Чикатило вернулся к бумагам, но работа не клеилась – отвлекали мальчишечьи голоса. Борясь с накатывающим вожделением, он снова поднялся из-за стола, прошелся по кабинету. Он не думал даже о том, как давно не давал удовлетворения темной своей страсти, просто чувствовал, как отключается разум. Но не сейчас же, не здесь, не среди рабочего дня. Он подошел к аквариуму, стараясь отвлечься, достал пакетик с дафнией и принялся кормить рыбок в аквариуме, постукивая ногтями по стеклу. Рыбки наивно плыли на это постукивание. Можно было ничего им не дать, они приплыли бы все равно, это был природный рефлекс, а против природы не попрешь. Точно так же, повинуясь природе, идут с ним незнакомые люди – женщины, дети… Крики за окном не смолкали. Мысли крутились не в ту сторону. Чикатило включил плитку, снял чайник и уставился на нагревающуюся спираль. Плитка была хорошей, спираль покраснела довольно быстро. Крики за окном, словно назло ему, сделались громче. Чикатило растопырил ладонь. Глядя за окно, он опускал ее – все ниже и ниже над раскаленной плиткой. Наконец один палец дотронулся до покрасневшей спирали. Лицо мужчины исказилось, глаза будто стали стеклянными. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон. Трудно сказать, чего было больше в этом стоне – боли или сладострастия. Он медленно отнял руку от плитки. На пальце остался ожог. Боль немного отвлекла, но легче не стало. За окном ликовали юные футболисты – кто-то забил гол. Чикатило резким движением выключил плитку и вышел из кабинета. В кабинет начальника он явился уже с забинтованной рукой и четким планом, как выбить из руководства командировку. – Доброе утро, Иван Трофимович. – А, Андрей Романович. И тебе не хворать, – благодушно приветствовал начальник. – Что с рукой? Бандитские пули? – Пустяки, – улыбнулся Чикатило, – дома оцарапал. – Ты по делу? Чикатило кивнул. – Давай, только быстро – мне из главка должны звонить, – деловито поторопил Иван Трофимович. – Я накладные проверил – нам недопоставили муфты и прокладки для насосного оборудования. По шести накладным. – Они чем там, жопой, что ли, смотрели на приемке? – нахмурился начальник. – Может, и жопой, – пожал плечами Чикатило. – Так я к чему – ехать надо, выбивать. – Понятное дело, надо… – кивнул мужчина. – Сам поедешь или кого помоложе отправить? – Сам, конечно. – И чего тебе не сидится на месте, Романыч? – Люблю ездить, Иван Трофимович, – улыбнулся Чикатило. – Душу мне командировки греют. Другие города, другие люди. И жена с детьми дома ждут – приятно. Зазвонил телефон. Иван Трофимович снял трубку. – Да, слушаю. То, что сказали на том конце провода, видимо, его не обрадовало, начальник поменялся в лице, но голос его зазвучал делано приторно: – А, добренького утречка, Лев Валерианович! Рад слышать, – он прикрыл трубку ладонью и быстро зашептал подчиненному: – Все, Романыч, иди! Выписывай командировку и езжай! Два дня тебе хватит? Чикатило кивнул и направился к двери. Все вышло как нельзя лучше. * * * – Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – говорил Кесаев, прохаживаясь по кабинету Ковалева. Сам хозяин кабинета сидел во главе стола и мрачно разглядывал опостылевшие лица членов двух следственных групп. – Имеем мы, товарищи, очень – я бы даже сказал, непозволительно – мало, – продолжал Кесаев с занудной методичностью. – Что можно утверждать с уверенностью? Что убийца до сих пор на свободе. Липягин громко хмыкнул, Ковалев посмотрел на него и нахмурился сильнее. Ерничанье сейчас было неуместно, не хватало еще дать Кесаеву лишний повод к чему-то прицепиться. Кесаев, впрочем, не обратил