Энид в этот вечер заперлась в туалете, чтобы сделать пипи и поболтать со своим другом Гномом Спуска Воды. Давненько они не беседовали. Она рассказывала ему все, что приходило в голову, а он отвечал, тихонько постукивая по трубе за унитазом. Это был самый настоящий разговор. – С тех пор как мама и папа умерли, – сказала она ему, – на Рождество не так весело. Хотя все равно есть подарки. Я просто меньше радуюсь. Понимаешь? «Да», – ответил Гном, дважды легонько постучав по трубе. – Сегодня у нас на ужин лазанья с капустой, – продолжала она, не извинившись за перемену темы (что было хорошо с Гномом – он никогда не обижался и вообще любил разнообразие). – Это значит, что нам опять не хватает денег до зарплаты Шарли и мы будем есть лазанью с капустой до конца месяца. Надеюсь, что на Рождество Шарли приготовит что-нибудь другое. Она уже сделала пипи, но осталась сидеть, продолжая беседу. – Я, – сказала она, – хотела бы получить в подарок Киппи. Он плюшевый, но не зверек. Ну то есть, может, и зверек, но неизвестный. Ты трогаешь его за уши, он говорит: «Мне щекотно», трогаешь его за нос, он говорит: «Апчхи» и просит прощения, трогаешь за живот, он говорит, что хочет есть, и просит топинамбур… С ним можно разговаривать по-настоящему. Она подумала, что, наверно, обидела Гнома, и поспешно уточнила: – То есть это не так, как с тобой. Он же электронный… Но я не могу все время сидеть в туалете, чтобы поговорить, понимаешь? Гном сочувственно стукнул по трубе. Тут беседу прервал дверной звонок. – Я открооооою! – взвизгнула Беттина в гостиной. Энид слышала, как та вихрем промчалась мимо двери туалета. Она тут же оставила Гнома и прислушалась. Вот уже несколько дней Беттина, казалось, чего-то ждала… Чего? Гостя? Звонка? У нее было странное выражение лица, как у друида Панорамикса, когда ему на голову упал менгир в «Астериксе и битве вождей», он ничего не помнит и не узнаёт своих друзей, называя их «месье». После кавалькады Энид услышала тишину (Беттина, наверно, смотрелась в зеркало в прихожей), потом скрип входной двери, которая открылась медленно и осторожно, словно Беттина ожидала увидеть на пороге Джека Потрошителя. – «Нанук-Айс»! – раздался голос. * * * В дверях стоял доставщик из «Нанук-Айс» – в желтых кроссовках, оранжевой шерстяной куртке и толстых перчатках в тон, с конским хвостиком, скрепленным розовой заколкой, и такими же розовыми щеками. – Привет, Люсинда, – пробормотала Беттина. Эта девушка доставляла им продукты из «Нанук-Айс» задолго до появления Мерлина. – Добрый день. Куда это поставить? – Сюда. – Что с тобой? – спросила Люсинда. – Ты так на меня смотришь, будто хочешь угостить несъедобными грибами. Беттина помотала головой, говорить она не могла. К горлу подступали слезы. Одно слово, одно движение – и они хлынут из глаз. – Эту тоже оставить здесь? – спросила Люсинда, внося вторую коробку. Беттина молчала. Женевьева взяла две банкноты из общей копилки – это была форма для эльзасского пирога, – расплатилась, подписала квитанцию. Энид вышла из туалета. – А замороженную нугу не забыли? – Лучше помоги мне все убрать, – сказала Женевьева. Беттина бросилась к лестнице. На площадке она встретила Гортензию, которая репетировала свою пьесу. Беттина толкнула ее так бесцеремонно, как если бы та была дверью. Гортензия: Пусть мне скажут тысячу раз «я вас люблю», прежде чем я поверю и задумаюсь… Беттина: Ты можешь заткнуться на пять минут, пожалуйста? Гортензия: Как? Вы здесь, сударыня? Беттина: Заткнись, а?! Гортензии больше нравилась акустика лестничной площадки. Но у Беттины были несчастное лицо и такой вид, что ей стало страшно и она поспешила в свою комнату. Беттина укрылась в своей. Она включила радио на полную громкость. Вопли Синди Сауэркраут и ее «Крим Монстерс» наполнили комнату, как десять тысяч оголодавших котов. Естественно, тут же явилась Шарли и заколотила в дверь. Потом что-то прокричала Гортензия, она расслышала только: «…тише, черт побери!» Беттина принялась танцевать как одержимая, яростно размахивая волосами во все стороны, как будто хотела, чтобы голова оторвалась. Масса волос колыхалась в зеркале, словно отжимали большую рыжую тряпку. Когда Синди и «Крим Монстерс» умолкли, Беттина выключила радио. Задыхаясь, вся в поту, бессильно свесив руки, она опустилась на край кровати. Почему же Мерлин не пришел? * * * Воздух стал голубоватым, как хрусталь, и таким же колким. Ветер из Анатолии покрыл инеем всю Западную Европу и прибавил работы госпоже Бойлерше. Базиль два утра подряд осматривал и ощупывал ее внутренности, разбирал их, чистил, собирал. Госпожа Бойлерша, похоже, осталась довольна и была готова к новым подвигам. Виль-Эрве был окутан блаженным теплом, когда Гортензия однажды вечером объявила: – Через неделю костюмная. – Ты хочешь сшить себе костюм? – Не может быть и речи! – с жаром запротестовала Шарли. – Это стоит бешеных денег! Или будем есть пюре утром, днем и вечером три года, включая Рождество, Пасху, День благодарения и День Кришны! – В театре «костюмной» называют первое представление на публике. Обычно перед близкими. – Ваааау! – воскликнула Женевьева, обнимая Гортензию. Гортензия отстранилась чуточку раздраженно. – Лермонтов раздал нам карточки. Скажите мне, кого вы хотите пригласить, и я… – Дрейфишь? – поинтересовалась Энид. От одного этого вопроса к горлу Гортензии подступила непреодолимая тошнота. Кузнечики теперь вольготно расположились в ее желудке, печени, селезенке и грудной клетке. Они прыгали там на батуте даже по ночам. Ей нельзя было ни в коем случае обращать на них внимание, чтобы не стать окончательно Лот-и-Юра… – Это будет двадцать первого, – сказала она. – В первый день рождественских каникул. Гортензия почувствовала на себе удивленные и любопытные взгляды сестер. Теперь, когда была названа дата, стоило, пожалуй, отнестись к «театру Гортензии» всерьез. – Можно пригласить кого хочешь? – спросила Беттина. – Если ты придешь со своими подружками, чтобы хихикать и издеваться надо мной… – Какого числа, ты сказала? Гортензия повторила. Выражение лица Беттины стало почти ангельским… Она взяла приглашения, которые протягивала ей Гортензия, и пересчитала их. – Дай мне еще, пожалуйста. – Ты, Беотэги, Дениза – три. – Мне надо еще. Для их родителей. – А еще для кого? Энид отвлеклась от Роберто, которому бросала горошины, и пискнула: – Для Мерлина, я уверена! Беттина метнула на нее черный взгляд. – Ничего подобного, мелкая паршивка. Энид подняла кулачок и прицелилась в Беттину, та уклонилась и заодно, перехватив на бегу Гортензию, прикарманила несколько лишних приглашений. После этого она скрылась на лестнице. Закрывшись в своей комнате, Беттина села за стол. Вложила приглашение в голубой конверт, заклеила его и написала, очень стараясь, чтобы почерк не выдал, как дрожит ее рука: Просьба передать Мерлину, «Нанук-Айс», 18, бульвар…