После паузы, полной ветра и чаек, она сказала: – Дай угадаю. Ты не Шарли. Ты не Энид… – Я Гортензия. – Ее вдруг осенило: – Мюгетта? Это ты живешь у Брогденов? – Гощу, они дружат с моими родителями. И я там не одна, за мной присматривает Зербински. – Зербински? Что это такое? – Смесь броненосца «Потемкин», скальпеля, карабинера и эфира, с легкой примесью ночной бабочки. – Твой питбуль? – Моя сиделка. – Она так ужасна? – Хуже. Тарн-и-Гаронна. Она засмеялась и добавила: – Я вообще-то ее люблю, но она этого не знает, так что не говори ей. Какая странная девочка. – Ты учишься на актрису? – спросила Мюгетта. – Нет. – Почему нет? – Э-э… – Если тебе хочется играть пьесы, есть другие места кроме этого утеса. Странную девочку с короткими волосами вдруг забила дрожь, прямо-таки заколотила. Ее голова тряслась на тонкой шейке, и Гортензии показалось, что зеленые гиппопотамы весят как настоящие. – Мне холодно. Мне все время холодно теперь. Я пойду. И она покинула утес, не попрощавшись с Гортензией, смешно подпрыгивая на одной ножке. 2 Что за драма, мама? Когда Гортензия вернулась с утеса, Женевьева сидела, массируя мочку уха большим и средним пальцами. Знак, что она раздражена, просто кипит (но надо было хорошо ее знать, чтобы об этом догадаться). – А, вот и ты! – сказала она ровным голосом. Она подняла свою спортивную сумку, собранную так давно, что Роберто устроился на ней и уснул, свернувшись клубком. С усталым вздохом он отправился к Ингрид под Макарони, кривую лестницу Виль-Эрве. – Я ждала тебя, чтобы не оставлять Энид здесь одну, – вздохнула Женевьева. – Я испекла печенье. В шкафчике. На верхней полке. – Я была на утесе. Надо было меня позвать. – Я бы и позвала, если бы ты не пришла. – Идешь пасти близняшек Десульеров? – Мм. Гортензия точно знала, когда Женевьева врет, именно потому, что та никогда не врала. Но сейчас – да, врала. Каждую неделю она говорила, что сидит с маленькими Десульерами, и это была неправда. Догадалась об этом одна Гортензия. Но ей было все равно – в сущности, ей ничуточки не хотелось знать, что скрывает сестра. Женевьева перебросила через плечо ремень сумки: – Вы справитесь? Она еще и чувствует себя виноватой. Пусть уходит скорее! Гортензия обожала, когда все расходились и она оставалась (наконец) одна в пустом доме. Она проводила Женевьеву до дверей. – Я встретила Мюгетту. – Мюгетту? – Девочку, которая живет у Брогденов. Чем она больна? – Шарли должна знать, – ответила Женевьева. Послав воздушный поцелуй, она вскочила на велосипед. На самом деле близнецов Десульер не было на свете. Женевьева позаимствовала имя марки супниц. Скажи она, что сидит с детьми Бонвуазенов или с маленькой Элоди Жаниссер, обман непременно бы вскрылся, потому что у них ДЕЙСТВИТЕЛЬНО бывали беби-ситтеры. Но чего опасаться от вымышленных близняшек? Через двадцать минут она была в городе, доехала до улицы Жорж-Аплей и свернула во двор у низкого дома. Припарковав велосипед, толкнула дверь, где на оранжевой плексигласовой табличке красовались загадочные слова: КОЛ МОЙ HAT Муай Тай (тайский бокс) Месье Кол Мой встретил Женевьеву улыбкой и изящным поклоном. Переодевшись в раздевалке, Женевьева пошла в зал разогреваться. Месье Кол Мой подошел к ней: – Поработаем сегодня в паре. – После груши? – Конечно. – Очень кстати. Я ужасно взвинчена. – Твои сестры? – Кто же еще? – После сеанса, – ответил месье Кол Мой со своей странной, почти невидимой улыбкой, – твои икры и дух будут стальными. Но сначала – расслабься. Включи музыку и отработай рам муай. – Хорошо. – Женевьева поморщилась. – Но сначала ВОТ ТАК!!.. Она развернулась, вложив всю свою силу в удар. Кулак Женевьевы нанес кожаной груше оглушительный хук. Она почувствовала себя намного лучше. * * * – А у моей мамы был любовник, – тихо сказала Беотэги. – У твоей мамы? – воскликнули хором Беттина и Дениза. – Ты хочешь сказать… – У моей мамы, да. – Настоящий любовник? Беотэги вздохнула и закатала выше пупка футболку, которую примеряла перед зеркалом. – Когда спят с кем-то, но не с мужем, это ведь любовник, да?