— Заходила… пару раз. — Широкое лицо Мейвис расплылось в улыбке. — Только, по-моему, у нас она всегда чувствовала себя не в своей тарелке! Понимая, что дальнейшие расспросы возбудят ненужные подозрения, Мередит решила попозже обязательно вернуться сюда еще раз. Мейвис, судя по всему, не прочь посплетничать, а сейчас главная новость — смерть Константина. Миссис Джеймс не такая разговорчивая, но так внимательно слушает, что сразу становится ясно: ей тоже интересно узнать подробности. А в обмен на интересный рассказ она, может быть, тоже поведает что-нибудь любопытное. Пока владелица собачьей гостиницы в упор смотрела на Мередит. Интересно, о чем сейчас думает миссис Джеймс? Мередит покосилась на стойку и на короткий миг представила себе Алекса Константина. Вот он сидит на высоком барном табурете и попивает шотландское виски… Хотя знакомы они были очень недолго, Алекс произвел на Мередит, как и на Мейвис, впечатление очень славного человека. Не страдал ли он здесь от одиночества? Получив подробные указания, Мередит без труда нашла дорогу к «Аббатству „Малефи“». Рейчел и Мейвис оказались правы: перепутать невозможно. Проехав немного по аллее, Мередит увидела на склоне Мельничного холма ворота, окруженные густой живой изгородью. На высоких стойках действительно красовались каменные навершия в форме ананасов. Замшелые каменные украшения сантиметров тридцать высотой, довольно грубо вырезанные, стояли на подставках, похожих на рюмки для яиц. Мередит помнила, что такие ананасы — старинный символ гостеприимства и привета. Интересно, почему они здесь появились? Сам дом, сложенный из оранжево-коричневого камня, показался ей издали типичным образцом викторианской готики. Он чем-то отдаленно напоминал «Линстон-Хаус». Владельцы соревновались, кто кого переплюнет? Архитектору велели построить дом в стиле средневекового католического монастыря — такого, каким он представлялся воспаленному воображению заказчиков. Узкие стрельчатые окна выполнены в стиле ранней готики. На стенах старинные водосливы, увенчанные головами каменных драконов, орлов и существ с гротескными лицами — наверное, демонов. Над парадной дверью сидит каменный же грифон — явный ляп архитектора, ведь грифон служит отличительным признаком не готики, а тюдоровского стиля. Грифон сжимает в лапах герб, сильно осыпавшийся за много лет. Глаза фантастического существа смотрят на главную аллею, ведущую к дому. Вид у грифона зловещий; он как будто хранит ужасные тайны, о которых гостю даже и знать не захочется. В отличие от странного, эклектичного дома окружающий его парк выглядел вполне цивилизованно. На центральной клумбе у парадного входа трудился молодой человек с тачкой и тяпкой. Когда Мередит подъехала поближе, он прекратил работу и, подойдя к машине, распахнул дверцу. — Доброе утро, мисс Митчелл! Как добрались? Говорил он хрипловато, с едва заметным, но очень приятным французским акцентом. — Вы — Мартин? — уточнила Мередит. Садовника, по совместительству шофера, она видела в Челси лишь мельком и пообщаться с ним не успела. Его хозяйка, Рейчел, тогда билась в истерике и отдавала ему самые противоречивые приказания. — Да, мадемуазель. Миссис Паско, экономка, уехала в город. Но миссис Константин вас ждет. Дверь открыта. Она просила вас зайти к ней в зимний сад. Он в том крыле. Я отнесу вещи в вашу комнату. Мередит замялась: — Как… самочувствие миссис Константин? Мартин отвел глаза в сторону: — Она… хорошо, но она… забыл, как по-английски en deuil. — В трауре, — подсказала Мередит. — Да-да, — задумчиво покивал садовник. — В трауре. Мередит во второй раз за утро очутилась в большом и на первый взгляд совершенно необитаемом доме. Зато в «Малефи» сразу угадывалась рука Рейчел: удобная мебель, обивка нежных пастельных тонов, оттеняющая мрачное темное дерево. Повсюду дорогие, искусно подобранные предметы старины. В отличие от отеля здесь не царила тишина. Едва Мередит раскрыла рот, собираясь позвать Рейчел и объявить о своем приезде, она услышала смех. Неожиданные звуки, усиленные гулкими сводчатыми потолками, заставили Мередит вздрогнуть. Смеялись где-то сбоку, видимо в зимнем саду, о котором ей говорил Мартин. Наверное, Рейчел там не одна. Странно, что Мартин не упомянул, что к ним приехал кто-то еще. И машин рядом с домом Мередит не увидела. Наверное, гости пришли пешком — кто-нибудь из местных зашел выразить Рейчел свое соболезнование. Мередит медленно брела по дому. Неожиданно до ее слуха донесся птичий щебет, такой же странный и неуместный, как смех. Недоуменно качая головой, Мередит пересекла просторную гостиную, толкнула стеклянные