Наблюдая за тем, как Джинян повел вниз Орловского, Кирилов замер перед Жанной. — Мы не предполагали, что вы в одной команде с нами… Скажу больше, мы вообще не знали о том, что вы… — Юрий Николаевич вконец запутался в ювелирно отточенных фразах, которые пытался сочинить на ходу. — Словом, поймите, вам нельзя лететь сегодня… Завтра — самое верное, или вечерним рейсом, но не сейчас… Еще — вам необходимо рано утром уйти из этой квартиры. Куда? Не знаю — вас не должны застать здесь утром… Договорились? — А может быть… — Нет, о полете с нами сейчас не может быть и речи. — Хорошо. Я могу позвонить вам домой или на работу? — Записывайте или запоминайте… — Я знаю оба телефона… — Извините, я не прощаюсь… На плечах Орловского, уже сидевшего в прогретой машине, был чуть великоватый тулуп бывшего инспектора ОБХСС. — Поехали! — скомандовал Кирилов, плюхаясь с размаху на переднее сидение рядом с водителем. — А Жанна? — Орловский сделал попытку открыть дверцу машины, но Кирилов остановил его руку. — Один день потерпишь без нее — брать ее сейчас с собой самое настоящее безумие… Тем более, на нее я не заказывал билета. До самого аэропорта рокот двигателя прерывался лишь простуженным кашлем журналиста — он надрывался до слез и никак не мог его прекратить. В ночи светился огнями стеклянный куб аэропорта. — Подруливай к Никите, — попросил Кирилов Джиня-на. — Нам лучше побыть пока у него… Мало ли что! — Вы сидите пока, — пробормотал армянин, хлопая дверцей машины. — Сейчас узнаю, там ли он… Кафе еще было закрыто, но «шкипер» уже вовсю крутился у плиты. — Так вот он оказывается каков! — восхищенно разглядывал «шкипер» Орловского. — Наделал шмону в нашем царстве… Дай бог каждому журналисту так! Жаль, рановато приехали — угостить-то вас еще толком нечем… Кстати, — он отозвал Кирилова в сторону, — вчера по твоему поводу приезжали выпытывать — что, мол, тебе надо у меня… Кем ты мне приходишься… Но я как рыба — обедал и все… Какие дела? Так, что если чего — держи оборону… и это, Галку не выдавай! Молчок? Договорились… — Да, дела… — пробормотал Кирилов. — У тебя сложностей не будет? — Выдюжу, хотя… Положение трудноватое, зацепить могут за что угодно. Ни одного продукта, кроме хлеба, купить в магазине нельзя. Разместились ночные посетители не в зале, а в подсобке. Там стоял холодильник, стол с настольной лампой, заваленный какими-то отвертками, пассатижами, прочей слесарной мелочью. На стуле горкой возвышался ворох нестиранного белья: полотенца, салфетки, скатерти. — Паспорта давайте! — Джинян надежно упрятал документы в карман. — Я пойду поинтересуюсь насчет билетов… — Телеграмма уже должна быть! — бросил через плечо Кирилов, усаживая в кресло Орловского и закутывая его в плед. — Ладно, — Джинян исчез за дверью. — Борт из Москвы прибывает через пятнадцать минут. Сразу после этого начинается посадка… — произнес Никита, привычными движениями смахивая со стола невидимые глазу крошки. — Пассажиров раз-два и обчелся… Должны улететь. Кирилов, не придающий никакого значения суевериям, три раза постучал по нижней стороне столешницы. Ему казалось, что у Орловского сильная температура — лицо было чересчур бледным, покрытым мелкими бисеринками нездорового пота. — Может, горячей брусники с медом? — забеспокоился Никита. — Для горла продукция экстра класса… — он ушел в сторону кухни. — Ты мне можешь рассказать, как тебя нашла Жанна? Ты ей давал адрес? — Кирилов подсел близко к Сергею. Говорить тому было трудно — он долго переводил дыхание, набирая глубоко в легкие воздух. — Хреново мне. Как думаешь, не схватил я воспаление? — Не дрейфь… Все будет в порядке, — ушел Кирилов от прямого разговора о возможном диагнозе. Он и сам не знал, что думать. — Жанна — умная баба. Она действовала по женской логике… Приедем все домой — сам расспросишь. Знаю, что она и в газетенке побывала местной и шум там порядочный устроила. Чуть глаза редактору за меня не выцарапала… Впятером что ль ее оттуда удаляли… Смех и грех! Кирилов едва успел поправить на груди пухлый сверток с олонцовскими документами, как громко стукнула входная дверь и в облачке морозного тумана появился молодой парень в кургузом мятом пиджачке. — Доброе утро, — оглянулся он, плотно прикрывая за собой дверь. — Кто здесь будет Кирилов? Юрий Николаевич медленно встал со стула и тяжело пошел навстречу вошедшему. — Оперуполномоченный уголовного розыска Карцев! — Он подошел к столу и выложил из бокового кармана несколько бумаг. — Билеты, пожалуйста! Телеграммку из Москвы заберите… Мне кажется, так будет лучше — и мне спокойнее, и вам лучше. Улетели и улетели, а как — не мой вопрос… Джинян сейчас вернется и проведет прямо в самолет — он уже на рулежке… Как говорится, чем могли помогли! — Спасибо вам! — от души поблагодарил Кирилов. — За что? — пожал тот плечами. — Это вам спасибо от нас, простых сотрудников… — За что? — в свою очередь удивился Кирилов. — За то, что не даете в обиду наших ребят… Сашку Евсеева, к примеру, Андрона… Их вина только в том, что они такие, как есть на самом деле. Для них нет ни