– В половине восьмого. На Морском бульваре. Люси Верделен помолчала. Женевьева, воспользовавшись моментом, оглянулась через плечо. Мама сидела боком на багажнике размером с почтовую открытку. – Я вижу, ты надела брюки, – сказала Люси. – Моя единственная юбка в стирке. Да и брюки тоже. Эти я одолжила у Шарли. Мама снова помолчала. И улыбнулась, но дочь не могла этого видеть. – Вот что я тебе скажу, – продолжала она, – в этом нет ничего романтичного, но… – Я знаю, мама, – перебила Женевьева. – Если у тебя что-то будет с этим мальчиком, пожалуйста… – Я знаю, мама! – У тебя есть с собой? – Нет. – У Шарли? – Понятия не имею. – Стой. – Что? – Остановись. Женевьева затормозила. Мама грациозно соскользнула с багажника. На ней были джинсы и длинный желтый пуловер широкой вязки. Волосы вились сильнее, чем в прошлое ее появление. Она порылась в заднем кармане, достала что-то и вложила в руку дочери. – Держи. – Что это? – спросила Женевьева не глядя, потому что отлично знала, о чем идет речь. – Презерватив. У Женевьевы вырвался нервный смешок. – Откуда ты его взяла? В раю ими тоже пользуются? – В раю как и везде. Женевьева сунула пакетик в карман. – Спасибо. Она вскочила в седло, хотела было подождать, чтобы мама села на свое место позади. Но Люси уже не было. На этот раз она действительно исчезла. И тогда Женевьева решила поставить опыт. Она доехала до Виль-Эрве, прислонила велосипед к ограде, вошла в пустой дом, взбежала, прыгая через ступеньки, по Макарони и рухнула на свою кровать. Там, только там, она засунула пальцы в карман, очень осторожно… и отдернула их, как будто обожглась! Презерватив был там. Вполне реальный. В пластиковом пакетике. Мог ли предмет, полученный от призрака, стать настоящим? Ее затрясло от смеха. Где, спрашивается, мама раздобыла эту штуку? Значит, там есть аптеки? Торговые автоматы? Или их раздает сам святой Петр? Святой Георгий? Мария Магдалина? Или Вельзевул? Она кинулась в ванную. Пробыла там час. Минимум времени, если готовишься к встрече с человеком, в которого, может быть, уже влюблена. – Я не влюблена, – пропела она под феном. – Я совсем, совсем, совсем не влю… Дверь распахнулась. – Ты куда-то собралась? – спросила Шарли. – Могла бы постучать. – Я стучала. – Это фен. Надо было подождать. – Я ждала. – Надо было покричать. – Я кричала! И вообще, дверь была открыта! Женевьева вздохнула. – Ты куда-то собралась? – повторила Шарли. – Потусить с друзьями. Тут вздохнула в свою очередь Шарли. – А ты хотела что-то предложить? – спросила Женевьева. – Нет. Куда вы? – Перекусить. Может быть, потанцевать. Еще не знаю. – Танцевать? Ты? – Почему нет? – А мне с тобой можно? Шарли уловила выражение лица сестры. – Я пошутила, – тут же сказала она. – Пойду посмотрю киношку! И отвернулась. Полная угрызений совести до бровей, Женевьева отправилась в прачечную. Черт, она ничего не постирала позавчера. Женевьева пошла исследовать шкаф Беттины. Беттина была ниже ростом, но, в отличие от нее, следила за модой. Может быть, найдется что-нибудь безразмерное? Она примерила два длинных платья, три коротких, потом какую-то розовую штуку, типа среднюю. Ничего не подходило. Женевьева взглянула на часы. 19:11. Кровь застыла в жилах. Она кинулась в комнату Шарли. Та, лежа поперек кресла, накручивала на палец шерсть Ингрид. – Ты можешь дать мне что-нибудь? – Все мое внимание. Или дурные намерения. Тебе для чего? А, ясно – шмотки. Для девичника? Девичника-мальчишника? Или выхода с одним мальчиком? И этот мальчик просто друг? Или больше? Заметь, я задаю тебе эти вопросы только для того, чтобы посоветовать наилучший наряд! – Так ты пойдешь в кино? – Да… Я люблю переходить из рук в руки… то есть из подлокотников в подлокотники. Шарли была несчастна. В другое время Женевьева могла бы… Но сегодня вечером… Невозможно. Невозможно. Невозможно! – Возьми мое атласное ореховое платье, – сказала Шарли. – Я его не ношу. И жакет к нему. И еще… – Спасибо! – воскликнула Женевьева, целуя ее в обе щеки. 19:18. 7 Ваши документы, поэт! Он пришел точно в назначенный час. Она тоже. Он сменил шорты, футболку и красную шапочку на белую рубашку, полотняные брюки и кремовый пиджак. Еще влажные волосы были зачесаны назад. Он выглядел, оценила про себя Женевьева, самым красивым парнем на свете. Он открыл перед ней дверцу. От него хорошо пахло. – Ты… супер, – сказал он, взглянув на атласное ореховое платье Шарли. – Это не мое, – ответила она и тут же об этом пожалела.