— И не думайте, что я подпишу такую галиматью! Это поклеп на нашу действительность. Вы ни черта не понимаете в милицейских проблемах, а лезете в них… — ошарашенный от столь быстрой перемены, Сергей смотрел то на Кнышева, то на Пеструкова с заместителями. Как ошпаренный он выскочил в коридор и только у выхода на улицу понял, что забыл одеться. Из Прикумска в Москву он вылетел так стремительно, что собиравшийся проводить его Капкин даже не знал, что журналиста давно уже нет в министерском кабинете. А генерал еще битых два часа ругал уехавшего журналиста, выслушивал от полковника и двух его заместителей соображения, как свести на нет эффект его поездки — и со всем соглашался, зная, что ничего из предложенного делать не станет. 12. ПОСЛЕДНИЙ СВИДЕТЕЛЬ В огромной сплошь уставленной кульманами, комнате приторно пахло женскими духами, кофе, клеем и бумагой. Здесь было тихо и уютно: рабочий день закончился, сотрудники разошлись. Взгромоздившись на тумбочку, Вашко смотрел, как Жанна ловко орудовала карандашом и линейкой: большой круглый противовес кульмана то и дело сновал вверх и вниз. Жанна время от времени отрывалась от чертежа и поглядывала на посетителя. Она смотрела, как он перебирал разложенные на тумбочке карандаши, резинки, линейки и, выбрав себе колючий циркуль, вертел его в пальцах, будто видел впервые в жизни. — Я не совсем понимаю ваши вопросы? Почему вы не хотите спросить у Сергея? Он дольше меня общался с Олонцо-вым, жил у него, а я… — она оторвалась от листа ватмана и, словно припоминая, посмотрела в сторону окна. — Я там ночевала всего одну ночь. Иосиф Петрович перевел взгляд с циркуля на лицо женщины: — Почему вы думаете, что я не говорил? Говорил. — Ну, и что он вам ответил? — А ничего, — Вашко отложил в сторону циркуль и взял толстый карандаш. — Представьте себе… Можете еще спросить — почему ничего не сказал Кирилов? — Жанна быстро окинула оперативника взглядом с ног до головы. — И он ничего не знает. Вам еще перечислить тех, кто ничего не знает, или не надо? — Отчего не надо? Говорите… — Зря вы со мной так, — снисходительно пробурчал Вашко, — я ничего плохого не сделал никому из вас. Или вы думаете, что мы все такие, как те, что в Аршальске. — Примерно так, — ее рука дрогнула и карандаш в руке сломался, оставив на листе некрасивую черную линию. — Но раз уж пришли, спрашивайте. — Хорошо, но правду или ничего. Договорились? — Она кивнула. — Где фотографии? — И потому, как побледнела женщина, понял, что попал в цель — она что-то знала… — Почему же вы молчите? — Вы же сами сказали, что лучше ничего… — Ну хорошо, хотя бы сколько их, можете сказать? — Не считала. — Умница! — Вашко, словно выиграв битву, рассмеялся от всей души. — Еще вопрос — они спрятаны в Аршальске? — Нет! — В Москве? — Нет. — Не понимаю… Можете не говорить, куда спрятали, но скажите: они не попадут в чужие руки? — Чужие это какие? Кирилова? Сергея? Или имеются в виду еще кто-то… — Ты меня правильно поняла, дочка. Именно кто-то еще… — неожиданно посуровел Вашко и сразу же перестал качать ногой. — Очень плохо, если это случится. — Не думаю, — беззаботно ответила Жанна, вернувшаяся вновь к чертежу. Вашко тяжело встал с подоконника, отряхнул скорее по привычке, чем по необходимости от несуществующих соринок брюки, и с грустью посмотрел на женщину. — Можете больше ничего не говорить, дело ваше. Но это хуже не для меня. — Он попрощался. Пройдя несколько шагов от крыльца института, Вашко оглянулся и зашел в телефонную будку. — Леон, здравствуй! Голос приятеля звучал глухо и простуженно. — А, это ты, Йоса! Что-нибудь новенькое? — Ты не заболел? Насморк? — Ерунда… Сенная лихорадка — аллергию, понимаешь, подцепил. У меня всегда так, когда зацветает полынь. Ничего эту заразу, черт бы ее побрал, не берет… Что нового? — Кажется, Леон, я вышел на них… — Фотографии? — О них и речь. — Все семь! — Точно! — Где они? — Сам бы дорого дал, чтобы узнать… — Не понимаю. Ты нашел их или нет? — Как будто… Мы совсем упустили из виду эту взбалмошную девчонку. Но она темнила порядочная — то, что они у нее были, говорит, а где лежат — нет… — Не узнаю тебя. Какой срок дал тебе Милорадов? — Осталось три дня. — Я отпускаю два! Понял? Кровь из носу, а они должны быть у меня не позднее завтрашнего вечера. Усек? — Точно так, Леон. Погоди, — он немного присел в телефонной будке и принялся смотреть на крыльцо института сквозь мутное стекло двери. — Знаешь, ситуация меняется слишком быстро — может, еще и успею. — Что там у тебя? — Девочка появилась на горизонте. Вышла из института и куда-то торопится… — Давай, милый, давай… Жанна в легком плаще, полы которого развевались от быстрой ходьбы, стремительно сбежала по лестнице и пошла по аллее к шоссе. Вашко следовал за ней, скрытый от взгляда зарослями акации. Выбежав на тротуар, Жанна подняла руку, возле нее притормозило такси. Она быстро столковалась с водителем, и машина резко взяла с места в сторону центра. Вашко высоко поднял руку, и из-за поворота выехала его светло-серая «Волга». — За ней, — коротко произнес Вашко и бросил свое грузное тело на сиденье. Василий вел «Волгу» «на хвосте» и такси из вида не терял. Машина явно двигалась к центру. — Неужели Кирилов вернулся? — произнес Вашко, не рассчитывая на ответ: Василий слыл известным молчуном, а в дела начальства и вовсе не вникал. — Дерите меня кошки — она едет к роддому! Бисовы дети! Провели дядька вокруг пальца… — он сорвал трубку рации и тотчас услышал голос дежурного по управлению — сегодня он специально посадил своего сотрудника. — Как дела, сынок? Молодец! Набери-ка номерок роддома и кликни доктора Кирилова, а я посплю у рации… Можешь подключить на прослушивание? Не зря вас этой кибернетике учат! Сквозь шорох послышались отчетливые гудки телефонного вызова. — Роддом, приемный покой, слушаю вас, — пропел молоденький девичий голосок. — Сестричка, можно попросить доктора Кирилова? Что? Юрий Николаевич на операции… Понял! Спасибо! Вашко в очередной раз вспомнил «бисовых детей». Оказывается, Кирилов не внял совету и вышел на работу. — Спасибо, сынок! Я все понял. Теперь сам позвони главврачу и попроси от имени нашей конторы, чтобы они приготовили для меня хламиду — мне потребуется просочиться в родилку… Быстренько, милый… Мы уже подъезжаем… — Торопится так, словно сама рожать собралась! — впервые за всю дорогу прорезался Василий. — Уже два раза на красный проскакивают… Они не стали ждать, пока отъедет такси. Вашко кряхтя, но споро, встал с сиденья и, смешно переваливаясь, начал подниматься на крыльцо. Когда он вошел внутрь, Жанны там не было. Видимо, в этом доме у нее были свои пути-дорожки. Звонок из «дежурки» сработал. Вашко встретили. Высокий, худой как трость мужчина с совершенно седым бобриком волос, непослушно топорщившимся под хирургической шапочкой, держал бирюзовый застиранный наряд, состоявший из мешкообразных полотняных штанов и куртки с короткими рукавами. Переодеваться пришлось за ширмой. Крякнув, Вашко посмотрел на себя в зеркало — шапочка плоско распласталась на голове, а из рукавов торчали мощные руки, покрытые густыми рыжими волосами. — Куда идем? — поинтересовался сухопарый врач. — В операционную и «родилку» я вас пустить не могу. Лишние люди там не предусмотрены… Одно неверное движение врача… Вы меня понимаете? На втором этаже они остановились у столика дежурной. — Где Кирилов? — спросил главврач. — Там! — дежурная показала на предбанник родильной. — Возится с малышами. Доктор с готовностью распахнул перед Вашко дверь и… застыл, онемев. Открывшаяся взгляду картина и на самом деле была странной. Кирилов в хирургическом одеянии стоял на шаткой табуретке, которую пыталась удержать неизвестная врачу женщина. Держа в руках портрет партийного лидера, Кирилов балансировал на табурете, широко раскинув в стороны руки. — Что здесь происходит? — пробормотал врач. — Цирк? — А я, наоборот, понимаю все, — произнес Вашко. — Дайте, пожалуйста, его мне! — Он протянул руку, но Кирилов отвел портрет в сторону. — Смелее, сынок. — Это вы? — наконец узнал его врач, и в тот же момент с грохотом очутился на полу. Узнать Вашко в столь странном наряде стоило немалых трудов — он и сам бы не узнал себя, глядя со стороны.