своих, ни чужих… Кто-то должен резать правду-матку. Сделаем все, как положено! Не волнуйтесь… Через три часа будете дома. — Он нахлобучил по самые брови мохнатую серую шапку и вышел. Горячий брусничный морс не только согревал горло, но и приносил бодрость. От высоких стаканов с напитками пахло цветущим лесом и смолистой тайгой. Юрию Николаевичу захотелось лечь на спинку кресла, закрыть глаза и не видеть никого на свете… «Через три с половиной часа начинается мое очередное дежурство, — с каким-то спокойным безразличием подумал Кирилов. — Сегодня из меня никудышний врач. Запрусь в ординаторской и часа четыре… Нет, лучше пять…» Снова хлопнула входная дверь. — Пора, товарищи! — Джинян помог встать Орловскому, слегка растормошил задремавшего было Кирилова. — Я вас проведу прямо на борт, а через пять минут объявляется общая посадка… Скорее! Их места оказались не только в первом салоне, но и у самой пилотской кабины. Джинян на прощание успел шепнуть, что это самые что ни на есть обкомброневские места — просто сегодня с ними распорядились неформально. За спиной царил привычный посадочный шум и гам. Наконец-то Кирилову досталось место у иллюминатора. Когда самолет выруливал на взлетную полосу, Кирилов успел заметить, как к зданию аэропорта подкатила черная «Волга». Из машины медленно вышел высокий седовласый мужчина, возле которого суетился низенький милицейский полковник. Оба они внимательно смотрели вслед лайнеру. Кирилов отвернулся от окна и пробормотал себе под нос нечто, долетевшее до слуха Сергея лишь в обрывках фраз: «пусть учатся проигрывать… милиция это еще не он…» — О чем ты? — Орловский смотрел на него блестящими глазами. — Как в школе бормочешь, а тебя не слышно… — Да так, о своем… Хочешь, прочту тебе фразочку из Хейли? — Кирилов достал из портфеля книгу и раскрыл ее на закладе: «…Хоть они и утверждают, что беспристрастны, однако журналисты, как правило, люди, вечно грешащие неточностями. Свою неточность они объясняют спешкой, пользуясь этим объяснением, как калека — костылем. И ни руководству газет, ни авторам, видимо, и в голову не приходит, что они оказали бы публике гораздо большую услугу, если бы работали медленнее и проверяли факты, а не швыряли бы их как попало в печать…» — К чему это ты?.. — Обещай, что проверишь все как следует… Орловский согласно прикрыл веки — говорить у него уже не было сил. — А если снова неудача? — У нас это называется загон. Термин есть такой, обозначающий отстойник для резких материалов. В нем, как правило, оказываются самые смелые и нужные статьи. — Гадкое словечко… — Дойду до ЦК. — Орловский привстал на локте, его вновь начал душить кашель. Кирилов полез в карман и достал из него кусочек металла. Подумав секунду-другую, посмотрев на школьного товарища, он положил пулю на его влажную жаркую ладонь. — Дело твое, но помни — на этом пути возможно все. Орловский долго смотрел на крохотный свинцовый комочек, потом отвернулся в сторону и затих. Со стороны могло показаться, что он крепко уснул — его дыхание стало ровнее и тише. Кирилов, стараясь не беспокоить друга, встал с кресла и подошел к стюардессе. — У меня к вам просьба… — Слушаю вас. — Я врач. Везу больного, состояние тяжелое. Возможно, воспаление легких. У меня просьба — передайте командиру записку, пусть по рации вызовут «Скорую помощь». Телефон и свою фамилию я написал. Поверьте, что очень важно вызвать «Скорую» именно по этому телефону — там меня знают и не откажут… — Хорошо, сделаем все в точности… В городе светило яркое пронзительное солнце. Самолет долго рулил по дорожкам, следуя за мигающим маячком автомобилем. Когда подали трап, Кирилов заметил стоявший в отдалении милицейский уазик, возле которого замерло двое плечистых молодых ребят в штатском. «Неужели опередили? Генерал тоже примчался в аэропорт Аршальска не случайно… Кто же поднял тревогу? Тралянов? Нет. А кто? Неужели администраторша?» Сердце сжалось в предчувствии беды. По трапу начали выходить пассажиры второго салона, а машины с красными крестами все не было. Плечистые милиционеры приблизились к трапу вплотную и пристально вглядывались в лица прибывших. — Не спеши! — удерживал за плечо товарища Кирилов. — Еще не время… Сверкая на солнце лобовыми стеклами вплотную к трапу подскочил рафик «Скорой». Кирилов сразу же узнал полноватого водителя в замызганном белом халате и неизменной «беломориной» в зубах. — Теперь порядок! — с облегчением выдохнул Кирилов. Спешно выдернув из салона рафика носилки, водитель вместе с рослым чернявым врачом — Лигасовым, ринулись по трапу вверх. Пассажиры недоуменно расступились, а стоявшие в ожидании автобуса растворили в толпе милиционеров. — Привет, Юрка! Ну, ты и черт! В такую рань поднял… — Лигасов сжал в крепких объятиях Кирилова. — Этот, что ль болящий? — он распластал в проходе носилки. — Давай, ложись скорее… Я уж давно все понял! Это, случаем, не вас там пасут? Нормалек… А ты скидавай плащик! Вот так в халатике операционном, оно лучше. Шапчонка-то зеленая где? На головку ее… Надевай, не стесняйся! Теперь порядок…