Но и коза не отставала. Вот-вот догонит. Удирая, Олег с перепугу совсем забыл про терновые и акациевые веточки, разбросанные им на дороге. Сгоряча налетел на них и от боли даже упал, покатился по земле. — Ой, ой, ой!.. — взвизгнул, подогнув колени к самому подбородку. А козе что за дело. Догнала и давай пинать рогами — в спину, под бока, куда только попадет. Тогда он взвыл так, что хлопцы из-за огородов, где учились ездить на мопеде, услышали его и прибежали защитить. …Олег сидел насупленный на обочине дороги, вытаскивал из ступней колючки. Лицо заплаканное, в грязных потеках, волосы взъерошены, штаны и рубашка в пыли. Ребятам стало жаль его, и они уселись рядом. — Как это ты умудрился столько их позагонять? На акацию взбирался от козы, что ли? — спросил Виктор. — И чего это она на тебя сама бросилась? Никогда еще такого не было. Смирная, послушная… — удивлялся Сашко. — Давай я помогу вытаскивать, тогда и ты поучишься ездить, — предложил Микола. Олег насупился еще больше, молчал. Но вот хлопцы заметили на дороге присыпанные пылью ветки с колючками и сразу обо всем догадались. Миколу так и подмывало допечь Олега острым словцом, как тот допек его возле верб, но сдержался. После всех своих тревог и переживаний он понял, что все-таки лучше быть великодушным, чем злопамятным и мстительным. Мальчики молча переглянулись, встали и так же молча ушли. Олег поглядел исподлобья им вслед, закусил обиженно губу и снова принялся выковыривать колючки. Глава девятая. Камешек Продавщица сельмага налила Миколе в бидончик кружкой-меркой три литра молока, сняла фартук и вышла вслед за хлопцем наружу. Увидев, что он собирается сесть с бидоном на велосипед, спросила: — Не разольешь? — Нет, всегда так вожу. Я даже совсем без рук умею ездить. Выкатил на дорогу, миновал Дом культуры, колхозную контору, свернул в переулок и впереди увидел маму. Нажал на педали, чтобы догнать, но вдруг почувствовал, что штанина попала в передачу. Дернул ногой раз, другой — не отпускает. Когда велосипед замедлил ход, Микола снял свободную ногу с педали и запрыгал по дороге, как спутанный. И тут произошло непредвиденное: он споткнулся и вместе с велосипедом и бидоном рухнул на землю. Молоко разлилось, потекло под него, а он силился и никак не мог подняться — не выпускала штанину окаянная передача. Наконец поднялся, настороженно посмотрел — не заметила ли мама. Нет, шла спокойно дальше. Оттащил велосипед в сторону, прокрутил передачу, освободил штанину. Она была иссечена зубцами, будто ее собаки грызли. Знал, попадет от мамы — и за молоко, и за испачканную рубашку, и за порванные новые штаны. Когда собирался в сельмаг, мама сказала: «Сними, сынок. В новеньком только в школу будешь ходить». Зачем не послушался? Микола отряхнул брюки, вытер травой грязь на рубашке. Мама была уже далеко, с кем-то встретилась, стоит, разговаривает. С кем это она?.. Фу, вот не везет: с Валентиной Михайловной! Закатил велосипед в кусты сирени, росшей вдоль дороги, и сам спрятался. Сидит, ждет, пока учительница и мама разойдутся. А они стоят и стоят! «Вот уж все до капельки расскажет обо мне, — сокрушался Микола. — Если бы не упал с велосипеда, не испачкался, подъехал бы к ним, помешал разговору…» А рассказать учительнице есть что! Кроме той встречи у колхозного сада, историй с платком, с кашлем, с осами, сколько еще нового набралось… Микола выглянул из укрытия. До каких же пор они будут стоять? Никак не наговорятся… Ишь учительница щебечет да улыбается. А мама все головой кивает: мол, продолжайте, продолжайте!.. На улице стало темнеть. Из-за огородов выкатилась луна, как огромная оранжевая тыква. Повеяло прохладой. Микола