двери и ахнула от изумления. Она очутилась в огромной застекленной пристройке — просторном помещении из кованого железа и стекла, бесцветного, ярко-красного и синего. В пристройке царила тропическая жара: над полом, выложенным терракотовой плиткой, шли толстые трубы отопления. Видимо, раньше здесь размещалась оранжерея, теперь растений почти не осталось. Сохранилось лишь большое апельсиновое дерево в цвету, испускавшее приторно-сладкий, почти удушливый, аромат. Дерево росло в огромном, от пола до потолка, сетчатом вольере, занимавшем половину помещения. Внутри вольера порхали канарейки — целая стая, не сосчитаешь. Птички перелетали с ветки на ветку, взмывали под самый потолок или пикировали вниз. Среди многих обычных желтых канареек Мередит разглядела и несколько белых, а также полосатых — таких она раньше и не видела. Потревоженные птички подняли оглушительный шум, который усиливался из-за стеклянных стен и высокой сводчатой крыши их просторной клетки. Перед вольером стояли двое. Молодой человек, подняв руку с канарейкой повыше, к свету, ловко ухватил ее лапку и зажал ее между большим и указательным пальцами. В другой руке он держал маленький когтерез. Рядом с молодым человеком стояла Рейчел. Да, в ее наряде доминировал черный цвет, однако костюм можно было назвать траурным лишь с большой натяжкой. Узкие черные брючки отлично сочетались с длинной шелковистой фиолетовой туникой, перехваченной в поясе широким черным замшевым ремнем с золоченой пряжкой. Медово-русые волосы Рейчел стянула на затылке в тугой пучок и перехватила черной атласной лентой. Руки она скрестила на груди; ноги в туфлях на высоком каблуке она тоже скрестила. Ее поза казалась одновременно небрежной и вызывающей. Не переставая смеяться, она повернулась к Мередит, тихонько вскрикнула от удивления и тут же широко раскинула руки — в знак приветствия. В ее зеленых глазах плясали искры. — Здравствуй, Мерри, дорогая! Вижу, ты удивлена? Ты не одинока! Они производят сильное впечатление… — Рейчел жестом указала на вольер. — Бедный Алекс разводил канареек… Птички — его хобби! Мередит перевела взгляд на молодого человека. Тот продолжал действовать когтерезом. Почему Мартин не предупредил ее еще об одном госте? Может, постеснялся? Во всяком случае, Рейчел нисколько не смутилась. Она похлопала молодого человека по плечу, отчего тот густо покраснел. — Это Невил, — сказала она. — Пришел подстричь птицам когти. Он так поддерживает меня после смерти бедного Алекса! Не знаю, как бы я без него обходилась! Наступило неловкое молчание; Мередит и Невил внимательно разглядывали друг друга. Наконец, Мередит протянула руку: — Мередит Митчелл. Мы с Рейчел вместе учились в школе. Наверное, она вам рассказывала обо мне. Невил что-то пробормотал — то ли «да», то ли «нет» — и махнул руками, в которых были зажаты птица и когтерез. — Извините, не могу пожать вам руку. — Слова он сопроводил смущенной улыбкой. — Ничего страшного. — Мередит заметила, что молодой человек довольно симпатичный, хотя черты его лица несколько вялые. И конечно, его очень портят очки… Впрочем, некоторым нравятся такие слабые молодые люди. Видимо, слабость они воспринимают как особую утонченность, впечатлительность. С канарейкой, зажатой в кулаке, молодой человек выглядел особенно нелепо. — Что вы делаете? — с любопытством осведомилась Мередит. — Подстригаю когти, — затараторил Невил, видимо радуясь, что разговор коснулся близкой ему темы. — Здесь нет ничего сложного. Главное — поднести коготок к свету, вот так. — Он снова поднял птичку повыше и зажал коготок между большим и указательным пальцами. Пальцы у молодого человека оказались длинными и тонкими; они тоже чем-то напоминали птичьи когти. — Вот видите, на свету коготь почти прозрачен и видна вена у основания. Главное — ее не задеть. — Я на такие подвиги не способна, — громко заявила Рейчел. — Мне их и в руки взять противно, а лапки — вообще… Такие чешуйчатые, брр! — Она окинула вольер задумчивым взглядом. — И вообще, зачем они мне? Что мне с ними делать? — Я буду приходить и ухаживать за ними… — выпалил Невил и снова покраснел, покосившись на Мередит. — Рейчел, я, наверное, пойду. Зайду в другой раз. Он открыл дверцу вольера и забросил туда птичку. Освободившись, канарейка тут же вспорхнула на ветку апельсинового дерева. Дерево в клетке? Неестественно как-то… Наверное, в «Малефи» все необычно. Придется привыкать. — Рад с вами познакомиться, мисс Митчелл… Извините! Невил быстро вышел, но не в гостиную, а в другую дверь, ведущую на улицу, в парк. Мередит и Рейчел смотрели молодому человеку вслед. Размашистой