– Вы, наверное, устали с дороги, – взволнованно обращаюсь я к высокопоставленной родственнице. – Присядьте, отдохните. Сейчас я подам чай и печенье. Пока я расставляю угощение, тётя Вивиан усаживается за стол вместе с Рейфом и Тристаном. Дядя Эдвин разливает чай. – Эллорен, – обращается ко мне тётя, отпив чаю. – Я знаю, что ты слышала наш разговор. Даже хорошо, что слышала… Что ты думаешь об обручении? – Послушай, Вивиан, – встревает дядя, едва не уронив чайник. – Не надо об этом. Я сказал, и не раз. Решение принято. – Конечно, Эдвин, я всё помню, но давай послушаем Эллорен. Что в этом такого? Ты ведь знаешь, Эллорен, что большинство девушек в семнадцать лет уже обручены. Что ты на это скажешь? Кровь приливает к моим щекам, и я неуверенно выдавливаю ответ: – Я… мы об этом почти не говорили. Везёт же братьям, играют себе с близнецами в солдатики на другом конце стола! А почему, собственно, мы говорим обо мне? Рейф старше. Ему уже девятнадцать! – Что ж… – бросив недовольный взгляд на дядю, отвечает тётя Вивиан, – пришла пора поговорить. Ты уже слышала, что завтра я забираю тебя с собой. Поживёшь у меня, я расскажу тебе всё, что знаю о магическом обручении и об учёбе. Закажем тебе в Валгарде новый гардероб. А потом твои братья заедут к нам на денёк-другой по дороге в университет. Ты не против? Мы уезжаем завтра! Сначала в Валгард, а оттуда – в университет! При мысли о том, что тихий, неприметный Галфикс останется позади, меня охватывает радостное волнение. Дядя встревоженно смотрит перед собой, крепко сжав губы. – Я буду очень рада поехать с вами, тётя Вивиан, – вежливо отвечаю я, изо всех сил стараясь сдержать ликование. Гарет предупреждающе смотрит на меня, и я вопросительно склоняю голову к плечу. Заметив наше переглядывание, тётя оборачивается к Гарету. – Гарет, – любезно произносит она, слегка прищурив зелёные глаза. – Я имела честь работать с твоим отцом, прежде чем он ушёл на пенсию с должности главы морской гильдии. – Он не ушёл на пенсию, – натянуто поправляет её упрямый Гарет. – Его заставили подать в отставку. На кухне воцаряется тишина. Даже близнецы умолкают, почувствовав всеобщее напряжение. Поймав взгляд Гарета, дядя незаметно качает головой, будто предостерегая от необдуманных слов. – Ты очень откровенен в своих суждениях, – всё с той же любезной улыбкой отвечает тётя. – Пожалуй, оставим разговоры о политике более образованным согражданам. – Мне пора, – отрывисто объявляет Гарет и поворачивается ко мне: – Рен, я зайду навестить тебя в Валгарде. Прогуляемся на яхте. Тётя не сводит с меня глаз. Представляю, что она думает о нас с Гаретом. Я понимаю, что надо ответить сдержанно, но при этом не обидеть друга. – Хорошо, Гарет. Увидимся. Не знаю, будет ли у меня время для прогулок. Метнув на прощание раздосадованный взгляд на нашу гостью, Гарет поднимается из-за стола. – Ничего, Рен. Может, зайдёшь на минутку к моим родителям? Отец будет очень рад. Тётя невозмутимо пьёт чай, но краешек её губ вздрагивает при упоминании отца Гарета. – Я бы с удовольствием, – осторожно отвечаю я. – Мы так давно не виделись. – Ну, я пошёл, – сухо прощается Гарет. Рейф поднимается проводить друга, скрипнув ножками старого стула по грубым доскам пола. Тристан тоже встаёт из-за стола. За ним торопятся близнецы и дядя. Кухня быстро пустеет. Теперь за столом только мы с тётей. Она непринуждённо пьёт чай, то и дело бросая на меня пронзительные взгляды, словно хочет лучше изучить. – Похоже, дорогая, ты нравишься Гарету, – задумчиво произносит тётя Вивиан. – Нет… всё не так, – сбивчиво пытаюсь объяснить я, при этом чувствуя, как у меня начинают гореть щёки. – Мы просто друзья. Тётя грациозно наклоняется ко мне и накрывает мою ладонь своей. – Ты уже не дитя, Эллорен. Твоё будущее всё больше и больше зависит от того, с кем ты общаешься. – Одарив меня многозначительным взглядом, тётя откидывается на спинку стула и с облегчением добавляет: – Как я рада, что твой дядя наконец-то взялся за ум и отпустил тебя со мной. Жду не дождусь, когда я познакомлю тебя с достойными молодыми людьми. После ужина я несу остатки еды свиньям в хлев. Дни становятся всё короче, тени – длиннее, холод гонит прочь летнее тепло, а солнце больше не в силах давать ему отпор. При свете дня учёба в университете казалась мне весёлым приключением, но теперь, в медленно надвигающихся сумерках, меня охватывает необъяснимый страх. Конечно, я мечтаю увидеть мир, но в то же время люблю тихую жизнь с дядей в приграничном городке, где я выращиваю травы, ухаживаю за животными, готовлю простые снадобья, помогаю делать