– Зато надежно, – улыбнулся Чикатило. Мужчина сунул руку в карман, достал нож-кнопарь, щелкнул выкидным лезвием. Перерезав шпагат, он выложил на колени пачку красных червонцев и фиолетовых четвертаков. – Прикрой, деньги счет любят. Наклонившись, он начал считать. Чикатило навис над ним, закрыв своим телом и поглядывая по сторонам. – Полторы, все точно. На, держи, – мужчина передал покупателю ключи. – Бабка там жила. Померла – вот и продаю. Стены еще крепкие, дед мой строил. Мазанка, она, брат, сто лет стоит, если крышу латать. Чикатило спрятал ключи в карман. – Я знаю. Только ты языком не трепи, что я у тебя домик купил. Продавец мазанки улыбнулся. – Понял, понял. Слушай, а зачем он тебе? – он подмигнул Чикатило. – Баб будешь ебать, а? – От жены хочу уйти, – сухо ответил Чикатило. – Замучила. Все, бывай здоров. Чикатило протянул продавцу руку, вылез из «Москвича». – А, ну святое дело. Давай, и тебе не хворать! – донеслось ему вслед. * * * «Смотрите новый художественный фильм „Военно-полевой роман“. Режиссер Петр Тодоровский, в главных ролях Наталья Андрейченко, Николай Бурляев, Инна Чурикова». С афиши с легкой полуулыбкой на проходящих мимо людей смотрела Наталья Андрейченко. Вот только глаза, несмотря на улыбку, у нее были грустными, да и сам фильм вышел невеселым. Витвицкий и Овсянникова имели возможность в этом убедиться, они как раз выходили из дверей кинотеатра в толпе зрителей. – Какое страшное было время… – Ирина была задумчива. – Война, разруха эта. – Почему «страшное»? – с какой-то мальчишеской наивностью не понял Витвицкий. – Победа же. Новая жизнь. Перспективы, свершения… – Ты сейчас рассуждаешь как мужчина. Победа – это, конечно, прекрасно, но ведь нужно налаживать жизнь, быт, работу искать. Ты видел, кем она работала? – девушка кивнула на грустно улыбающуюся с афиши Андрейченко, затянула, подражая актрисе: – «Пира-а-ажки! Га-а-арячие пира-а-ажки!» На морозе, в варежках этих… Ребенка некуда девать. Ужас! – Но это же было недолго. И потом… она же нашла свою… своего мужчину. – Мужчину нашла, – грустно, почти как актриса на афише, улыбнулась Ирина, – а любовь потеряла. Они подошли к троллейбусной остановке. Там стояли уже несколько человек. Подкатил троллейбус. Овсянникова пригляделась к табличке с номером на лобовом стекле: – Мой, – она по-товарищески пожала спутнику руку. – Виталий, спасибо тебе за прекрасный вечер. И хороший фильм. – А как же «ужас»? – улыбнулся капитан. – Это жизнь, что тут поделаешь. На самом деле фильм отличный, я думаю, его будут смотреть и пересматривать еще много-много лет. Троллейбус остановился, с шипением раскрылись дверцы. Кто-то вышел, люди, стоявшие на остановке, потянулись в салон. – Может, я провожу? – несмело спросил он. – Не нужно, – мягко ответила она и кивнула на другую сторону улицы, – да и гостиница твоя вон – шаг шагнуть. – Но все же… я настаиваю, – робко попросил Витвицкий. – Ну, перестань, – рассмеялась девушка. – Еще рано, народу везде полно. Увидят, болтать станут. У нас город маленький, но языкастый. – Да и пусть болтают! – запальчиво вскинулся Витвицкий и тут же смутился. – До свидания, Виталий, – она снова пожала ему руку. – До завтра. Старший лейтенант поспешила к троллейбусу, вместе с другими пассажирами зашла в двери. Уже поднимаясь по ступенькам, обронила перчатку. – До свидания, Ира! – громко крикнул Витвицкий. Она обернулась. Он, счастливый, как ребенок, махал ей рукой. Ирина помахала в ответ. Виталий повернулся и пошел прочь. Девушка проводила его взглядом и только тут заметила на асфальте упавшую перчатку. Из троллейбуса она выскочила уже в последний момент. Витвицкий тем временем обошел остановку и направился в гостиницу, но дойти до нее не успел, нос к носу столкнувшись с Горюновым. Майор будто специально поджидал. – О, вечер добрый, Виталий Иннокентьевич! – понимающе ухмыльнулся он. – В архиве допоздна засиделись? – Добрый вечер, – сухо поздоровался капитан, от счастливой улыбки его не осталось и следа. – Ну… да. Работы много. Горюнов с его приторным всепониманием раздражал, и это раздражение легко читалось на лице психолога. Вот только голос его при этом звучал интеллигентно и предельно ровно, а лица Ирина не видела. Подобрав перчатку, она пошла следом за Витвицким, улыбаясь и предвкушая