походкой он пересек лужайку, повернул за угол и скрылся из вида. Рейчел вздохнула: — Мерри, ничего не говори. Я и так знаю, о чем ты сейчас думаешь! — В самом деле? Мередит посмотрела на нее в упор. — Дорогая моя… — Рейчел взяла гостью под руку. — Пойдем выпьем кофе, и я тебе во всем признаюсь! Кстати, спешу заметить, особенно признаваться не в чем! Но я не хочу, чтобы у тебя сложилось ложное впечатление. Обо мне и так многие плохо думают! Глава 7 — Я что-то не заметила, чтобы поблизости жило много народу, — негромко заметила Мередит, когда они устроились в маленькой, уютной гостиной. Рейчел разлила по чашкам кофе, принесенный из кухни. — Сама деревня чуть дальше, километрах в трех отсюда. Она называется Черч-Линстон. А у нас здесь — просто Линстон. — Я еще не видела никакой деревни. Не доехала… — Там не на что смотреть, — отмахнулась Рейчел. — Есть старая церковь, довольно красивая, паб, совсем не такой красивый, несколько домов и гараж Нейсби. При гараже имеется магазинчик. Джордж Нейсби торгует газетами, молоком и заодно кое-какими продуктами. Ну, ты, наверное, представляешь — ватный нарезанный хлеб, тушенка, банки с консервированной фасолью и прочее. В общем, тебе там вряд ли понравится! Нейсби пользуется тем, что его магазинчик — единственный на всю деревню. Представь, он называет свою забегаловку «Мини-маркетом»! Рейчел широко улыбнулась. Мередит задумалась. Сказав «тебе там вряд ли понравится», Рейчел сразу отделила свою гостью от местных жителей. Кто-то, наверное, все же покупает тушенку и фасоль в томате! Рейчел решила начать с самого главного: — Кстати, во вторник похороны Алекса. Так что тамошнюю церковь ты увидишь. — Что?! Ты мне ничего не говорила! — воскликнула Мередит. — Они согласны отдать тело. Вскрытие и все остальное уже провели. Алекса похоронят на нашем приходском кладбище, хотя он и не англиканец. Он христианин, но принадлежит к какой-то необычной церкви. Не православной, а мар… мар… — Маронитской? — Да, вот именно! Я уже поговорила с приходским священником, и он не против. Потом я съездила в похоронное бюро в Чиппинг-Нортоне. Тянуть нет смысла. Я хочу поскорее с этим покончить. — В голосе Рейчел послышались упрямые нотки. — Не могу сидеть в четырех стенах и ничего не делать… Знаешь, как я его любила? — Она вызывающе вскинула голову и посмотрела Мередит в глаза. — Да, любила! А сейчас даже плакать не могу… сама не знаю почему. Я уверена: меня отпустит после похорон, когда пройдут все необходимые обряды. Тогда можно будет подумать и о будущем. А пока… я просто ни на что не способна! — Жаль, что ты меня не предупредила насчет похорон, — вздохнула Мередит. Ей стало досадно и больно. Рейчел, наверное, в самом деле очень любила мужа, и ей действительно очень тяжело. В таком состоянии трудно помнить о мелочах. — Понимаю… Когда тело предадут земле, тебе, может быть, полегчает. Но я… не захватила с собой ничего черного. Как скоро, оказывается, похороны! Перед ее мысленным взором стоял Алекс; точнее, не стоял, а лежал на тротуаре, рядом со своей роскошной золотистой машиной. Дорогой костюм выпачкался в грязи… Над лежащим Алексом склонился Алан; он делал искусственное дыхание, массировал сердце, но сердце несчастного уже остановилось… И все же Мередит запомнила Алекса живым. Ей стало не по себе. Трудно представить его лежащим в гробу, с головой на атласной подушке. Ей уже приходилось видеть покойников после вскрытия; хотя бальзамировщики из похоронного бюро старались как могли, на лбу все равно виднелся зловещий шрам, который невозможно замазать никаким гримом. Мередит невольно вздрогнула. Значит, Алекс — не англиканец, хотя и христианин… Интересно! А что Рейчел вообще знает о прошлом мужа? Много ли он ей о себе рассказывал? Скрывал ли от нее что-нибудь? Что ей известно о его жизни в Ливане? Или о том, как Алекса Константина звали раньше? Рассказал ли он ей, что сменил имя, а если рассказал, то объяснил ли, зачем так поступил? Услышав о траурном наряде, Рейчел тут же встрепенулась и поспешила успокоить Мередит: — Сейчас совершенно не обязательно приходить на похороны в черном! Достаточно просто темной, неброской одежды. И потом, похороны будут тихие. Деловые знакомые Алекса из Лондона вряд ли приедут сюда. Я оповестила только самых близких… Правда, ни у меня, ни у Алекса близких родственников нет. Моя сестра из Шотландии не приедет. Значит, не будет ни многочисленных писем с соболезнованиями, ни гостей с Ближнего Востока. Но они отклонились от темы. Мередит решила действовать напрямик. — Ты хотела мне в чем-то признаться в связи с этим Невилом… — напомнила она.