— Знаешь его? — Нет! А где же тогда Негодин? — Ты удивительно догадлив — привидением работает не он. — А вы установили его личность? — Установить-то установили, но это еще не означает, что он и есть убийца. Статья ему, как ты понимаешь, уже обеспечена — проникновение в жилище как минимум, а еще из этой квартиры исчезли четыреста тысяч рублей. — Ого! Этот тип знал о деньгах или это случайность? И что я должен делать? — Сейчас он придет, чтобы дать показания по поводу Негодина, а ты потом, если понадобится, расскажешь, какой рукой было причинено повреждение шеи! Ну, помнишь, мы разговаривали тогда про рост того, другого, направление длины раны… о том, что она не строго поперечна шее… Ну, про то, что он скорее всего левша. — Да, помню. — Кстати, твое заключение у меня, и в нем ты делаешь именно такие выводы! — А этот, ну… привидение, что, в самом деле левша? — Самая что ни на есть левая левша! А потом пришел… левша. Он таковым и оказался — расписался левой рукой, бумаги брал левой рукой. Сначала он держался уверенно и чуточку снисходительно — как же, помогает, время свое тратит, а у него работы выше головы. Неделина начала с просьбы охарактеризовать Негодина. Этот левша не то чтоб облил Юру грязью, нет! Он просто с чуточку брезгливо-отстраненным видом рассказал, как тот свою мать до смерти довел, и вообще что он не в себе. На вопрос же следователя, откуда это видно, рассказал про подвал, упирая на то, что никакой здоровый человек так прятаться от мира там не будет. А следователь, не медля, положила перед ним фотографию убитой женщины: — Вам не знакомо это лицо? — Нет, не знакомо. И тут Неделина сказала, что женщина убита левшой — это следует из заключения эксперта. Вот здесь он напрягся: — Вы что, на меня намекаете? Я ведь тоже левша! — уже довольно напряженно спросил он. — Да нет, не намекаю, — покопавшись в столе, достала коробочку, открыла ее и повторила: — Не намекаю — утверждаю! — И, вытащив бритву, показала ее допрашиваемому, спросив при этом: — Я вижу, вам знакома эта вещь? Тот судорожно сглотнул слюну и глухо сказал: — Первый раз вижу. — Однако даже Огурцов сразу увидел, что тот заволновался. Лицо покраснело, по нему побежали хорошо заметные капли пота. — А как вы объясните, что на бритве обнаружены и ваши пальчики, и ваши потожировые отложения, а к тому же — микрочастицы крови, идентичной крови убитой?.. — Неправда! Неправда!!! Этого не может быть — я все чисто вытер и вымыл, в спирте прополос… — и замер, выпучив глаза и открыв рот. — То есть вы признаете, что убийство гражданки Расторгуевой… — Нет, нет… я не убивал, вы запутали меня, я буду жаловаться. — Ладно, разберемся, — сказала Неделина, и в кабинет вошли оперативные работники. — Вот постановление о том, что вы задержаны, а суд завтра решит, на какой срок. — И его увели. Неделина встала и с удовольствием прошлась по кабинету. — Ну вот, остальное — дело техники. Он еще не знает, что сняли кино о его пребывании в квартире, откуда исчезли деньги. Огурцов сидел нахохленный и недовольный. — Значит, я оказался дураком, а вы все умными? — Все не так. Ты, Дима, дал толчок и направление поиска. Мы по горячим следам, сразу после убийства, Негодина тщательно проверяли, но по ряду причин из числа кандидатов в убийцы его исключили полностью. И когда ты, не зная о наших поисках, стал утверждать обратное, у меня возникла идея, что если это не Негодин, то это некто, имеющий с ним связь и знающий о подвале и о том, что у него есть ключи почти от всех квартир «элитного подъезда». Так мы быстро вычислили именно этого человека: работает в коммунхозе, знает про подвал. А уже позже рассказали нам о привидениях в том подъезде, и мы в рамках оперативно-разыскных