– Ну вот! – прошептал Кенет. – Он, наверное, подстрекает на новую выходку эту несносную женщину. А вот как раз выступает счастливый обладатель этой уникальной собственности. Голиаф подходил к нему. – Господин Стаут! – закричал Кенет еще издалека. – Уж не любовное ли свидание там назначено? Посмотрите-ка! Но хочу надеяться, что грех ревности вам не присущ. – Я-то? Нет, я в жизни не умел ревновать. И странная вещь! За всю жизнь никто не попытался даже похитить ее сердце у меня, хотя нельзя сказать, чтобы это была обыкновенная женщина. Ах, если бы кто-нибудь сделал попытку и имел бы успех! Персилья Джейн самое необыкновенное существо на свете, а между тем я тогда только и счастлив, когда она подальше от меня. Вижу, что ей в голову опять что-то взбрело, но что именно, пока не могу себе представить… А я к вам с покорнейшей просьбой. Вы и Саул Ван-дер завтра уходите из форта, не будет ли вашей милости угодно и меня захватить с собой? Конечно, я не блестящий ходок, но постараюсь всеми силами быть полезным и как можно меньше тревожить вас. – Боюсь, что это невозможно. Подумайте только об опасностях и, главное, о Персилье Джейн. Голиаф с ужасом оглянулся на то место, где стояла его супруга, но она уже исчезла, что, видимо, его успокоило. – Мне было бы в тысячу раз приятнее общаться с ядовитыми змеями, чем оставаться здесь, – заговорил он тихо. – Персилья способна растерзать меня на клочки. Если вы отвергнете мою просьбу, то мне остается только надеть петлю себе на шею. Подумайте о моей злосчастной судьбе: меня ограбили; краснокожие твари выпили мою превосходную водку с самой малой примесью воды. Была у меня лошадь с полной упряжью; где она теперь? Наверное, эти гнусные твари ее сожрали. А может быть, она еще жива и мне суждено отыскать ее, если пойду с вами. Ее так легко узнать по приметам: на одном боку у нее нарисован красной краской винный бочонок, а на другом – пьяный индеец. – И рад бы помочь вам улизнуть от супружеского счастья, но прежде мне надо переговорить с Саулом Вандером и Гэметом. – Я виделся уже с господином квакером, но так и не добился толку от него. Он сказал, что ни в ком не нуждается и сам пойдет, один. – Как! И он один? – Он так сказал и еще изрек множество нелепостей о миролюбии и кровопролитии. Как видите, вам на него нельзя рассчитывать. Возьмите же меня собой и дайте оружие. Драться я буду не хуже других. Когда Персилья Джейн будет далеко позади, а ядовитые краснокожие змеи впереди, я ни на шаг не отступлю и скорее брошусь на индейские ножи, чем наткнусь на лезвие языка моей Персильи Джейн. – Хорошо, я поговорю с Саулом Вандером. Не желая затягивать разговор, Кенет простился с Голиафом и пошел вдоль берега прогуляться, но вдруг его опять окликнул виноторговец. – Господин Айверсон, вы ничего не имеете против моего намерения захватить с собой лошадь с некоторым количеством вина в бочонках? Мне сдается, что по дороге можно хороший торг сделать, а всему свету известно, что вино – лучший миссионер для укрощения нравов и просвещения краснокожих змей. Кенет отвернулся и, не удостоив ответа разумную меру просвещения, продолжал свою прогулку. Глава XLI Ник и напасть Ворон Красной реки питал закоренелую ненависть к поселениям белых. Пустыня – вот его отчизна; Северо-Запад – его дом; небо – потолок, земля – пол. Он не имел понятия о тоске по родине. Все необходимое для жизни он находил в своем необъятном жилище: его кухня – лес; его припасы: в воде – рыба, в воздухе – птица, на земле – мясо; трава и ветви деревьев – его постель, ночная темнота – занавес. У Ворона громадная собственность, за которую он не платит ни налогов, ни пошлин, да и семейные узы его были необъятны, ибо он представлял собой «линию соединения двух человеческих племен». Краснокожие и бледнолицые были его братьями, хотя он ни с кем не поддерживал тесных отношений. Все его радости и печали, страхи и надежды жили в нем самом. Особенную нежность питал он к лошадям, и в этом отношении его понятия о правах собственности были весьма растяжимы. Он считал, что природа создала лошадей для него, как и деревья, и что он имеет одинаковое право как рубить деревья, так и уводить лошадей. С такими повадками, конечно, Тому не сиделось на месте. Проводив Саула Вандера до форта, он тотчас отправился домой, взмахнув