на майора никакого внимания, он встал на рельсы, и сбить с ходу его сейчас было непросто: – Кто он? Вот тут мы вступаем в область догадок и предположений. Да, Евгений Николаевич? Следователь поглядел на Некрасова, давая ему слово. Профессор, что сидел подле Ковалева, достал портфель и неспешно выложил на стол несколько отпечатанных на машинке страниц: – На основании изученных мною дел я создал проспективный портрет нашего убийцы. – Ух ты! А что, так бывает? – снова подал голос Липягин. – Почитали старые дела с висяками – и оппа, портрет убийцы на блюдечке, да? Теперь уже нахмурился Кесаев. Некрасов тонко улыбнулся. – Молодой человек, не помню вашего имени-отчества, я вас, конечно же, сейчас удивлю, но представьте себе – да, бывает. На то и существует наука… Ковалев потянулся за выложенными на стол бумагами, принялся выхватывать из текста: – «…Рост от 170 сантиметров, возраст от 45 до 50, астеническое телосложение, слабое либидо, дистония, проблемы с желудочно-кишечным трактом, гуманитарное образование…» Интересно. Товарищ профессор, у вас, возможно, и изображение убийцы имеется? – Вот рисунок… – ответил за профессора Кесаев, – точнее, набросок, сделанный пять лет назад специально приглашенным художником на основании показаний свидетелей, видевших Закотнову с предполагаемым убийцей. Кесаев выложил на стол перед Ковалевым лист бумаги с изображением человека в очках, шляпе и плаще. – И еще, – весомо добавил Некрасов. – При нем обязательно должна быть сумка. Или, скорее всего, портфель. – Почему это «обязательно»? – поинтересовался Липягин все тем же ерническим тоном. – Понимаете, – волнуясь, вклинился в разговор Витвицкий, – он связывает жертв, он стирает и смывает кровь, он использует нож, вазелин. Все это нужно в чем-то носить с собой. – Именно так, – благодушно прогудел ученый. – Спасибо, Виталий. Ковалев мрачно поглядел на рисунок-фоторобот, перевел взгляд на Кесаева. – И что дальше? Предлагаете попробовать на основании этих данных кого-то поймать? – У нас есть еще группа крови преступника – четвертая. И я не предлагаю, Александр Семенович, у меня есть приказ из Москвы. Нужно составить ориентировку и довести до личного состава. Липягин усмехнулся. Мрачный полковник поднялся из-за стола, взял портрет в очках и шляпе и передал Липягину: – Это – в размножку. Затем перевел взгляд на Кесаева и добавил ледяным тоном: – Можете доложить в Москву – завтра все милиционеры города и области получат ориентировки и изображения. До свидания, товарищи. * * * Витвицкий спускался по лестнице в задумчивости. После выступления Некрасова было над чем поломать голову, профессор умел подкинуть пищу для размышлений, потому на пробегавшего мимо Горюнова он не обратил внимания. Майор же пролетел, перескакивая через три ступеньки, но, заметив Витвицкого, остановился внизу лестницы. – Витвицкий! – окликнул он. – Как тебя… Виталий Иннокентьевич! Витвицкий вышел из задумчивости и увидел наконец Горюнова. – Что вы хотели? – спросил вежливо, но без приязни. – Сегодня в два в тире сдача офицерского норматива, – сухо отчеканил майор. – Кесаев велел до всех персонально донести. Что обязательно, иначе аттестацию не пройдешь. – В тире? По стрельбе? – Нет, бля, – хохотнул Горюнов, – по шахматам! – А почему… – начал было Витвицкий, но майору этот разговор явно надоел, и он перебил на полуслове: – Да по кочану. Ежегодный норматив сдаем, ты что, впервые замужем? – Перестаньте мне тыкать! – окрысился капитан. – Да пошел ты… цаца какая… – бросил Горюнов и пошел прочь, но через пару шагов обернулся и крикнул, напоминая: – В два, слышишь?