Что ты урод? Она порвала и этот листок. Вздохнула, убрала оставшуюся бумагу. Долго сидела за столом, глядя на стружки в прозрачной точилке для карандашей. Наконец отодвинула всё. Взяла щетку и расчесала волосы в седьмой раз. * * * На первом этаже тем временем все закончилось ко всеобщему удовольствию: Купер Лейн теперь знал, что любит торт с мятой так же, как поцелуи Милдред, и признавался ей в этом под музыку. Ровно в середине тремоло в ми-миноре пронзительный вопль – до третьей октавы – вырвался из горла Энид. Девочка в ужасе уставилась в ближайшее окно. Увидев то, на что она смотрела, Шарли и Женевьева едва удержались, чтобы тоже не завопить. Сквозь запотевшие стекла виднелась растрепанная голова ярко-красного цвета, которая колыхалась и подергивалась. Рука в митенке подползла, точно зеленый тарантул, и постучала в стекло. – Это… что? – пробормотала Шарли. Женевьева цокнула языком. – Тьфу ты… Совсем забыла. Вчера я пригласила ее на чай. – Господи. Это ведьма из «Белоснежки»? – Всего лишь Валериана, тетя нашей соседки. – Если она продаст тебе красные яблоки, лучше не ешь их. Энид посмотрела на старшую сестру с легкой тревогой. Женевьева открыла застекленную дверь, и ноябрьский ветер ворвался в дом с шелестом листьев. В проеме появилось лицо тети Валерианы с улыбкой до ушей, напудренное ярко-оранжевой пудрой и с кошмарными розовыми тенями под густыми бровями. Она поправила размотанную ветром шаль и закуталась в нее до самого носа. – Здравствуйте! Здравствуйте! – заблеяла она. – Ну и ветрище! Не знаешь, как удержаться на ногах! – Входите, – любезно пригласила Женевьева. – Энид, поставь чайник, пожалуйста! Дама была не одна. За ней, поднимаясь по вересковому откосу, шла синяя от холода Мюгетта. Она вошла в дом следом за тетей. Тетя присела на край скамеечки у камина. Цепко взяв племянницу за локоть, она силой поставила ее перед очагом, где еще потрескивали угли. – Ты вся дрожишь, – проворчала она. – Подожди, я дам тебе капельку… Она стала рыться в сумке. Шляпа сползла на лоб. Энид заключила сама с собой пари. Упадет – не упадет? Когда? Куда? Шляпа не упала, несмотря на дерганые движения дамы. Никто так и не узнал, какую капельку она искала, потому что она вдруг отвлеклась и подняла палец: – Чайник свистит! Чайник и не думал свистеть. В доме было тихо, и девочки всерьез задавались вопросом, что у нее со слухом. Мюгетта за ее спиной постучала себя по лбу, давая понять, что у бедняжки неладно не со слухом, а с головой. Шарли, Женевьева и Энид понимающе покивали. – Какой красивый дом! – воскликнула тетя. – Эти голубые занавески! Занавески были при последнем издыхании, засиженные насекомыми, поблекшие от света и уж точно не голубые. В лучшем случае бежевые. – А этот зеленый диван! Под цвет скатерти! Какой великолепный вкус! И правда бедняжка. Зеленый диван был оранжевым и не имел ничего общего со скатертью, расшитой ананасами. – Вы далматичка? – спросила Энид. – Прости? – поперхнулась дама. – Хотите печенья? – вмешалась Шарли. – Женевьева? Оно в буфете. Но Энид стояла на своем. – Далматичка! – отчеканила она. – Как Тадде Шампуле у нас в школе. Он не различает цвета. – Дальтоничка, – поправила Мюгетта. – Тетя Валериана отлично различает цвета. Но иногда путает их названия. – Кекс? – предложила Женевьева, разливая чай по чашкам. – Высморкайся, – вдруг приказала тетя племяннице. – Иначе будешь кашлять. – Она повернулась к девочкам. – Все стекает из горла прямо в бронхи, а потом кхе-кхе-кхе всю ночь… Тут она сама поперхнулась и раскашлялась. Достав из рукава носовой платок, прижала его ко рту. Все с тревогой смотрели на нее. – Дайте ей воды, – серьезно попросила Мюгетта. Складки шали колыхались, кашель накрыл тетю с головой, душил ее, не давая говорить. По ее щекам текли оранжевые и розовые слезы. – Мадам! – испугалась Женевьева. – Что с вами? – Ничего страшного, – невозмутимо отозвалась Мюгетта. – С ней бывает. Это ее подагра. – Подагра? – удивилась Шарли. – При чем здесь… Тетя Валериана как будто пыталась что-то выговорить, но из горла вырывались только утробные звуки. Ее большая грудь казалась извергающимся вулканом. Яблочные глаза стали малиновыми, она замахала митенками у себя под носом. – Она обмахивается, – заметила Шарли, – сейчас что-то скажет. – Не может, она задыхается, – сказала Женевьева. – Ее тошнит, – перевела Мюгетта. Все ошеломленно уставились на тетю. Она поднесла к губам скомканный конец шали. Потом вскочила, икнула и кинулась прямиком в кухню, откуда вскоре донеслись урчанье, пыхтенье, бульканье, фырканье, хлюпанье, плеск и ультразвуки. Наверху Макарони показалось удивленное лицо Беттины. – Что за шум? – Ничего, – ответила Мюгетта ровным голосом. – Тетю Валериану тошнит. – В кухне, – со вздохом уточнила Шарли. Между прутьями перил хорошенький ротик Беттины искривился в гримасе отвращения. – Она что, блюет? В кухонную раковину? * * * – Поверить не могу! Она блеванула у вас на кухне? – Да нет. Просто рыгала. Ржание, которое издали Дениза и Беотэги, вполне могло бы быть смехом. Венера Уэдрауго, директриса коллежа, проходившая поблизости, метнула на Беттину леденящий взгляд. – Что за наряд, Верделен? И что вы сделали с волосами? – Покрасила хной, мадам. – В следующий раз читайте инструкцию. И используйте таймер. А эти колготки и эта юбка… Она показала пальцем на тигровые колготки и юбку из синели, высокохудожественные лоскуты которой потребовали двух с четвертью часов напряженной работы. – У вас дома наверняка будут рады пополнить запас половых тряпок… Мадам Уэдрауго удалилась, ее красивые ноги в черных колготках цокали по плиткам коридора. Беттина и Дениза скорчили гримасы хлястику ее английского костюма. – Не слушай ее, – сказала Дениза. – Шмотки у тебя отпадные! – Убойные! – подхватила Беотэги. Задребезжал звонок. Беотэги наклонилась к Беттине: – Это для него ты обновила гардеробчик?