Солнце, ухватившееся за зубчатые верхушки елей и сосен, глядя на ребят, улыбается: тоже мне звероловы, капкан как следует не сумели поставить. Из перелесков чернолесья начало доноситься бормотание тетеревов. Будто весенние ручьи потекли по притихшему лесу. А когда громкая дробь дятлов понеслась с огромных сушин, то лес опять ожил, сбросив с себя предвечернюю дрёму. — На посадки бы заехать, глянуть, — предложил Коля Тонкослух, — как-то они перезимовали? — Дельное предложение, — заметил Харитон, — только успеем ли засветло? Через согру да нерасчищенные вырубки пока проберёмся… — Успеть-то успеем, — замечает Федя Востроглаз, — но на севере я вижу тучку, которая не разрослась бы в тучу, и не разыгралась бы метель. Андрей Сила смеётся. — Чего смеёшься? — спросил Харитон. — Да коли получше подумали бы, то тоже рассмеялись над затеей Тонкослуха — посадки-то наши ещё под снегом. — Соображать надо, следопыт Сила, — замечает командир, — на расчищенных вырубках, где посадки, ветер всю зиму, как в поле, гулял. Какой же там глубокий снег? — Вполне возможно, — нехотя соглашается Андрей. — А чтобы убедиться в этом — пошли! — подал команду Харитон. — Андрюша, прокладывай лыжню! Андрюша обрадовался. Ещё бы! Ему Харитон доверил вести отряд. — И рванулся вперёд, будто лось, — только сучья трещат. Остальные за ним. В согре густые угрюмые ели, обросшие серым зеленоватым мхом, прижимают ребят к земле — не выпрямишься. Хлещут по лицам лохматые, колючие, упругие еловые ветви. Тяжело. В болотах лыжи проваливаются до талой воды. На каждую лыжу снегу налипает по пуду — не меньше. Тяжело. На расчищенных вырубках то в кучу лесного хлама врежутся лыжи, то с занесённого снегом выскоря вверх ногами летят следопыты, купаясь в растопленном снегу. Тяжело. Полушубки нараспашку. С загорелых, обветренных лиц пот градом катится. — Ну как? — нет-нет да крикнет Андрей, обернувшись к ребятам. — Молодец, Сила, — подбадривает Харитон, — держи направление к первому кварталу нашего леса. — Есть держать к первому кварталу нашего леса! — глухо доносится от Андрея, ринувшегося в неудержимый последний бросок. Весело. Солнце глянуло на ребят, приподнявшись на цыпочки из-за ельника, удивилось: «А ну как до меня доберутся эти одержимые?» — спряталось за лес. III Андрей, вырвавшись далеко вперёд, первым вышел на посадки. Вышел и ошалел. Ошалел от радости, глядя на знакомые кварталы, по которым стройными рядами торчали из-под снега пальцами верхних мутовок молодые сосенки и ёлочки. Пламя вечерней зари золотит верхушки молодняка, золотит зернистый снег междурядий посадки и золотит опушку не тронутого топором леса. — Ребя… я в лесу! В нашем лесу! Сюда! Скорее ко мне! — кричал обрадованный Андрей. Выскочившие из леса Харитон, Коля и Федя тоже ошалели от радости, глядя на посадки, и дурачились около квартального столба с прибитой к нему доской, на которой написано: «Посадка произведена пионерами колхоза «Вешние воды» в 1967–1968 гг.». — Ур-а! Нашему лесу! Ур-а-а! — не унимаясь, кричали ребята. Им вторило глухое вечернее эхо: «А-а-а…» А поуспокоившись, размечтались. — Года через два маслята пойдут в нашем лесу — хоть косой коси, — говорит дотошный грибник Харитон. — И глухари появятся, по вёснам токовать будут, — вздыхает Федя. — Появятся, коли брусника будет, — замечает Коля. — А чего ей не быть, коли лес вымахнет, — утверждает Андрей… Тучка, что была на севере горизонта, незаметно для ребят разрослась в огромную, тёмную, толстую тучу. Потушила неуспевшую отпылать вечернюю зарю, закрыла весь небосвод и начала исходить густыми, крупными хлопьями снега. В лесу потемнело. — Готовиться к ночлегу! — подал команду Харитон. Застучали топоры следопытов… Глава пятая — Что-то ребят долго из лесу нет, — глянув в окно, беспокоится мать Харитона, — не заблудились бы. — Не заблудятся, — сдерживая улыбку, ответил отец, не отрываясь от газеты. — А ты чего улыбаешься или опять какой сговор у вас с Харитошкой? — Да какой там сговор, просто, уходя, Харитошка сказал, что, может быть, они заночуют в лесу. — Этого ещё не хватало, в такую непогодь! В избу вошёл Ковча и прямо с порога: — А где же звероловы? — Да не вернулись ещё, Митрич, — взволнованно отвечает мать, — уж не знаю, на что и подумать. — И вправду, что они там делают, ведь и ходу-то до капкана в оба конца три-четыре часа, — забеспокоился дед, — может, волк с капканом ушёл, а они бросились за ним в погоню? Не иначе. А то что ещё? Мать Харитоши совсем приуныла, молчит, ставя на стол самовар. — Давай-ка, дед, чай пить, а пока пьём, Соболь доложит все подробности о наших звероловах, — сказал Харитон Харитонович. Снял со стены ошейник с сигналом и надел на шею псу. Соболь вырывается из рук и взвизгивает от нетерпения. — Так и знала, что у них с Харитошкой сговор, — улыбнулась мать. Харитон Харитонович вышел с Соболем во двор, потрепал по лохматой морде и подал команду: — Соболь! Взять Харитошкин след. Соболь взвизгнул, сделал круг по двору, выскочил через калитку на большую дорогу, покрутился на дороге, припав носом к наезженному зимнику, вылетел через отвод в поле, взял след и помчался по лыжне, что оставили следопыты за собой. — Да неужто сыщет ребят? — удивляется Ковча. — Сыщет и с ответом вернётся, пока мы чай пьём. — До чего умна животина! — не переставая удивляться, покачал головой старик. Глава шестая