при этом крыльями, каркнув и свистнув самым оглушительным образом. Не прошло трех дней после вышеописанных происшествий, как на дороге показался Ворон, тащивший на веревке жирную и тяжеловесную лошадь. С удивлением и видимым удовольствием рассматривал он свою добычу. Странными рисунками разукрашена была лошадь: с одного бока было искусное изображение бочонка, с другого – индейца, которого художник попытался изобразить не то спящим, не то пьяным, вероятно, все-таки пьяным. Подробно осмотрев это необычайное явление, Том Слокомб каркнул с таким диким азартом, что лошадь в испуге поднялась на дыбы. – Гремучие змеи! Да ведь ты – редкая красотка, не правда ли? Твой хозяин был большой чудак, не правда ли? Ведь ты незнакома еще с Вороном, не так ли? Да не бойся же, красотка! Нет повода, чтобы так переполошиться! Кажется, ты принадлежишь виноторговцу. Да не шали же! Стой смирно! Кар-как-кар! Еще не прекратились отголоски карканья, как издали послышались крики: – Эй! Кто там? – Что вам надо? Что вы за человек? – закричал Том. Присмотревшись лучше, он узнал Ника Уинфлза, предваряемого Напастью, которая обнюхивала следы. – Вот и я. Надеюсь, что вы видите, кто я, если только не страдаете куриной слепотой, – отвечал Ник, – а на вопрос, чего мне надо, не могу сказать, чтобы мне понадобилась птица вашего полета. Что вы тут делаете? – Ник Бродяга, очень рад видеть вас. Вы… – Стой, Ворон! Бродяги никогда не было в моем прозвище. Уинфлзы всегда были благородного и замечательного рода, и я никому не позволю лишать меня чести принадлежать к этому роду. – Скалистые горы! Какая разница? Из десяти раз разве один случится мне ошибиться в имени. Впрочем, что тебе в имени моем? Дай мне чего-нибудь поесть да уголок земли, чтобы протянуться, и еще лоскутик неба, чтобы прикрыться, – и чего еще мне надо? Я счастливейший из смертных! – Это замечание так и пахнет охотником. Кусочек земли вместо матраца, лоскуток голубого неба вместо одеяла – славные вещи! Сколько ночей, недель, месяцев и лет я довольствовался этим! Я родился для этой жизни, ей-богу, так! – Вот и выходит, что вы из рода бродяг. Вы только на то и способны, чтобы бродяжничать, не в укор будь сказано, потому что вольный охотник Северо-Запада есть настоящий человек, каким он и должен быть. – Очень хорошо, но все же это вовсе не дает вам права искажать мое имя. – Но разве я создан как другие? Я – черта разъединения и линия соединения, я великий феномен природы, ее бич, последнее зло! Я иду на восток, иду на запад, пройдусь по северу, погуляю на юге, и мне дела нет ни до кого! Я единственный и недосягаемый, полярный медведь, морская лошадь, король диких кошек, Ворон Красной реки! Кар-кар! – Не заприметили ли вы здесь следов краснокожих? – спросил Ник, растягиваясь на земле. – О! Я каждый день убиваю их сколько мне заблагорассудится, – отвечал Том беззаботно. – Замолчи, Ворон, и веди себя как подобает человеку. Не за пустяками забрел я сюда. Я ищу ту молодую девушку. Мы с Напастью затеяли трудное дело и во что бы то ни стало хотим завершить прежде, чем окончим свои счеты с жизнью. – Ведь я знаю, что вы настоящий скороход Севера. И для одного человека у вас хватает ума – и это известно! Но у вашей дикой кошки глаза нынче не так ясны, как всегда. – Да, – кивнул Ник печально, – она потеряла аппетит и с каждым днем, видимо, все больше изнемогает. Однако она и теперь исполняет свой долг как нельзя лучше. Вчера утром она напала на след и ни на миг не теряет его. Я уверен, что это настоящий след. Знаете, как я принялся за дело? Сперва показал ей платье той девушки, чтоб она поняла, что мне требуется. Напасть обнюхала платье и сказала по-своему: «Понимаю». Потом мы отправились с ней в путь. Теперь она нашла след, и я уверен, что он настоящий. Но меня глубоко сокрушает, что она с такой верностью и самоотверженностью идет и трудится, в то время как я вижу, как она больна. – У собак, как и у людей, бывают свои болезни, – изрек Том глубокомысленно, – но странно, отчего они так любят своих хозяев. – Вопросом этим и я не раз задавался. Человек бывает неблагодарной скотиной, когда игнорирует дружбу собаки. Да будут прокляты все цивилизованные и нецивилизованные варвары, которые бьют собак! Где мы найдем друга более преданного, честного, всегда готового