II Рядом с полевым станом механизаторов — палаточный городок. На красном полотнище, натянутом между двух берёз, белыми буквами выведено: Пионерский лагерь колхоза «Вешние воды». Вот что белыми буквами выведено. С прошлой весны так повелось. Харитон Четвёртый сагитировал ребят на такое дело, как председателем пионерской дружины стал. Во время посевной пионеры свой лагерь поближе к полю раскидывают. Сенокос идёт — пионерлагерь на сенокосных угодьях. Жатва начнётся — и пионерлагерь тут как тут. Любо родителям, как ребята науку труда познают. Учёбе впрок. Здоровью впрок. III У костра, где щурится от яркого пламени и смеётся в густую бороду Ковча, все пахари собрались, и Харитон со своими пионерами тоже. Старик рассуждает: — Что полянка вспахана на животине, а не на ком другом — об этом и разговору нет. Что нет следа этой животины на пашне, так следа-то и не должно быть. Какой пахарь оставит на полосе след от трактора ли, от лошади ли и даже свой. На то борона есть — борона любой след сгладит. — Угу, — согласились пахари. — Взять другую сторону этой истории, — продолжал Ковча, — могли ли мужики на себе перетащить дровни с поклажей через поле, покосы и даже на Красную гриву, что за Большим болотом, коли в этом была нужда? Могли. А что тут мудрёного? Каких-то четыре версты невелик волок, раз сила в человеке есть. Хотя бы вот вы, — Ковча указал на трактористов, — разве не богатыри? Богатыри. С такой поклажей не один десяток вёрст бегом пробежите, не то что до Красной гривы. Трактористы приосанились, плечи расправили. Переглянулись, покраснели. Зубы скалят. — А эти, — Ковча подмигнул пионерам, — что ни парень, то и богатырь. Смеются ребята. Кто грудь, кто живот вперёд выставил. Андрей Сила даже на носках приподнялся. Всем хочется на богатырей чем-нибудь смахивать. — Но самая загвоздка не в этом, — Ковча отмахнулся от угля, с треском выскочившего из костра прямо в его бороду, — самая загвоздка в том, а для чего засеяли полянку овсом? А? — и замолчал, оглядывая всех собравшихся у костра. — Да кто его знает! — раздались голоса. — Вспахали, да и только, чтоб людей насмешить. Ребята переглянулись, сопят, вперёд взрослых со своими догадками не лезут. Ждут, что дед скажет. — А по-моему, не для смеху это сделано, — откашлялся старик, — это затея умного пахаря. — Все насторожились, ждут. — В этом году, по моим приметам, будет урожай на овёс. Где ни посей, хоть под кустом, — вырастет. Ну, а на этой полянке, скажу вам, будет такой овсище, что вези в Москву на выставку, да и только. Вот какая думка была у этого человека… Правду я говорю? — глянул старик на агронома Александра Сенина. Александр Сенин тоже из этого колхоза, недавно закончил Тимирязевку. — Не знаю, дед Митрич, — ответил агроном, — приметам нас в академии не учили, но опыт хлеборобов уважать учили. — А примета — это и есть опыт, — засмеялся Ковча, — опыт людей. Ну да ладно, пахарь объявится и тогда расскажет нам про свою затею. — Так он и объявится! — засмеялись у костра. — Конечно, объявится, — утверждает старик, — свой же человек, не чужой. Объявится… Дул сиверко. Тучи закрыли зарю, спрятали луну. Ветер на реке разогнал туман и рябил воду. Умолкли дрозды, успокоились, улетев к гнезду, чибисы, только плакучие берёзы всё сильнее и сильнее размахивали длинными голыми ветвями да безудержно, в лугах, скрипел коростель. — Самая налимья ночь, — вздохнул дёд, глянув на небо и окрест, — а ну, кто со мной на реку донки ставить? — Все! Все!! Все!!! — закричали пионеры… Идёт к реке старый дед, окружённый говорливыми, весёлыми, подпрыгивающими ребятами, будто старый пень, обросший молодой порослью. А у костра зазвенела на все лады с переливами синемехая гармонь. И поплыла, будто по волнам, над вспаханным полем светлой майской северной ночью задушевная мелодия… …Земле я низко кланялся С зари и до зари… Растёт и растёт хоровод. Всё шире и шире круг. Всё ярче и ярче горит костёр и мечется пламя в кругу девчат и ребят на вспаханном поле в светлую майскую северную ночь. Глава одиннадцатая I Посевная не год тянется — неделю. Отзвенела, умолкла монотонная песня тракторных моторов, висевшая над «Вешними водами» от зари до зари. Стройными рядами стоят машины на площадках у гаражей. Опустел полевой стан. Нет палаточного городка — пионерского лагеря. Трактористы с утра до вечера в гаражах стучат молотками, бренчат ключами. К другим работам машины готовят. Ребята — в школу с утра. Тоже пора горячая. Да какая ещё! Учебный год кончается. У одних зачёты, у других экзамены. Нелегко. А душа пахаря большая, беспокойная. Вспахал поле, управил пахоту — сердце радуется. Но пахоту в закрома не кладут. Болит душа — как-то взойдёт? Взойдут посевы — поле зеленеть начнёт. Опять радуется сердце. Но и всходы в закрома не кладут. Болит душа — какой-то уродится хлеб? И нет конца радостям и тревогам пахаря… Но всходы есть всходы. Хорошие всходы — большая радость, и нет выше платы — радость за свой труд. Вот почему вечером, после работы, тянутся пахари в поле — степенные, важные. И одна дума у всех: «Как-то взойдёт?»