уже хотел было выбраться из кустов и прошмыгнуть домой по другой дороге, как вдруг услышал: постукивает Валентина Михайловна высокими каблучками. Приблизилась к кустам — ему видно было ее из зарослей. Вся в зеленом: свитер зеленый, юбка зеленая, берет на голове тоже зеленый. Видно, из школы возвращается, или в Дом культуры собралась. Вместо того чтобы шагать чинно, степенно, как и подобает истинной учительнице, она идет, будто какая-нибудь сельская девушка: то листок с куста сорвет, то на небо посмотрит, да еще и песню тихонько напевает — «Червону руту». Видно, рада-радехонька, что нажаловалась матери. Вдруг она увидела на дороге разлитое молоко, остановилась, посмотрела и пошла дальше. И такое тут Миколу разобрало зло! Будто кто-то посторонний поднял его руку, приказал взять камешек и швырнуть — не в нее, нет, а просто ей вслед. Камешек пролетел мимо учительницы и упал на дорогу. Валентина Михайловна остановилась, огляделась вокруг, усмехнулась, подняла камешек и пошла дальше. Когда она исчезла за поворотом, Микола выкатил из кустов велосипед, прицепил к рулю пустой бидон и помчался домой. Мимо Сашкова двора проехать не смог, свернул, хоть в окнах и было темно. Нажал на щеколду, дверь открылась, вошел в хату. Сашко был дома. — Ты чего? — спросил он друга. — Я вот только что Валентину Михайловну видел. Встретила маму и долго с ней разговаривала, а я за кустами сидел и случайно бросил камешек. Так она его подняла и с ним ушла. Зачем он ей?.. — Ой, Микола, как же это ты? — И сам не знаю, как оно вышло… — А если узнает, кто бросал? — Откуда? Не видела ведь меня! — Захочет — узнает! Отнесет тот камешек в милицию, там посмотрят на него в микроскоп — и готово. Сразу скажут, кто бросил. Вон когда на торфоразработках лавку обокрали, следователь взял замок, стекла из витрин, и по следам от пальцев нашли воров. — Она не понесет, — спокойно сказал Микола, а у самого все внутри заныло. — Я же ее не ударил! — Я тоже думаю, не понесет, — согласился Сашко. — А если уж понесет… то, знаешь, и в милицию могут забрать… — Пойдем, может, увидим, куда она пошла. — Пойдем, — согласился Сашко. Завели велосипед в сени и отправились в центр села. Почти рядом с сельсоветом — Дом культуры, чайная, и участковый милиционер тоже неподалеку живет. В Доме культуры во всех окнах свет, играет музыка. При входе стоят девчата. — Вот и пришли хлопцы, а говорили, их сегодня будет мало, — воскликнула старшая сестра Оли Шинкаренко. — Идите-ка сюда, парубки, потанцуем! Да не бойтесь, учителей тут нет. Сашко застеснялся и потянул Миколу в сторону. — Э-э, эти очень гордые, подождем других, — засмеялись девчата. Стежками через огороды мальчики добрались до хаты старых Антонюков, стоявшей высоко над рекой. — Ее окно то, что светится, — показал Сашко. Прислушались, нет ли кого поблизости, перелезли через высокий плетень, подкрались к хате. Валентина Михайловна сидела за столом и что-то писала в толстой тетради. Теперь она была в цветастом халате. Русые волосы подвязаны голубой лентой. Справа от нее на столе лежала стопка книг и… плоский камешек, тот самый, который Микола швырнул из-за куста… Хлопцы постояли под окном еще немного, отошли и присели у плетня. — Камешек перед собой положила… тот, что я бросил, — прошептал одними губами Микола. — Может, в милицию пишет… Ну и заварил ты кашу, Микола! Хлопцы еще раз подкрались к окну, стояли, смотрели. А Валентина Михайловна все писала, писала. Один лист перевернула, другой, третий… Сашко дернул друга за рукав: — Пойдем, а не то кто-нибудь застанет здесь. Но Микола уставился глазами в тетрадь, точно намеревался прочесть, что пишет учительница.