скрипки, читаю, шью. Здесь так тихо. Так безопасно. Я беспокойно вглядываюсь в даль: вот сад, где играли близнецы, вот просторный дом и владения Гаффни, а дальше – нетронутые земли и горы, которые на закате бросают на долину тень. И конечно же лес, глухой, дремучий лес. Над пустынными землями парят странные белые птицы с необъятными переливчатыми крыльями. Раньше я таких не видела. Прищурившись, я слежу за птицами, и вдруг меня охватывает предчувствие надвигающейся беды. Даже земля дрожит у меня под ногами. На мгновение я забываю о прижатой к бедру корзине с кормом для свиней, и несколько крупных картофелин с глухим стуком падают из неё на землю. Я поднимаю их и возвращаю в корзину. Выпрямившись, я снова смотрю вдаль, напрасно отыскивая взглядом белых птиц – их больше нет. Глава 3. Прощание Поздним вечером при тусклом свете небольшой лампы в спальне я собираюсь в дорогу. Моя рука то и дело оказывается в тени. Я отвлекаюсь и зачарованно смотрю на неё. Моя кожа, как у всех гарднерийцев, слегка мерцает в темноте. Мы – Первые Дети. Так Древнейший отметил законных хозяев Эртии. По крайней мере, именно так сказано в нашей священной «Книге древних». Дорожный сундук – подарок тёти Вивиан – стоит на кровати. Мне вдруг приходит в голову, что с тех пор, как мы с братьями перебрались к дяде после гибели родителей в Войне миров, я никогда не расставалась с опекуном дольше, чем на день. Кровавая война шла целых тринадцать лет. В последней битве погибла моя бабушка. Избежать войны было невозможно. Вначале осаждённая со всех сторон Гарднерия подвергалась жестоким набегам и грабежам, однако к моменту подписания мирного договора заключила союз с альфсигрскими эльфами, и её территории увеличились почти в десять раз. Таким образом, Гарднерия стала самым сильным из воюющих государств. И всё благодаря моей бабушке – Чёрной Ведьме. Родителей я почти не помню. Отца звали Вейл, он занимал важный пост в армии, а маму – Тессла. Она отправилась его навестить как раз перед наступлением кельтов. Мама и папа сражались бок о бок, но в итоге погибли, и вскоре дядя забрал нас к себе. Изабель, моя белая кошка, запрыгивает в сундук и запускает коготки в лоскутное одеяло, которое мама сшила незадолго до моего рождения. Укрываясь им, я будто слышу, как мама поёт мне колыбельную, и почти чувствую её объятия, и тогда, даже в самые грустные дни, на меня нисходит покой. Мама словно вплела в мягкую ткань ярких лоскутков свою любовь. Рядом с сундуком – мой аптекарский ящик, внутри ровно уложены склянки, инструменты, готовые снадобья. Страсть к лекарственным растениям я унаследовала от матери. Она была талантливым аптекарем, даже прославилась, составляя рецепты уникальных эликсиров и укрепляющих настоек. Готова к поездке и скрипка. В изгибах её янтарного корпуса отражается мягкий свет лампы, и я нежно провожу рукой по гладкой поверхности. Скрипку я сделала сама и просто не в силах с ней расстаться. Вообще-то мне не положено знать, как получаются такие инструменты. В Гарднерии женщинам запрещено вступать в гильдии музыкальных мастеров. Дядя долго отказывался брать меня в ученицы, но со временем заметил мои способности к музыке и сдался. Я очень люблю делать скрипки. Мне всегда хотелось дотронуться до древесины, почувствовать её спокойную силу. По небольшому бруску или дощечке я могу определить вид дерева, его состояние, представить, как будет звучать музыкальный инструмент из такой древесины. Бывает, я засиживаюсь в мастерской допоздна, с упоением вырезаю, чищу и шлифую детали, придаю сырому дереву изящные формы. Иногда, долгими зимними вечерами, сидя у камина, мы с дядей играем на скрипках. Мои размышления прерывает вежливый стук, и, повернувшись, я вижу в дверном проёме дядю Эдвина. – Не помешаю? В тусклом тёплом свете лампы дядино лицо выглядит мягче и добрее обычного. Однако в его голосе проскальзывают беспокойные нотки. – Нет конечно, – тут же отвечаю я. – Я почти закончила. – Я зайду на минутку? – неуверенно спрашивает он. Я киваю и сажусь на кровать – без привычного лоскутного одеяла она кажется чужой. Дядя усаживается рядом. – Ты, наверное, не знаешь, что и думать, – произносит дядя. – Несколько месяцев назад твоя тётя предупредила, что собирается нас навестить и поговорить о твоём будущем. Тогда-то я и написал в университет. Так, на всякий случай. Я давно знал, что Вивиан однажды явится за тобой, но надеялся, что не раньше, чем через пару лет. – Но почему? Меня гложет любопытство. Почему тётя Вивиан так заинтересовалась мной и почему дядю Эдвина это так тревожит? Дядя нервно сплетает пальцы.