— Мои? — рассмеялся Киселев. — Ты для нашего любопытства не перспективный. — Обижаешь, начальник. Я про себя еще и сам не все знаю. — Узнаешь — свистни! Лично налажу тебе компанию. Будешь доволен! У тебя все? В общем, передавай привет журналисту, когда встретишь, и спи спокойно — твоя персона мою контору пока не интересует. — И на том спасибо. Газетки-то не забудь завтра прислать. Любопытно взглянуть. — Ну-ну. Ты, Йоса, если чего, то звони. — Ладно. — Вашко положил трубку. — Ну чего, они или нет? — встрепенулся Лапочкин. — Вроде, нет, — устало произнес Вашко, — а, впрочем, разве поймешь по телефону — при личной встрече сказал бы больше. 5. О ЧЕМ МОЖНО УЗНАТЬ, ЧИТАЯ ПРЕССУ Сомнений не было: за ними кто-то действительно неотступно следил. Василий по просьбе Вашко второй час бесцельно кружил по городу, а следовавшая позади «Волга» не приближалась и не отставала. Это озадачивало: одно дело, когда впереди неизвестные, а позади милиция. Но когда в передней машине милиция, а ее преследует неизвестный… Вашко смог разглядеть в преследовавшей «Волге» четверых мужчин, которые едва угадывались по силуэтам, но больше ничего не заметил. Один раз, когда ситуация позволяла, Василий на перекрестке проскочил на красный свет — преследователи повторили тот же маневр. Стоило остановиться и зайти в магазин, «Волга» припарковывалась, но из нее никто не выходил. Это было уже не по правилам. К полудню Иосиф Петрович подъехал, как было условлено, к редакции «Пламени». Лапочкин ждал на крыльце, держа под мышкой объемистый сверток. — Все нормально? — сразу же спросил он, плюхнувшись на сиденье радом с Вашко. — Высший класс! Третий час сидят на хвосте. Василий не даст соврать. — Что будем делать? — Лапочкин обернулся назад, пытаясь разглядеть следовавшую сзади машину. — Не так явно, сынок! — Вашко похлопал его по колену. — Рассказывай, что узнал. — В редакции по-прежнему считают, что Орловский сидит дома и тунеядствует. Про «Свенска дагбладет» они уже знают — кажется, у редактора «Пламени» из-за этого начинаются неприятности: уже сидит кто-то из «большого дома». Затребовали, насколько я понял, ксерокопии его статей. Чего уж они хотят узнать из них — не скажу. Суматоха порядочная. Кто-то в коридоре из его бывших коллег сказал примерно следующее: «Опубликовали и ничего — мир не обрушился». Ходят слухи, что руководству не удержаться. При мне несколько раз ответсекретарь пытался дозвониться Орловскому домой. Послали курьера. — Да… Этого я как-то не учел, — поморщился Вашко. — Статьи я успел просмотреть — тютелька в тютельку, как в черновиках было. А вот это для тебя внове, — он протянул Лапочкину газетный лист. — Я же по-ихнему не в дугу. — Это сегодняшняя «Комсомолка». На четвертой странице. Я что-то не помню этого по сводкам. Ты помнишь? — Нападение на журналиста, — прочитал Лапочкин заголовок. — Знаю! Полторы недели тому назад. По Севастопольскому району. И еще… — он наморщил лоб. — Подобное месяц назад проходило по союзной сводке. Кажется, в Сызрани. Там со смертельным исходом. — Ну-ка обернись быстренько, едут? — Как привязанные. — Так что там в Сызрани, говоришь? — После серии критических выступлений начались угрозы. Парень этот, который журналист, не успокоился. Поздно вечером его кто-то из знакомых вызвал на улицу — дома, кажется, то ли жена с отцом сидела, то ли невеста с кем-то еще… Не помню. Но парня ударили чем-то тяжелым по голове и привет родителям! — Раскрыли? — Не знаю. — Поинтересуйся, доложишь. — Есть. — А по Севастопольскому? — Ребята говорили, что все в норме. — Полюбопытствуй. Случай, как будто, похож на наш. Впрочем, кто его знает. Посмотри осторожненько еще разок — без изменений? — По-прежнему. — Как только у них бензин не кончится. Это ж у Киселевских машин по два бака стоит — неужели Леон темнит. — В Афганистане только один журналист погиб — из «Известий», — продолжал Лапочкин. — Рискованная, выходит, профессия-то. А я думал, журналистика — это так, шаляй-валяй. — Рискованная, говоришь? Это только сейчас — раньше, сколько себя помню, ни одного случая не было. Правду говорить — не водку в гостях пить. Раньше ведь как было: приехал репортажик писать или очерк, а тебя в спецгостиницу, в баньку, винцо в холодильнике и всякое такое. А теперь, вона как… Выходит, и они чего-то нынче весить стали. А? — Похоже, Иосиф Петрович! — То-то и оно. Чего этим надо? — Вашко обернулся. «Волга» шла метрах в ста-ста пятидесяти. — Давай, знаешь, что сделаем. Вася, сколько горючки? — Километров на сто, — пробасил невозмутимый Василий. — Хорошо, я выскакиваю у Управления, а ты покрутись еще с полчасика. Лады? Понимаешь, в машине должен быть пассажир — за пустой они мотаться не будут. Машина притормозила. Вашко степенно вышел и, не оборачиваясь, поднялся по