прийти нам на помощь в бедах и затруднениях? Укажите мне человека лучше этого животного. В это время Напасть медленно поднялась и пристально посмотрела вперед, вытянув голову над травой. Она нюхала воздух, насторожив уши. Потом стала беззвучно пробираться в том же направлении, куда было направлено ее внимание. – Бьюсь об заклад, что за мной следят, – сказал Ник, – но это не удивляет меня. У этих мошенников есть свои соглядатаи – индейцы и ренегаты из белых! – Пускай-ка сунутся! Не дам маху; буду каркать, хлопать крыльями и, пока опасность грозит вам, не покину вас ни на минуту… А что теперь делает собака? – Прислушивается. У нее тонкий слух, и она вполне уверена в своих способностях. Ночь близка, и, на мой взгляд, еще до завтрашнего утра быть у нас маленькому затруднению. Благодарю вас за дружеское предложение и уверен, что вы исполните свой долг как честный человек. – Еще бы! За прелестную фиалочку, за полевой цветочек я и жизни не пожалею и не покину вас до последней минуты. – Мне кажется, что мы на правильной дороге, и если лазутчики Марка Морау рядом, то мы постараемся их надуть. Но прежде чем приступить к делу, я должен предупредить вас, Ворон, что, идя по одной дороге со мной, вы получите больше ударов, чем долларов, – ей-же-ей! Право так, покорный ваш слуга! – Ник Уинфлз, много недостатков у Ворона, но подлецом он никогда не был. В эту минуту Напасть подошла к ним. Ник предложил ей поесть, но она отказалась от пищи. – Бедный друг! И есть не может, куда же ей идти? – бормотал Ник. – А между тем необходимо укрыться, чтобы держаться наготове от угрожающего нападения. – А не лучше ли будет мне пойти посмотреть, что там делается? – спросил Слокомб. – Опасно вам довериться, потому что вы незадачливый разведчик. Привычка не вовремя каркать и взмахивать локтями всегда вызывает затруднения. Но что вы намерены делать с лошадью? Она оставляет такие заметные следы, что неприятель без труда отыщет нас… – Я разрежу свое одеяло и обвяжу ей копыта. – Поступайте как хотите, но на вашем месте я пустил бы ее на свободу. Она тут с голоду не умрет. – Что же! Мысль хорошая, – отвечал Том и, выпустив лошадь из рук, закричал: – Вперед марш! Напасть тоже кинулась вперед. Сначала она бежала легко, быстро и даже весело, но вскоре ее шаги замедлились, а не прошло и часа, как она с трудом волочила ноги, едва поспевая за хозяином. На лице Ника выражалась душевная скорбь. – Я слышу шум. Это позади нас, – сказал Слокомб, – погодите-ка, надо посмотреть, что такое. Не дожидаясь ответа, он повернул назад, но через несколько минут вернулся и с досадой закричал: – Пускай меня повесят, если эта окаянная лошадь с картинной галереей на боках не следует за нами все время! – Очень жаль, но что делать! Вероятно, бедное животное не любит одиночества. Все точно сговорилось против нас. Напасть лежала все время короткого отдыха, но тут приподнялась и завыла продолжительно и глухо, словно вспомнила лучшие времена. – Лошадь почуяла? – спросил Том. – Нет, на лошадь она бы так не завыла, потому что лошади вреда не делают. Это что-нибудь поопаснее. – Она опасно захворала, уж не взбесится ли она? – спросил Том. – Нет, нет, – возразил Ник, покачав головой. – Напасть не может взбеситься; никогда не захочет она сыграть со мной такой скверной штуки. О, нет, никогда! – У нее такой унылый и угрюмый взгляд. Это дурная примета. Но ступайте вперед, а я немного отстану. Мне хочется удостовериться, точно ли краснокожие змеи крадутся по нашим следам. Ник задумчиво кивнул в знак согласия и пошел вперед. Прошло более часа, прежде чем Том нагнал его. Напасть едва держалась на ногах. – Какие новости? – спросил Ник печально. – Именно то, что вы предсказывали. Почти десяток индейцев следит за нами. Если не ошибаюсь, это те самые черноногие, от которых мы избавились по милости квакера. У них на теле чуть не на вершок черной краски. Я подобрался к ним так близко, что и самому неловко стало; ведь они ненавидят меня, как яд. Величайший феномен природы был близок к исчезновению. Но не ужасно ли будет, если черта разъединения будет уничтожена? Где найти другую? В каком уголке Севера можно откопать другого такого Ворона, преисполненного могущества? Оно кипит в моих пальцах, оно холодной водой обливает спину и пролетает в моих нервах.