Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 12 из 22 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да, да, я клянусь тебе, но подожди еще немного. Предположи, что мне грозит большая опасность. Пошел бы ты за меня на смерть, если бы я этого потребовала?.. Я остановился, как вкопанный, пораженный ее странным тоном. Из- под ног моих скатился щебень. Они обернулись. Жермена медленно сняла свою руку с его плеча и усмехнулась. Лицо Мухина еще хранило следы волнения и сосредоточенной страсти. Козлов застонал, вцепившись пальцами в кожаное сиденье. Афанасьев искоса взглянул на него и спокойно продолжал: — Мы пошли домой. У самого дома собралась большая толпа. Навстречу мне выбежал завхоз и, страшно взволнованный, оттащил меня в сторону. — Шпет угробился, какой ужас! Бедная Жермена! — Афанасьев замолчал и закурил папиросу. ГИБЕЛЬ «ЮНКЕРСА». Дело было так. Летели они спокойным манером, не очень высоко, так метров на 8 оо над степью. В это время на хуторе выгоняли скот. Мальчишка–пастушок глазел на самолет и вдруг, как он рассказывал потом, увидел белое облачко над крылом самолета. Он закричал. В степь высыпало все население хутора. «Юнкерс» замотался, завихлялся, перешел в штопор, потом в пике и, охваченный пламенем, врезался носом в землю. Когда из–под обломков извлекли трупы, они были обуглены, как головни. Мясо дымилось. На Шпете еще сохранился кусок сапога, все остальное превратилось в уголь. Подгорскому все–таки посчастливилось. Он выбросился из самолета метров за 8‑ю от земли, и хотя тоже разбился насмерть, но не был так страшно изуродован, как остальные. Пастушонка на лошади погнали в школу. Нас всех, как громом, поразила эта весть. Сейчас же снарядилась печальная экспедиция на место катастрофы. Поистине, рок нас преследовал с упорной свирепостью. Жермена не плакала. Она держалась мужественно и отправилась вместе с нами, хотя мы пытались ее удержать. НЕУГОМОННЫЙ ЖУРНАЛИСТ. Автомобиль остановился у дома, где жил Афанасьев. — Зайди ко мне, друг Козлов. Я доскажу тебе эту историю. Тебе нужно ее знать, — серьезно и печально сказал Афанасьев. Козлов молча пошел за ним. Они поднялись по лестнице. У дверей Афанасьевской квартиры их поджидал неугомонный журналист. Он робко мял кепку в руках и жалобно глядел на комиссара. — Товарищ Афанасьев, одно слово… Пожалуйста… — Ну? — довольно неприветливо буркнул Афанасьев. — По поводу аварии… Подозреваете вы кого–нибудь? Думаете ли вы, что покушения повторятся. Моя газета… — Вы ошибаетесь, — сварливо прервал его Афанасьев. — Никакого покушения не было, и не могло быть. Простая случайность. Аппарат был не в порядке, вот и все. Такие случаи бывали, ну, и всего наилучшего! Оставьте меня в покое. И он захлопнул дверь перед самым носом испуганного Пайонка. УБИЙСТВО В СТЕПИ. — Жермена не плакала. Она была мужественной и сильной женщиной. За это я еще больше стал уважать ее. По аппарату ничего нельзя было выяснить. Он совершенно обгорел, и вместе с ним сгорели все драгоценные документы из Москвы. Тяжкое подозрение глухо бродило во мне. Я ничего не знал, но чувствовал, что тут дело не чисто. Я даже, собственно, ничего не предполагал и не мог объяснить своей странной тревоги, но она тайно зрела, как тяжелый горький плод. И я думал, стоя над останками погибших товарищей: — Они молчат. Они ничего не скажут. И тайна их гибели никогда не раскроется. Вот. Теперь дальше. Дома нас ждала еще одна печальная новость. Шофера, отвозившего Жермену в город, нашли мертвым в степи. Горло его было перерезано чем–то вроде бритвы. Вызвали из города милицию и агентов Уголовного розыска МУР. Выяснилось, что мать шофера была здоровехонька, и в этот вечер преспокойно гнала самогон. Вот этот самогон и прельстил, вероятно, шофера, когда он отпросился у Жермены на хутор. Он был пьяницей и задирой, и легко могло быть, что его зарезали во время драки или из мести. Во всяком случае, ни МУР, ни мы ничего не выяснили. Афанасьев поймал на себе умоляющий, страдальческий взгляд Козлова. Этот взгляд молил не рассказывать ему того, о чем он уже догадывался. Комиссар затянулся папиросой и продолжал: — Вам надо знать это, милый Козлов. На ошибках мы учимся. ТАЙНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ. С этого самого времени я ходил, как чумной. Я никак не мог оформить неопределенных подозрений, которые накапливались у меня в течение нескольких дней. Все, до чего я додумался, сводилось к тому, что баки с бензином взорваться от неисправности в моторе не могли. Конструкция «Юнкерса» совершенно исключает эту возможность. Герметически закрытые баки находятся в крыле, и раньше, чем огонь доберется до них, летчик благополучно спланирует. Особенно такой опытный летчик, как Шпет, имеющий два ордена Красного Знамени, три железных креста и еще что–то. Самое большее — штаны у пассажиров затлеют. Отчего же случилась авария? Разрыв сердца? Обморок? Вряд ли. Очевидцы уверили меня, что над крылом «Юнкерса» показалось белое облачко. Это значит, что взорвался бак с бензином — но каким образом? Неужели случайная папироса? Я ломал себе голову и не мог прийти ни к какому заключению. Жерме ну оставили в школе. В Москву было послано прошение о предоставлении ей персональной пенсии. К ней мы относились бережно я внимательно, из уважения к ее горю и в память военных и революционных заслуг Подгорского. Боюсь, что многие из нас жалели больше ее, чем погибших товарищей. ЭПИЗОД В РЕСТОРАНЕ. Прошел еще один месяц. Наступили холода. Полеты должны были сократиться на зиму. Курсанты возвращались после полетов с носами синими, как сапфиры. Однажды в городе я зашел в ресторан и, к моему изумлению, увидел там в углу Жермену в обществе какого–то человека, довольно потрепанного, но с претензией на дешевую элегантность. Ну, думаю, какой–нибудь товарищ по цирку! Она сидела ко мне спиной и о чем–то с увлечением говорила. Я невольно следил за ними из–за развернутой газеты. Они говорили вполголоса, и из–за проклятых скрипок ничего нельзя было расслышать. Тогда я был в таком состоянии, что всякая таинственность возбуждала во мне острое любопытство. Глядя на ее смуглый затылок, легкий овал щеки и сухие, цепкие руки, я задумался. — … Черный паук… Почему она выбрала этот псевдоним? — думал я. И вдруг глубокий смысл этих слов открылся мне в своей первоначальной сущности. — Паук… Паук… Паучиха… хищное насекомое, плетущее паутину и вы-
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!