Да я тебя… – начал большой босс, и внезапно замолчал. – Ага, – кивнул Митрич, – именно, лично мне-то терять уже нечего. А вот вам – есть. На широком круглом лице Нестеренко старшего отразилась целая гамма эмоций – гнев, изумление, осознание и, наконец, страх. О да, стоило погибнуть, геройски пытаясь спасти корабль, взамен этого выражения ужаса. Большой босс сейчас напоминал «карикатуру на начальника» из старого, советского еще журнала. Можно было дождаться включения для прессы, да и сдать бывшего босса со всеми его делишками. Впрочем, у Митрича внезапно появился выбор. То, чего он был лишен уже почти полжизни. – Значит так, я знаю, у вас бонусный фонд есть. Хе-хе, сэкономленный. Что? Да весь космодром про него знает. Пять лямов переведете моей жене. Если она до трансляции подтвердит мне, что все в порядке – прикрою вас. – И речи быть не может! – А вы подумайте спокойно минутку. А потом ответьте еще раз. Тот подумал и, похоже, лучше осознал ситуацию. – Николай Дмитриевич, так дела не делаются, – принялся крутить Михаил Юрьевич, – Да вы сами подумайте, я просто не успею… В начале следующего месяца… – Или сейчас, или я все расскажу. И про студентов вместо нормальных инженеров, и про отсутствие охраны, и про зарплаты, и про комплектующие втридорога через подставную контору. Все слухи соберу, я вообще много чего знаю. – Ты не посмеешь! Митрич оскалился, начав напоминать голодного упыря из старых фильмов ужасов. – А ты даже не представляешь, на что способен человек, осознавший, что выхода у него нет. – Это – шантаж! – Это – моральная компенсация. – А я скажу, что ты сам в ракету залез! Чтобы меня же потом этим шантажировать! Жизнь твоя все равно – никчемная! Алкаш долбаный! – Да, пожалуйста, – техник даже рассмеялся от подобных угроз, – проверять-то все равно тебя будут, не меня. Мужчины молчали почти минуту. – Четыре, – хмуро предложил, наконец, Нестеренко. – Да что ты! Я ж теперь террорист-смертник, я – не торгуюсь. – Хрен с тобой! Но только попробуй о чем-то неправильном заикнуться! Я тебя… Мужчины помолчали еще с минуту. – Н-да, – подвел итог бывший начальник, так и не придумав ни одной стоящей угрозы. – Ага, – согласился Митрич, – и не забудь, мне подтверждение нужно. – Будет тебе подтверждение. С женой твоей наверняка все журналисты поговорить захотят. – Ну, так и не тратьте время. – До связи, – буркнул Михаил Юрьевич, отключаясь. Джек и доктор Самди смотрели на Митрича с большим любопытством. «Не слишком хороший человек. Ваш босс?» Технику очень захотелось сплюнуть на пол, но в невесомости этот жесть изрядно терял в выразительности. – «Хороший»? Многие люди живы, только потому что убивать противозаконно. Вот «хороший» человек как раз из таких. «Почему?» – Разваливают страну. Стратегическим же объектом управляет. И что делает? Тут денег украл, там на системе безопасности сэкономил, премию сыночку внеочередную выписал, а в итоге… А…да что я вам рассказываю. Но нахмурившегося доктора Самди интересовали совершенно иные детали произошедшего разговора. – Так вы есть – террорист? – оч-чень осторожно полюбопытствовал, наконец, Фрэнк. – Самый настоящий? А во имя какой веры? – Террористы, это не во имя веры, – буркнул Митрич, усиленно размышляя, не хватил ли он лишки с этими миллионами, – это по большой глупости или за большие бабки. – А вы? – А я пошутил так. Хотя, если вдуматься, то, наверное, тоже – за бабки. Мне о сыне позаботиться нужно. «Хорошо, когда есть семья, – философски заметил Джек, – и когда есть, о ком заботиться». – Да