ступеням, держа под мышкой ворох статей. Василий тотчас рванул с места и, свернув в переулок, погнал в сторону центра. Серая «Волга» на миг притормозила у обочины, чихнула выхлопной трубой и, демонстративно дав задний ход, свернула совсем в другую сторону. Через минуту из-за угла соседнего дома появился ее радиатор, машина замерла на месте. Вашко, стоило ему войти в подъезд, подошел к задрапированному белым полотном окну и отодвинул штору в сторону. Посмотрев на стоящую у обочины машину, он хмыкнул и поднялся к себе в кабинет. Минут через двадцать появился Лапочкин — он вошел немного расстроенный, с раскрасневшимся от бега по лестницам лицом, в распахнутой куртке. — Что, сынок, не стали кататься за тобой? — Ага… — Лапочкин вытер ладонью со лба пот. — Уже кое-какая информация. Раздевайся, садись! Давай-ка почитаем, чего он тут накропал — глядишь, и построим какую версию. За годы работы в редакции «Пламени» Орловский был в командировках тридцать два раза. На первый взгляд, география его поездок ни в какую систему не укладывалась. Вроде бы ездил он по всей стране. И все же система была. Пока Орловский был зелен и молод, его гоняли по периферии: Чукотка, Сахалин, Кушка, Красноводск, Ямал… Но постепенно в его маршруты вошли города центральной полосы, курортные зоны — Сочи, Симферополь, Батуми, а потом и столицы союзных республик — значит, вошел в доверие и находился на хорошем счету. Чем все это кончилось, Вашко уже знал — Аршальском и Прикумском. Статьи Орловского, разложенные по годам, занимали весь стол Вашко. Время от времени Иосиф Петрович брал очередную из них, долго шелестел страницами и, дочитав до конца, откладывал в сторону. То же самое делал и Евгений, развалившийся в кресле у окна. Делали они это молча и сосредоточенно, изредка обменивались краткими замечаниями. Журналистом Орловский был «неудобным». Он не стеснялся смелых и резких суждений, не взирая на лица, резал правду-матку и, похоже было, лишь редакторский карандаш, сглаживавший острые углы его материалов, спасал Орловского от больших неприятностей. Вашко даже трудно было «вычислить» какого-то одного, главного врага Орловского — судя по публикациям, у Сергея их было немало. — Иосиф Петрович, — прервал Лапочкин размышления Вашко. — Все хочу задать вам один неудобный вопрос, но никак не решаюсь. — А… Это ты… — очнулся Вашко. — Вопрос? — переспросил он и небрежно бросил: — Валяй! — Скажите, зачем вам все это? Кто он вам — сват, брат, знакомый? Вашко закурил и, подойдя к окну, долго смотрел на угол дома, за которым угадывался бампер серой «Волги». — Вот сволочи, — пробормотал он и резко отошел от окна. — Я вот все думаю, — продолжил Лапочкин, — заявления о розыске у нас нет, оперативного дела не заведено. А мы почему-то корячимся. — Ты мне веришь, сынок? Веришь старому и мудрому ослу, которому до пенсии осталось всего ничего? Все годы я знал только одно: ищи, кого велят! А тут вдруг не велят, а я ищу! Думаешь, это от страха, что я вступал с ним в контакт до его исчезновения — мне оправдаться легче легкого. — Как? Вы ведь получали только устные указания от Милорадова. Насколько мне известно — конкретных распоряжений не было. — Верно говоришь. Правда, забываешь одно обстоятельство: мы, старые дураки, как вы в своей тусовке нас иногда величаете, не способны на низость хотя бы по отношению к друзьям. На, почитай! — Вашко достал из портмоне сложенный листок и передал через стол Евгению. Крупным размашистым почерком с характерным наклоном было написано: «Все, что касается заданий относительно журналиста. Пламени” тов. Орловского С.Н., а также возможные последствия в связи с исполнением этих заданий тов. Вашко И.П., ложится на мою ответственность, так как поручения давались мной. Милорадов». — Вы этим воспользуетесь? — отчего-то с испугом спросил Лапочкин. — А ты как думаешь? — Нет! — А чего ж тогда спрашиваешь. Я у него индульгенций не просил, — он почесал переносицу. — А вины моей — хоть отбавляй. — А как же… — Как она оказалась у меня? — Вашко встряхнул листком. — Обнаружил в папке, которую он передал через секретариат. Так-то, вот, приятель. Знаешь, что, — Вашко достал из бумажника пятирублевку, — сгоняй в буфет и купи бутерброды и чего-нибудь еще на свое усмотрение, похоже, нам еще долго сидеть. Оставшись один, Вашко извлек из стопки прочитанных статей одну и принялся подчеркивать в ней красным карандашом фамилии. В этот момент зазвонил телефон. Вашко долго смотрел на него, и лишь после четвертого звонка решился снять трубку. Ему не хотелось сейчас говорить ни с кем, поэтому он не стал произносить привычных «алло», «да», а просто приложил трубку к уху и стал слушать. — Иосиф, чего молчишь? — он узнал голос Киселева. — Не в настроении? — Ты, как всегда, угадал. — Неприятности?