– В ней поется: вот так шьет портной, вот так, всю неделю. Но заработал этим лишь чахотку. – Чахотку? Это еще почему? – не поняла я. Я знала, чахотка – это болезнь, которая поражает легкие и от которой можно умереть. Зачем же ее зарабатывать? – Да, это как-то странно, но евреям запрещено владеть землей. Прежде они работали в городах, и многие совсем выбивались из сил. Папа говорит, что песня как раз об этом – про человека, который работает, но ничего не зарабатывает. Я по-прежнему мало чего понимала, но кое-что стало ясно. В этом мире явно что-то не так. Иначе как объяснить, что людям не разрешают владеть землей только потому, что они верят не в Христа и называют свою церковь синагогой? И почему их вдруг решили выгнать из Норвегии? – А ты знаешь, куда нацисты отправляют евреев? – спросила я. – Возможно, в концлагеря, – тихо ответил Даниэль. – Но детей-то разве можно в лагеря отправлять? – не поверила я. – В тюрьму же их не сажают. Так папа сказал. – А нацисты сажают, – Даниэль опустил глаза. Мы умолкли. Концлагеря. Когда же это людей стали туда отправлять? Еще вчера мы играли в прятки, а сегодня мама с папой, наверное, сидят в Грини. А Даниэля и Сару нацисты хотят упечь в концлагерь просто потому, что они евреи. Даже не верится, какой-то бред. Хуже не бывает. О такой несправедливости я еще не слыхала. Мне захотелось поделиться своими мыслями с Даниэлем, но не вышло. Все это казалось настолько чудовищным, что подобрать слова я так и не смогла. Вместо этого вспомнила о приятном. – А ты читал про графа Монте-Кристо? – Да! Он же прорыл лаз и сбежал из тюрьмы! – сказал Даниэль. – Отлично придумал, да? Даниэль кивнул. – Вот бы всем можно было взять да и выкопать такой лаз! Он улыбнулся и снова кивнул. – Да, идея что надо. – А кстати, это твоя книга в подвале лежала? – спросила я. – «Три мушкетера»? Ну конечно, это была книга Даниэля. Он много раз ее перечитывал, прямо как я. Но его любимчиком был Арамис. – Он ловкий и умный, – объяснил Даниэль. – Зато Портос лучше всех дерется, – сказала я. Даниэль не ответил. Лишь молча посмотрел на меня, затем медленно проговорил: – Я думал, девочки такие книги не читают. – Это ты с какими-то неправильными девочками дружил. А после случилось нечто странное, чего прежде со мной еще не бывало. Мы словно посмотрели друг на друга впервые. И когда я смотрела на Даниэля, внутри у меня снова проснулись дикие звери. Но теперь они не прыгали, не носились, не подскакивали к горлу. Они танцевали. И от этих танцев щеки у меня запылали. И это было невероятно и чудесно. Даже чересчур. Звери так расплясались, что готовы были выпрыгнуть наружу. И к тому же – вдруг за диваном прячется граф Злоковарный? – Ангард! Даниэль не считал меня странной или чокнутой. Он рассмеялся, но искренне и по-доброму. Однако граф тоже не дремал. Он стремительно юркнул за угол и исчез. Ну что ж, доберусь до него в следующий раз. Храбрость Грузовичок, что мы видели у дома, принадлежал Перу. Пер зарабатывал тем, что развозил овощи по окрестным деревням. Кузов был заставлен мешками с картошкой. И перед сном мы решили подготовиться к поездке. – Я слыхал, так и делается, – сказал Пер. – Люди прячутся за мешками. Мы кивнули. Раз в Сопротивлении это принято, значит, и мы так поступим. Прямо как взрослые. Раздвинув мешки, мы помогли Перу соорудить внутри нечто вроде норы – в ней спрячутся Сара и Даниэль. Затем Пер уселся в кузове, облокотился на руку и закурил. Мы с Даниэлем опустились на траву, а Отто забрался к Перу и сел точно так же, как он. – Можно мне тоже? – Отто показал на пачку табака. Пер повернулся к нему. Рассмеялся. – Э-э, нет! Сперва дождись, когда подрастешь! Отто не рассердился, даже улыбнулся. Впервые за весь день. Мы немного помолчали – просто сидели в сумерках, зная, что завтра, едва проснемся, надо будет двигаться дальше. По крайней мере Даниэлю и Саре. – Храбрее я сроду никого не видал, – внезапно подал голос Пер. – Ты про тех, кто в Сопротивлении? – спросил Отто. Пер кивнул. – Ага. Настоящие герои. – Ты часто им помогаешь? Пер задумался. – Вообще-то один разок только это и было, но они сказали, если духу хватит, могу снова помочь. – А что ты делал? – спросил Даниэль. – Газеты развозил. Вот тут, – он постучал по кузову. – Чего-о? Газеты развозил? Это разве опасно? – спросила я. – Очень, – серьезно ответил Пер. Он объяснил, что в Сопротивлении печатают собственные газеты, где пишут о том, что нацисты тщательно скрывают от обычных людей. Например, как Англия, которая воюет на стороне Норвегии, одержала победу в какой-нибудь битве. Или как норвежский король выступил с обращением к жителям, которых это обращение обрадовало и подбодрило. И если нацисты поймают того, кто печатает или развозит такие газеты, его наверняка отправят в тюрьму. За такое можно и в Грини угодить, а многих из тех, кто распространял газеты, убили. Подумать только: погибнуть из-за того, что развозишь газеты! – И ты не боялся? – спросил Отто. – Не-а! – Пер мотнул головой. Он вгляделся в темноту и будто бы передумал. – Хотя, пожалуй, боялся. По правде сказать, я чуть со страху не помер. Но храбрость в этом и заключается. Мы молча смотрели на него и не понимали, как это. Поэтому Пер добавил: – Храбрость – когда делаешь то, чего ужасно боишься. Немного погодя все мы отправились спать. Мы с Сарой постелили себе в гостиной. Малышка улеглась, я укрыла ее одеялом и хорошенько подоткнула его. Сама я свернулась на матрасе и закрыла глаза. На меня тут же навалился сон. – Герда? – прошептала вдруг Сара. – М-м?