К нему спускалось что-то большое и длинное, но снизу были видны только брюки из грубого вельвета и босые ноги. Каждый палец ощупывал неровности скалы, прежде чем опереться на них. Казалось, они ее обнюхивают. – Шарли? – позвал Гарри. Встревоженное лицо Шарли показалось выше, на фоне неба. Значит, спускалась не Шарли. Женевьева? Нет, силуэт слишком широкий. Человек-паук? Только не в этом коричневом вельвете, он больше похож на медведя на дереве. Медведь! Гарри поднес коробочку к лицу, чтобы Розетта могла посмотреть ему в глаза. – Медведь спасет нас, – прошептал он ей. И начал тихонько напевать: На медвежьем утесе дует ветер злой, но ты его не бойся, он тебя не унесет, придет медведь и тебя спасет… Сильная рука подняла его в воздух. Океан перевернулся. Гарри оказался прижатым к широкой груди. Он крепко, еще крепче стиснул в руке коробочку с Розеттой. Море и скалы удалялись, по мере того как медведь карабкался вверх. До Гарри вдруг дошло, что он так и не увидел норку летучих мышей. Ни даже самих летучих мышей. Он вытянул шею поверх плеча, на которое опирался. – Эй! – запротестовал Танкред. – Без резких движений, молодой человек. Хочешь, чтобы мы свалились? Они добрались до верха. Танкред передал мальчика в протянутые руки Шарли. Гарри увидел, как губы Шарли метнулись над ним к подбородку Танкреда и приземлились туда с легким чмоком. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Дезире удивленно хихикнула. Женевьева тоже. Танкред был весь красный. Шарли – скорее розовая. – Ты нас напугал, – прошептала Шарли на ухо Гарри. – Маленький говнюк. Рука Гарри распрямилась, как пружина. – Грубое слово – евро. Танкред расхохотался. И Гарри подумал, что смех медведя – самый добрый смех на свете. Письмо Гортензии Мюгетте Дорогая ты моя, у нас две новости. Одна – Буш-дю-Рон. Другая – Эндр-и-Луара. 1) Мы нашли стебель порея на натюрморте, что висит на стене над лестницей. Наш серийный шутник засунул его за раму. Гениальная идея! На этой картине (подаренной маме тетей Лукрецией) изображены редиска, репа, спаржа, шляпка и тапок. В этом пестром салате порей идеально подошел на роль невидимки и замаскированного огурца! 2) Моя сестра Шарли влюблена. И что такого? – скажешь ты. Да нет, ничего, вот только это больше не Базиль! Позавчера Танкред спас Гарри, как будто всю жизнь только этим и занимался. Весь вечер все твердили как попки: Танкред то, Танкред сё. Шарли пригласила его на ужин, но он отказался: много срочной работы. Где работа? С кем работа? Почему срочная? Он только улыбнулся, уходя от ответа, и заперся у себя. Сегодня утром Шарли исчезла. Мы увидели ее только в 11 ча сов. Она была в городе… у парикмахера! Ты опять скажешь: и что такого? Ничего, только вот уже три года нас всех стрижет Женевьева – из экономии! Мы пялились на нее с отвисшими челюстями добрых десять минут. Представляешь себе Багза Банни, который не может закрыть рот, потому что проглотил вантуз? Ну вот, у нас у всех были физиономии Багза Банни. Big sister[55] была убийственно хороша! Гарри спросил ее: «Ты поженишься?» Паршивец. Я начинаю думать, что он умен не по годам. До сих пор она была просто Шарли. Девчонка. Наша сестричка. А с сегодняшнего утра она САМАЯ КРАСИВАЯ ДЕВУШКА В ОКРУГЕ. Ну вот, а после свиста и комплиментов Беттина потребовала у нее авансом карманные деньги за следующий месяц. И знаешь что? Шарли сказала ОК. Представляешь себе? Вот это номер! Беттина пожалела, что не попросила за два месяца… Надеюсь, что мои рассказы немного тебя рассмешат, потому что твое молчание действует мне на нервы и хочется тебя побить. В последний день перед весенними каникулами мадам Уэдрауго не стала заморачиваться мелочами, не требовала подниматься по лестнице, не хохоча на каждой ступеньке, и не повторяла, что лучший способ не выплевывать жевательную резинку на пол – вообще не класть ее в рот. – Раймон про тебя спрашивал! – шепнула Дениза Беттине на уроке английского. Беттине понадобилось три секунды, чтобы вспомнить, кто такой Раймон. – А, – равнодушно протянула она наконец. – Этот. – Что ты имеешь против него? – осведомилась Беотэги. – Ничего. Так. Не знаю. – Your turn, Veurdelene![56] – скомандовала миссис Гиптон-Уиллоу. Беттина уткнулась в учебник и прочла: – All or nothing at all, that’s that…[57] Закончив, она уставилась на учительницу с сосредоточенным видом и пробормотала не разжимая губ: – С Раймоном мне кажется, что я разговариваю с лужей. – Это ты хватила. – Уверяю тебя. У него айкью не больше, чем у шляпы. Она не добавила, что Дариус и Жозеф произвели на нее примерно такое же впечатление. Ей не хотелось обижать подруг. – Go on, Permoullet![58] – рявкнула миссис Гиптон-Уиллоу, которая все слышала. – All or nothing at… э-э… нет, the more haunting castle of…[59] После чтения Беотэги они целых пятьдесят пять секунд сидели тихо, чтобы усыпить подозрения миссис Гиптон-Уиллоу. Потом, глядя на учительницу с неподдельным интересом, почти не шевеля губами, Беттина прошептала: – Вы можете одолжить мне денег на билет на поезд? Подруги повернули головы. Глаза миссис Гиптон-Уиллоу сузились, точно от резкого света. – Тсс, – прошипела Беттина, почесывая веко. Они затаились. Миссис Гиптон-Уиллоу повернулась спиной. Беттина продолжала шепотом: – Я попросила у Шарли карманные деньги за следующий месяц, но мне не хватает. – Куда ты собралась? – прошептала Дениза, следя за перемещениями миссис Гиптон-Уиллоу между учениками. Беттина колебалась. Беотэги расплылась в улыбке. Дениза тоже быстро поняла. – Мерлин? – Ты еще сохнешь по нему? К глазам Беттины подкатили слезы. Внезапные. Неожиданные. Она попыталась сфокусировать взгляд на миссис Гиптон-Уиллоу, но та стала расплывчатой, как письмо под дождем. – Он дает о себе знать? Беттина помотала головой. – Мы думали, что это давно забыто. Беттина опять помотала головой. – Ты не дрейфишь? Снова с ним увидеться? Еще как, да. Но Беттина помотала головой. В четверть секунды миссис Гиптон-Уиллоу материализовалась перед ними с визгом: – Get out! Вон! Останетесь после уроков! All of you![60]