мы как бы не совсем семья, – пояснил техник, сам не зная, зачем изливает душу двоим незнакомцам, эффект попутчика что ли? – жена ушла, сына забрала, ему семнадцать, поступать в этом году… Эта рана все еще кровоточила, хоть и прошло уже больше года. Время конечно лечит, но примерно как в больнице для бедных. – Поступать? – снова не понял Фрэнк. – В университет. «Поступит, – уверенно вывел на планшете Джек, – в любой вуз. Сын одного из первых марсиан же! Кто не захочет такую экзотику себе заполучить?» Митрич с минуту смотрел, не мигая, а когда снова смог осмысленно поддерживать диалог, казалось, в глубине его глаз зажглась давным-давно погасшая лампочка. – Точно, – словно сам себе не веря, проговорил он, – Данька ж теперь сын не алкаша никому не известного, а реально героя. И Ольга… Никто ж не скажет им правды, а еще и деньги если… и по телевизору… Джек! Вы – молодчина! Правда же… – и снова затряс черную кожаную ладонь. – Мне-то и в голову не пришло… Через два часа лампочка «ЦУП» замигала снова, настоятельно требуя внимания. Невольный космонавт включил связь, и чуть не забыл, как дышать. По ту сторону экрана сидели они. Ольга, взволнованная, раскрасневшаяся, с блестящими, как спелые вишни, круглыми глазами. Она надела нарядное синее платье и то и дело теребила пальцами длинную сережку в левом ухе. Данька в пиджаке и при галстуке (явно, костюм на выпускной купили) тоже смотрел на отца так, как не смотрел лет с пяти, когда тот катал мальчишку на плечах, бегая по морскому мелководью и поднимая кучу брызг. С восторгом. – Ну, здравствуй… – Привет, Оль… – Коля, нам деньги перевели, – только и проговорила жена. – Хорошо, – улыбнулся Митрич, жалея остро, что не сможет больше обнять эту еще не растерявшую былую красоту чуть полноватую женщину. Идиот был, не ценил. И потерял. А ведь они – самое важное, что есть в жизни. Да важнее самой жизни, что уж там. – Там такие деньжищи… Господи, да что я несу. Коля! Ты что вправду – на Марс летишь? Я же даже не думала. Какая же я дура, Коля. Думала, пьешь, думала, все, конченный человек, а ты… – она внезапно всхлипнула. – Пап, ты вправду герой, – подал ломающийся еще басок Данька, пытаясь сделать так, чтоб голос не дрожал, – я не думал даже. Мы очень тебя любим, пап. Мы так гордимся… – А я-то как вас люблю! – и на какую-то минуту пропал рано постаревший, и вовсю спивающийся техник Митрич, а вернулся вместо него Коля Маслов. Подающий надежды выпускник МИФИ, талантливый физик, увлекающийся электроникой. Умный человек, как все советские парни, в глубине души мечтающий совершить подвиг, и беззаветно обожающий жену и сынишку. Жаль, что этот «талантливый» и «подающий» не пережил «лихих девяностых», когда вся наука оказалась в глубокой и отнюдь не метафорической дыре. А вот и подвиг. На старости-то лет. Им дали совсем немного времени, минут пятнадцать, за которые они пытались наговориться на всю жизнь вперед. Митрич пытался запомнить каждую мелочь. Как завивается локон на белой шее жены, как идет ей светло-розовая помада. И что еще важнее – сын – пробивающиеся усики, отросшие волосы, которые он на идиотский подростковый манер забирал ободком, руки крепкие, совсем отцовские. И все не мог он наглядеться. И все было, как в тумане, запомнил только, что Ольга с Данькой обещали раз в месяц записывать короткие видео и отправлять их вместе с другими данными из ЦУПа. Когда место семьи по ту сторону монитора снова занял Нестеренко старший, Митрич едва сдерживался, чтоб не пустить скупую мужскую слезу.