Потом я протянула руку и прошептала: – Выходите. Полицейские уехали. Даниэль и сара Дети были вовсе не призраками – призраки обычно не прячутся в подъемниках для еды. Они умеют проходить сквозь стены, поэтому скрыться им проще простого. И еда призракам не требуется. А нашим новым знакомым хотелось есть. Они попросили чего-нибудь перекусить, я и сама проголодалась. И все мы решили поесть. Я сделала бутерброды с маслом и вареньем, какие часто бывали у нас на столе. Мои дикие звери немного утихомирились. – А козьего сыра у вас не найдется? – спросила вдруг девочка. – Сара! – мальчик толкнул ее в бок. Видно, решил, что это невежливо. – Нет, сыра у нас больше нету, – ответила я. – Сейчас же война. Мы продолжали жевать. – А вы евреи? – спросила я. Да, они были евреями. О евреях я знала совсем немного. Знала, что они верят в бога, но не в Христа. И что Гитлер, главный нацист, хочет запретить им жить среди других людей. Поэтому он велел их отловить и отправить куда-то далеко. Что с ними там происходит, я не знала. А сейчас двое из них сидели у нас на кухне. Ее звали Сара, его – Даниэль. Саре было семь, а ему десять, как и мне. Обычные дети. Их отец работал учителем, мама давно умерла. Прежде они жили в центре Осло, в районе, который называется Санкт-Хансхауген, неподалеку от стадиона Бишлетт. У нас в подвале они прятались четыре дня, а еду им приносили наши мама и папа. Вот, значит, куда она девалась! Вообще-то их должны были переправить в Швецию. На границе их встретили бы взрослые, помогли бы пробраться в страну. В Швеции войны нет, а в каком-то шведском городе возле границы их ждал отец. Он сбежал еще в октябре, когда стали арестовывать евреев-мужчин. С тех пор Даниэль с Сарой жили у соседа, но неделю назад он сказал, что им надо ехать к отцу. Ходили слухи, будто нацисты будут арестовывать и еврейских детей. И вот эти двое сидели у нас на кухне и ели бутерброды. И во всем мире не осталось никого, кто мог бы переправить их через границу. – Вам нельзя тут оставаться. Уходите, и побыстрее! – заявил вдруг Отто, до этого не сказавший ни слова. Я вскочила, словно ужаленная. – Что-о?! И куда же им идти? Отто уставился в столешницу. – Ленсман сказал, что отец Юхана, Дюпвик, сам придет обыскивать дом. И возможно, сегодня ночью, – ответил он. – Если он их обнаружит, то поймет, что мама с папой виновны. И тогда мы их больше никогда не увидим. Тогда их уж точно отправят в Грини. Даниэль понимающе кивнул, поднялся и протянул руку Саре. – Пошли. Найдем взрослых и попросим нам помочь. – Каких взрослых? – спросила Сара. – Нет тут никаких взрослых, – сказала я, – только мы. А наша домработница придет только утром. Звери внутри меня вновь забегали. Я поняла, что Отто прав. Сара и Даниэль – доказательство маминой и папиной вины. Если ленсман и этот мерзкий Дюпвик их найдут, родителям несдобровать. Маму с папой посадят в тюрьму или отправят в Грини, в лагерь для военнопленных. И все из-за меня. Значит, другого выхода нет: я эту кашу заварила – мне и расхлебывать. Я что-нибудь придумаю и освобожу маму с папой. А Саре и Даниэлю сейчас больше не у кого искать помощи. Только у нас с Отто. – Мы вам поможем, – сказала я. Отто остолбенел. – Герда, нет. Это опасно! Не слушая его, я посмотрела на Даниэля и Сару. – Мы все уладим. Доберемся до Халдена. А оттуда уже и до Швеции недалеко. Кажется. Отто встал, с грохотом отодвинув стул. – Герда, ничего не получится! Здесь повсюду солдаты, а мы всего лишь дети. Даниэль медленно кивнул. – Может, лучше взрослых попросить? – спросил он. – А мы и попросим! В Халдене живет наша тетя Вигдис. Она взрослая и поможет нам. Пошли, пора вещи собирать! До меня вдруг дошло, что времени в обрез. Даже посуду вымыть не успеем. Мы быстро вышли из кухни, оставив на столе четыре стакана из-под молока и четыре блюдца. Клара наверняка рассердится, но тут уж ничего не поделаешь. Позже мы сильно пожалели, что не убрали эти стаканы и блюдца, однако совсем не из-за Клары. Поняли, что это ошибка, когда ничего уже было не изменить. Я вбежала в комнату и вытащила рюкзак. Что нужно тем, кто спасается бегством? На дворе ноябрь, похолодало, и я решила захватить побольше одежды. Теплый свитер, запасные носки, шапка и шарф. И плед. После этого я разбила копилку-утку. Ее звали Кряк. Я погладила Кряка по клюву, бросила на пол, Кряк разлетелся на тысячу осколков. Я собрала с пола монетки. Маловато, но лучше, чем ничего. Еда тоже нужна. Сколько времени займет наше путешествие, я не знала и на всякий случай забрала весь хлеб, который нашла. В нижнем ящике стоял пакет с сахаром – его я тоже захватила. Я не сомневалась, что Клара рассердится, но ведь не каждый день спасаешься от нацистов. Закончив сборы, я вышла в прихожую обуться и наткнулась на Отто. Я бросила ему куртку: – Живо одевайся! Но он не двинулся. В этот момент из подвала поднялись Даниэль и Сара, они тоже были готовы к выходу. – Да живее же! – поторопила я Отто. И впрямь надо было спешить: к дому вновь подъехала машина. Дюпвик Мы с Даниэлем подбежали к окошку и выглянули на улицу. Так и есть – полицейские и несколько человек из «Национального единения». Спереди мы увидели Дюпвика в отвратительной темно-синей униформе. Он шагал прямо к двери. Мы отошли подальше, чтобы он нас не заметил. Дюпвик приблизился. Судя по лицу, настроен он был решительно – от его взгляда у меня похолодели ноги. Теперь через главный вход нам не выйти. А дверь на кухню хорошо видно со двора, она тоже не годится. Оставался единственный выход. – Наверх! Пожарная лестница! – прошептала я. Мы бросились наверх, но вдруг на полпути Сара остановилась. – Элиза! И она потянула Даниэля вниз. На полу в прихожей валялась кукла, которую полицейские нашли в подвале. Наверное, это и есть Элиза. Но Даниэль не хотел возвращаться. – У нас нет времени! – Я не могу без нее! – захныкала девочка. Даниэль побежал вниз, схватил куклу и вернулся. Бегал он быстрее белки, но легче от этого не стало. В дверь забарабанили. – Эй, дети, вы дома? Мы вбежали в нашу комнату, я захлопнула дверь, и вдруг мне в голову пришла блестящая идея.