мероприятий оставили там видеокамеры — ведь понятно, что это ходит скорее всего тот, кто убил. Он выждал время и, поняв, что опасность миновала, стал шариться по квартирам, недоумок. А потом, после твоих слов о том, что мужик на фото похож на Негодина, решили выяснить, кто он такой, и установили интересный факт. Мама будущего Юры поехала на Север работать на крупный металлургический комбинат, и там у нее произошла любовная история с… ну почти директором предприятия. А потом тот вернулся в семью. А Негодина уехала к себе и родила Юру. Она патологически ненавидела Юриного отца, поэтому, когда Юра подобрал ту фотографию мужчины и мать ее увидела, то так разволновалась, что ее кондратий и хватил, ибо была непреклонной. — Постой, а откуда взялась-то эта фотография? — Убитая женщина — сестра Юры и ехала к нему познакомиться. Отец, умирая, сказал, где живет ее брат. Это было перед самой его смертью — примерно за год до убийства дочери. Вот она, устроив все дела на Севере, уехала искать брата. — …А нашла нож. Подожди, а почему она подалась в другой подъезд? Она ведь наверняка знала номер квартиры, где жил Юра? — Я думаю, знала! Ведь это не тайна ядерного чемоданчика. А почему? Вспомни сам, как всегда нумеруются подъезды: первый — самый левый, дальше второй, третий и так далее. А в том доме… — Правильно, — выдохнул Огурцов. — Там нумерация подъездов была не слева направо, а наоборот. Зашла не в тот подъезд и не в то время. — И, подумав, спросил: — А бритва откуда? Как нашли? — А мы и не нашли… пока. Наши опера прошли по квартирам первого этажа с единственной целью — узнать, не потерялся ли у кого-то из жильцов острый нож или нечто подобное, то, чем можно шею разрезать. И вот хозяин второй квартиры сначала сказал, что нет, а потом прямо при нас полез в тумбочку и обнаружил пропажу острейшей бритвы. Мы стали просить, чтобы он описал ее. А он просто принес такую же и отдал нам. — То есть на пушку взяли парня? — Да, но мы найдем и ту, которой он убил. Это дело техники. Вот и вся история. Следствие длилось положенный срок и приговор гласил — тринадцать лет колонии общего режима. Глава 3 Вспомнив еще раз эту историю — довольно жутковатую и мрачную, — доктор Огурцов себе настроение явно не улучшил, ведь убийства подобного рода не часто встречаются в маленьких городках. Здесь чаще кирпичом (табуреткой, доской и пр.) бьют по голове. Потом Огурцов все же ненадолго задремал и не заметил, как самолет пошел на посадку. Дальнейшее — не особо интересно. Стоит только сказать большое спасибо знакомому по фамилии Корзинкин. Если бы он любезно не предоставил машину, то Огурцов в гостиницу добрался бы часа в четыре утра, не раньше. Вот утром-то он и отправился на метро искать Манежную площадь и Большой Кремлевский дворец съездов. Вся эта процедура прохода в этот Дворец Огурцову показалась… Короче, он решил, что дедам нашим было проще взять Берлин, чем делегатам попасть во Дворец! (Да простят неразумного доктора Огурцова еще здравствующие деды наши за его слова такие и сравнение срамное!) Множественные проверки вымотали вконец, что совсем неудивительно, ибо доктор практически не спал — разница во времени сказалась. И вот судебно-медицинский эксперт Огурцов, чувствуя себя мокрой курицей, абсолютно случайно залетевшей на божественные луга, робко жался в сторонке, мечтая лишь об одном — скорее бы начиналось. И началось… Сначала с видеообращением выступил президент, затем с живым словом — премьер-министр. Доктор, как это и положено: а) провинциальному члену медицинского сообщества страны; б) представителю той медицинской науки, которая никого в этом огромном зале не интересует, сидел на последнем ряду, чему был очень рад. Правда, когда начались выступления врачей, когда стали говорить зубры медицинской науки, стало интересно. Госпожа министр не в счет. Ее доклад читался… ну понятно, как и о чем. Ведь в зале был премьер-министр. Поэтому госпожа министр даже стояла вполоборота к зрителям-делегатам, и создавалось ощущение, что вроде бы она читает доклад делегатам, но вот если приглядеться… А потом Огурцов встретился с премьер-министром. А произошло это так. Премьер после своей вступительной речи еще минут сорок сидел в президиуме. И не просто сидел, а что-то черкал на бумаге. — Наверное, в крестики-нолики играет, — сказал кто-то спереди. «Ага, — подумал Огурцов, — или в балду!» Однако все ошиблись. Прослушав три-четыре выступления, встал премьер и попросил слова. И выступил… Да как выступил! Не по заранее приготовленному и кем-то написанному тексту, а своими словами. Говорил очень легко, непринужденно, иногда остро, иногда с шуточками. И, что самое главное, говорил со знанием темы и состояния дел в медицине. Хлопали ему от души. Да и на доктора Огурцова он произвел очень хорошее впечатление. Он его зауважал! Ну так вот, после выступления премьера объявили перерыв, который длился минут десять. Огурцов сходил кое-куда и поднялся к выставке, повествующей о последних достижениях в медицине. Потом почти все ушли в зал, и рядом, кроме Огурцова, остались еще трое-четверо докторов — довольно молодых парней. И вот стоят все они — Огурцов, что-то разглядывая, а ребята говорят о чем-то о своем, типа айда покурить! И сигареты в руке держат. И вдруг началась какая-то суета. Огурцов оглянулся и увидел премьера. Он, как ни странно, шел один в сторону Огурцова. Подошел и, глядя на парней, держащих сигареты, сказал: — А вот докторам не мешало бы бросить курить. Вы должны бороться за здоровье граждан не только лекарствами, но личным примером! И тут влез Огурцов: — А вот я, господин премьер, не курю! — Вот это правильно, — ответил тот и, подойдя, пожал руку Огурцова, у которого промелькнула мгновенная мысль: «Руку до Нового года не мою». А премьер и спрашивает: — Вы врач какой специальности? — Судебная медицина! — О-о-о! — заулыбался премьер. — Я помню, как нас на вскрытие водили… ну, когда я на юрфаке учился, — пояснил он. — Откуда приехали? Огурцов ответил откуда и брякнул: — Да вот приехал, а в программе съезда нет ни одного вопроса о проблемах судебной медицины, а их накопилось… вагон и маленькая тележка, — и прикусил язык. — Давно забытое выражение, — улыбнулся премьер и, помолчав, сказал: — А вы сами знаете, какой, по-вашему, должна быть судебная медицина? — Ну да… Но с точки зрения практического эксперта. — Пойдемте, — решительно сказал премьер и, уже повернувшись, сказал: — Смелее, смелее. Сейчас вам дадут слово, и вы с трибуны скажете всем о том, как вы понимаете эти проблемы и ваше видение решения проблем. — Да вы что, я же к моргу привык, там все молча… я не оратор, — заскулил Огурцов, поглядывая по сторонам — куда бы сбежать. В общем, через десять секунд из зала выбежала госпожа министр здравоохранения и, почтительно выслушав то, что коротко ей сказал премьер, посмотрела в сторону Огурцова и процедила только одно слово: — Идемте. — И выражение ее лица было таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать! В зале она усадила Огурцова на первый ряд, а сама прошла в президиум. Дальнейшее — как Огурцова представляли, как он шел через огромную сцену и как оказался за трибуной — он никак не мог вспомнить. Радовало одно: пока шел — не упал. И то хорошо. На трибуне он стоял и растерянно смотрел в зал, не зная, с чего начать, и только аплодисменты из зала — мол, давай, доктор, начинай, не стесняйся — заставили его откашляться и начать свое выступление: