Бригадир умолк и прохаживался вокруг стола. Молчали рыбаки. Нетронутый остывший запечённый язь лежал на деревянной доске посередине стола. VII Ночной туман нехотя отрывался от озёрной глади. Где-то далеко-далеко утренняя заря золотила кучевые облака. Рыбаки, бродя по колени и выше в воде, переговариваясь между собой, грузили в лодки невод. Бригадир помогал Харитону седлать коня. Рыбак в морской тельняшке стоял на берегу, глядел на озеро, на туман и декламировал стихи: …Местами кольцами, Местами прядями седыми, Как будто тесно стало в берегах, Туман поднялся… — Это наш поэт, — пояснил бригадир, — правда, пока его стихи нигде не печатают, но он своего добьётся. Напорист, да и талант есть. Во флоте служил и всё больше о море стихи пишет. Закончив погрузку невода, рыбаки подошли попрощаться с Харитоном и принесли два десятка копчёных лещей. — Куда я с ними, — начал отказываться Харитон. — А это от нас, от рыбаков, бывших солдат, твоим пограничникам, — заявили рыбаки. — Ну разве что так, — согласился Харитон. — Ничего, ничего, довезёшь, — вмешался бригадир. — Конь у тебя добрый, дорога прямая. Довезёшь. Каждый рыбак пожал на прощание Харитону руку, пожелав доброго пути и хорошей службы. Рыбак в тельняшке, прощаясь, уговаривал Харитона после службы работать в их рыболовецкой артели: — Гляди, красота-то какая у нас! Рыбаком будешь? — Нет, — ответил Харитон. — Я пахарь. Последним прощался бригадир. Он шёл рядом с Харитоном, держась за стремя седла до самой дороги. — Ну, прощай, сынок. К вечеру кончится лесная дорога. Выедешь на поляну. На поляне высота есть, там, сказывали, до сих пор ещё дот сохранился, а перевалишь высоту, увидишь деревню, Раздольной она называется. Там заночуешь, а от Раздольной опять прямая дорога. Трогай. Харитон тронул коня и тихой рысью пошёл по большаку. А бригадир всё стоял и смотрел вслед воину, пока он не скрылся за поворотом дороги. Глава шестая Безымянная высота. По земляному накату поросшего травой, сохранившегося дота — молодой березняк. Пустая амбразура, как пасть чудовища ощерилась на поляну по склону с высоты на редкие, ещё молодые деревья, кусты можжевельника да буйное разноцветие трав. Вокруг поляны — согра с угрюмым, уродливым, низкорослым, обросшим лишайниками еловым непроходимым лесом. Топь. Чуть впереди дота, левее, плакучая в два обхвата берёза. Её ствол от самой земли и по грудь человека в наплывах залеченных ран и расщепин. Старая берёста продольными трещинами обнажила тоже в продольных трещинах грубый толстый коричневый пробковый слой коры. А выше и ствол, и могучие сучья в беловатой берёсте, местами тронутой то кольцами, то отдельными пятнами, будто чернью по серебру. От самой вершины все ярусы раскидистой кроны опустили к долу тонкие, длинные, бронзовые, густо покрытые зелёной листвой ветви. От неуловимого ли дуновения ветра, от дыхания ли теплом земли чуть колышутся ветви-плети и шепчутся между собой. Но почему так притихли молодые деревья? Почему не колышутся травы? Почему замерли цветы? Почему стихли птичьи голоса? «Воин! Обнажи голову! — слышит внутренний голос Харитон. — Здесь был бой! Слушай!» «Здесь был бой! — зашумели листвой молодые деревья. Воин! Обнажи голову! Слушай!» «Здесь был бой! — заколыхались волнами травы. — Воин! Обнажи голову! Слушай!» «Здесь был бой! — закачали головками цветы. — Воин! Обнажи голову! Слушай!» «Здесь был бой!» — прощебетали птицы. «Воин! Обнажи голову! Слушай!..» На безымянной высоте, держа коня в поводу, с обнажённой головой стоит Четвёртый Харитон. То он глянет на амбразуру, то на поляну, которая и сейчас вся будто на ладони перед этой страшной пастью, когда-то жившего, кровожадного чудовища — дота… …Осеннее небо сплошь закрыто тучами. Дождевые облака спустились до самой земли. Холодный дождь идёт не переставая третьи сутки подряд. Мочит землю, мочит солдат. Справа, слева, впереди и сзади рвутся снаряды и мины. Беспрерывно строчат пулемёты. Над головой, за облаками ревут моторы самолётов. И тоже стрельба. Где-то вдали ухают бомбы. Идёт бой. На земле и над землёй идёт бой. Справа и слева идёт бой. А с высоты из амбразуры дота раскалённый пулемёт свинцовым смертоносным дождём поливает поляну, поливает солдат третьей роты. Роты, которой приказано овладеть безымянной высотой. Овладеть высотой к 12.00. Не позднее, ни одним часом. Так требует приказ. Так требует бой. В который раз поднимает командир солдат в атаку. В который раз захлебнулась атака… Безжалостный пулемёт прижимает солдат к земле, не даёт поднять головы… А многие уже не подымут её никогда… Пал командир роты. Пал заменивший его политрук. А высоту надо взять к 12.00. Не позднее ни одним часом. Так требует приказ. Так требует бой. Ещё бросок… и реже строй… По жухлой, примятой к земле дождями траве, между кочек, на правом фланге роты ползёт солдат. В левой руке автомат, в правой граната. Пот ли, дождь ли вместе с потом и кровью заливают лицо, слепят глаза. Солдат ползёт… Всё ближе, ближе к доту… «Лишь бы до берёзы… Лишь бы до берёзы…» — шепчет солдат. Бросок… И ствол берёзы укрыл солдата, сколько мог.