сюрприз. Но, услышав начавшийся разговор, остановилась, скрытая от Горюнова и Витвицкого остановкой. В детстве ее, конечно же, учили, что подслушивать нехорошо, но выйти сейчас к Виталию означало скомпрометировать его перед начальством, ведь станет понятно, что с ней он пришел сюда не из архива. Уходить и портить сюрприз тоже не хотелось, поэтому оставалось только стоять, ждать и слушать. – Не умеете вы врать, Виталий Иннокентьевич, – усмехнулся за остановкой Горюнов. – Я только что из архива – Тимуру Руслановичу понадобились копии кое-каких документов. Вас там не было. И товарища Овсянниковой, кстати, тоже. В кафешку ходили? Или в киношку, а? – А при чем тут старший лейтенант Овсянникова? – холодно поинтересовался Витвицкий. – Вы что себе… – Да я разве против? – бесцеремонно перебил майор. – Наоборот, очень даже «за»! Дело ваше холостое, да и девуля она сим-пом-пон. И вообще я не о том хотел с тобой говорить. – С вами, – сквозь зубы процедил мужчина. – Что? – Я вам уже говорил, – звенящим от злости голосом проговорил капитан, – на брудершафт мы не пили, поэтому попрошу… – Ох, и трудный же ты товарищ… – вздохнул Горюнов. – Ну хорошо, хорошо, с «вами» так с «вами». Так вот, товарищ Витвицкий, есть у нас у всех одна общая проблемка… Ковалев ездил в Москву, и после этого визита на голову нашего Тимура Руслановича обрушились громы и молнии. – Мне об этом известно. Но при чем тут я? – Очень даже причем, Виталий Иннокентьевич. Ты… прости, вы наиболее плотно из всех нас общаетесь с местными товарищами… На лице Витвицкого отразилось негодование, Горюнов успокаивающе поднял руки: – Тихо, тихо, я же без всяких намеков! Просто – факт. Так? Так. И вот: не могли бы вы разузнать, что, образно говоря, привез Ковалев из Москвы в своем «дипломатике»? Поясню мысль: если вдруг ему дали зеленый свет и все наши усилия пойдут прахом, это очень серьезно отразится на наших послужных списках, а на Тимуре Руслановиче – в первую очередь. – Это он вас подослал? – холодно поинтересовался Витвицкий. – Боже упаси! – рассмеялся мужчина. – И потом, Виталий Иннокентьевич, что за выражения? «Подослал»… Нет, это исключительно моя инициатива. Ну, и остальные ребята тоже… попросили. Не могли бы вы через товарища старшего лейтенанта разузнать, что собирается делать Ковалев? Какие у него, грубо говоря, после московского вояжа полномочия? В этот момент Ирине захотелось уйти. Развернуться и убежать, чтобы не слышать ответа Витвицкого. Но почему-то она осталась на месте, будто ноги приклеились к асфальту. – Как вы себе это… хм… представляете? – донесся до нее голос Витвицкого. – Я что, должен предложить Ирине… Старшему лейтенанту Овсянниковой шпионить за ее начальником? Вы в своем уме?! – Да нет же, Виталий Иннокентьевич! Просто намекните… Вы же психолог, ну, не мне вас учить. Подъехал троллейбус. С шипением открылись двери, и окончание фразы Горюнова потонуло в шуме. Зато отчетливо донеслась фраза Витвицкого: – …хорошо. Я попробую. Но ничего не обещаю! Ирина отшатнулась, будто ей влепили пощечину. Он не мог на такое согласиться, не мог. Но ведь согласился… Накатило чувство омерзения и брезгливости. Стуча каблучками, девушка бросилась к троллейбусу, заскочила внутрь, не поглядев даже на номер маршрута. Ей просто хотелось убежать – неважно куда, лишь бы только прочь от осознания, что симпатичный… да больше, чем симпатичный, ей… человек оказался предателем. Двери закрылись, троллейбус покатил по вечерней ростовской улице. Если бы Овсянникова осталась еще на минуту, если бы дослушала разговор до конца, то поняла бы, что упустила в разговоре самое важное – то, что потонуло в шуме подъезжающего троллейбуса и раскрывающихся дверей. – Ладно, – согласился Горюнов, – надеюсь, вы сможете разговорить этого Липягина. А может, все же попробуете с Овсянниковой? – Нет, и даже не просите, – твердо ответил Виталий. – Я не хочу подставить ее под удар даже гипотетически. – Ну что ж, как мужчина прекрасно вас понимаю. И на том спасибо, – ухмыльнулся майор. – Доброго вечерочка, Виталий Иннокентьевич. До завтра. Витвицкий кивнул и пошел к гостинице. Он так и не узнал, что, сам того не подозревая и не желая, обидел старшего лейтенанта. А она, гонимая обидой, так и не узнала, что повода для обиды нет. Нелепая случайность.