Пер выскочил из-за деревьев, и, заметив это, немцы свернули и побежали за ним. Голоса их становились все тише, а мы, не останавливаясь, лезли на холм. План Пера сработал! Оказавшись на вершине, мы обернулись. Пер бежал по полю в направлении дороги. Немецких машин нигде не было, зато грузовичок Пера по-прежнему стоял на обочине. Пер бежал прямиком к нему. Солдаты прибавили ходу, но куда им до Пера – у него будто крылья выросли! Вот он уже рядом с грузовиком. Топая тяжелыми сапогами, солдаты дышали ему в спину. Пер уселся в грузовик. Преследователи того и гляди настигнут его! Пер завел двигатель, и машина словно закашлялась. Хоть бы она не заглохла! Я как-то видела фильм, где герои хотели сбежать, но двигатель завелся только с третьей попытки. Вдруг с Пером будет что-нибудь похожее? Тогда ему не спастись – немцам оставалось до него лишь несколько шагов. Но, к счастью, машина завелась сразу. Совсем чуть-чуть, но солдаты опоздали: из-под колес брызнул гравий, и грузовичок покатил прочь. – Да-да-да!!! – завопила я и вскинула вверх руки. Мы заулыбались – все, даже Отто. Пер – настоящий герой, вот он кто. Герой Сопротивления. Зря я подозревала, что он заодно с нацистами. Чего нет, того нет, это он доказал. Мы стояли и смотрели ему вслед, пока грузовичок не скрылся из виду. Больше Перу ничего не грозит. В отличие от нас. Там внизу, на дороге, появился мужчина в синей униформе. Это был Дюпвик. Мы повернулись и снова побежали. В лесу Значит, Дюпвик все время за нами гнался. Похоже, он во что бы то ни стало решил добраться до нас. Или скорее до Сары с Даниэлем. При мысли об этом в желудке у меня возник ледяной комок, я почти растерялась. Но останавливаться поздно. Остается бежать и бежать, подальше отсюда. Мы ушли далеко и вскоре ни солдат, ни Дюпвика уже не слышали. И других звуков тоже. Со всех сторон к нам подступал лес – густой ноябрьский лес с коричневой опавшей листвой на земле, с темными кронами у нас над головами. Наконец мы подошли к какому-то ручью и остановились, точнее, повалились на землю. Отдышавшись, мы жадно напились из него. Потом просто уселись на берегу. – Что будем делать? – спросил Даниэль. – Я же говорил, этой старухе нельзя доверять! – рявкнул на меня Отто. Как будто я виновата в том, что Вильгельмина оказалась нацисткой! – Чего-о? Ты так не говорил! – возразила я. – Еще как говорил! – Да тебе вообще никто не нравится, – сказала я. – Поэтому тебя слушать бесполезно! – Замолчите, вы оба! – встрял вдруг Даниэль. – Сейчас надо решить, что будем делать. Он говорил совсем как папа. Мы задумались, но никто так ничего и не придумал. А вот я не сомневалась, как надо поступить: – Сделаем, как я сказала. Переберемся через границу сами, безо всякой помощи. – Да ты спятила! Надо найти взрослых – они нам помогут, – заупрямился Даниэль. – Но ведь отсюда до границы рукой подать! – не уступала я. – И в какую же сторону нам идти? – спросил Отто голосом, который я терпеть не могла. Этот голос словно говорил: сейчас я покажу Герде, кто тут самый умный! Я наугад махнула рукой: – Вон туда. Швеция там! Вместо ответа Отто закатил глаза и шумно вздохнул. Потом повернулся, зачем-то посмотрел на солнце, следом – на часы, затем перевел взгляд на меня. – Нет. Швеция находится к востоку отсюда. Вон там! – Вот и отлично. Значит, пойдем в ту сторону, – решила я. – Ты просто не соображаешь! – зашипел он, почти как змея. После этого Отто вытащил из кармана куртки карту. Похоже, ту, что он тщательно изучал вчера вечером, когда мы ночевали у Пера. Он что же, с собой ее захватил? Отто разложил карту на земле, склонился над ней и пустился в объяснения: – Дойти тут непросто. Вот здесь протекает река, а дальше – очень крутой склон. И в этом районе повсюду бродят немецкие солдаты. – У тебя же карта есть – вот и придумай, как нам лучше добраться, – сказала я. Отто молча выпрямился, переступил с ноги на ногу. Даниэль и Сара смотрели на нас. На меня. На Отто. И опять на меня. Похоже, к ссорам они не привыкли. Глядя на Отто, Сара наконец спросила: – А ты и правда такое умеешь? Найти дорогу по карте? – Да где ему! – сказала я. Отто молчал. – Ты нам поможешь? – снова спросила Сара, и голосок у нее был нежный, как гоголь-моголь. В руках она крепко – крепче, чем прежде – сжимала Элизу. – Ладно. Я попробую, – согласился наконец Отто. – Но только до тех пор, пока мы не встретим взрослых. Он вновь склонился над картой и вытащил из кармана компас. Так уж оно сложилось, что к шведской границе мы направились одни, безо всяких проводников. Прыгай! Отто шел первым, держа в руках карту и компас. За ним шла Сара, потом Даниэль, позади я. Можно было не спешить: немцы и Дюпвик остались позади. В лесу было так тихо, словно кто-то взял и убавил громкость. Ни птиц, ни зверей, ни шороха веток. Лишь наши собственные шаги и наше дыхание. А потом эту тишину нарушил тоненький голосок – он пел, но не шуточную песню, а настоящую. Ту, что до войны мы пели в День независимости и которую нацисты потом запретили нам петь. Идем бесстрашно мы вперед, шагая по дороге. Открыто сердце, ясен взор, легко ступают ноги. Это пела Сара. Она улыбнулась Даниэлю, и тот подхватил: