– Вы бы от этого взвыли, – усмехнулась Конни. – Это все равно как постоянно иметь в ухе скрытый микрофон. Мне легче говорить с людьми по телефону, лишь бы не видеть их лица. Моему мозгу необходим отдых. – Вы не замужем? – спросил Барда. Конни засмеялась: – Да, не замужем, и спасибо вам за то, что вы здорово перескочили вперед на том минном поле, в которое превратился наш разговор. Мне тяжело удерживаться от чтения по лицам тех, кто близок мне. Это похоже на прослушку, которую ты не можешь отключить. – Да, когда вовлечены твои эмоции, это осложняет дело, – согласился Барда. – А вот общение с вами, напротив, стимулирует благодаря вашему природному умению владеть собой и сдержанности. Сегодня я провела некоторое время с мужем Анджелы Ферникрофт. Он впервые явился в их дом после того, как она была убита. Вы когда-нибудь пили замороженную водку? Она густеет, что должно бы сделать ее противной, но на самом деле из ее букета уходит резкость, и ты можешь по достоинству оценить ее вкус. Вот. Конни на фут отодвинула от себя бокал, и Барда взял его и немного отпил. – Неплохо, – согласился он. – С вами все в порядке? – Нет, но я справлюсь. Тяжело наблюдать, как люди страдают, даже если тебя учили оставаться отстраненной. Расскажите мне, как идет расследование дела о похищении той девочки. – Я помог местным полицейским, как сумел, но моя задача – это поиски Элспит Данвуди. Я не могу отвлекаться. Есть протоколы, и в полиции Шотландии служат грамотные люди. Очень важно было сделать стартовый рывок. Спасибо за то, что вы разговорили свидетельницу. Описание преступника, которое она дала, весьма поможет в расследовании. – Да, двойник Джека Скеллингтона. Это странно. Ведь этот малый должен бросаться в глаза, не так ли? – Я не знал, как выглядит герой этого фильма, хотя потом посмотрел фотографии, – сказал Барда. – У вас есть дети, но вы не смотрели «Кошмар перед Рождеством»? Потрясающе. Дело в том, что, в сущности, Джек Скеллингтон – хороший парень. Он просто не может правильно просчитать ситуацию. – Например, засовывает в свой багажник девочку и увозит ее? – спросил Барда, сделав знак бармену налить им еще. – На этом сходство между ними заканчивается. А что вы узнали о матери Мэгги? – Она живет в Гернси, и у нее железное алиби. Кармен – мачеха Мэгги – утверждает, что кто-то намеренно вывел ее машину из строя, так что она не могла поехать в школу, чтобы забрать Мэгги. Мы не знаем, что это – совпадение или Кармен замешана в этом деле. – Бедная девочка, – вздохнула Конни. – Утром мне надо вернуться в студию йоги, где занималась Элспит, и поговорить с ее инструкторшей. Они были знакомы несколько лет. Если за Элспит следили или она опасалась идти от студии к своей машине, ее инструкторша, возможно, что-то заметила. – В ее показаниях не было ничего такого, – заметил Барда. – Знаю. Возможно, сотрудник, опрашивавший инструкторшу, не увидел в ее показаниях ничего ценного, но нам бы не помешало поговорить с нею еще раз. Когда я читала ее показания, что-то меня напрягло. – Затем нам надо будет поехать к семье Элспит и поговорить. Они хотят услышать, что есть хоть какие-то подвижки, а поскольку новых зацепок у нас нет, думаю, нам нужно вернуться к самому началу и посмотреть, не пропустили ли мы чего-нибудь. – Согласна. Хотя мне тошно от ощущения того, что мы толчемся на месте, отсюда и моя попытка оттянуться. Я сделала все, чтобы погрузиться в детали этого дела. Но пока что двух жертв связывает только одно: и Анджела, и Элспит регулярно водили своих детей в парки. – Как и миллионы других родителей, – добавил Барда. – Знаю, – кивнула Конни. – Но это все, что у меня есть. Так что мне надо отвлечься и на несколько часов занять свои мысли чем-то другим. – Например, водкой? – Барда улыбнулся. – Точно. Расскажите мне о своей фамилии. Откуда у вас фамилия Барда? – спросила Конни. – Мой отец был голландским послом в Соединенном Королевстве. Здесь он и познакомился с моей матерью. Они поженились, и он так и не уехал. Моя мать была светской львицей. Они как нельзя лучше подходили друг другу. У меня были сестры-двойняшки, они были на три года старше меня. Когда мне было одиннадцать лет, девочки отправились на вечеринку, в том доме случился пожар, и они обе погибли. Я тогда только что поступил в Итон и долго не приезжал домой. На каникулы меня отправляли к родственникам. Моя мать так и не оправилась, а отец задерживался на работе все дольше и дольше. В конце концов его направили в Восточную Европу, а моя мать превратилась в тень самой себя. Если я бывал дома, что случалось редко, за мной присматривали экономка и слуги. Конни молча смотрела на инспектора. – Вы сказали, что хотите отвлечься. – И Барда залпом осушил свой бокал. – Я даже представить себе не могу, каково это – потерять брата или сестру в таком возрасте. Я обожаю своего старшего брата. Он был единственным, кто… постойте, вы рассказали мне это, чтобы что-то доказать? – Вы многое знаете обо мне. В моей жизни нет ничего тайного. Я не вижу смысла в том, чтобы что-то скрывать, это нагоняет на меня скуку. Интересно другое – сами вы мало что сообщаете о себе. Я знаю, что вы американка, что вы не можете различать цвета и что вы умеете читать по лицам, но не знаю о вас ничего личного. – А что бы вы хотели узнать? – Почему вы делаете свою работу вот так. – Я психолог. Мы не работаем по шаблону, установленному раз и навсегда. Это не похоже на правила работы полицейских. Конни взяла с подноса проходящего мимо официанта блюдце гороха, покрытого васаби, и бросила несколько горошин себе в рот. – Я работал с несколькими психологами. Но ни одного из них никогда не заставали в мертвецкой за обниманием трупа. Барда повернул свой барный стул на девяносто градусов и уставился на профиль Конни. Она оперлась подбородком на руку, поставив локоть на стойку, и посмотрела инспектору в глаза: – Значит, доктор Лэмберт сказала вам. – Ей надо было кому-то сообщить об этом на тот случай, если начнутся расспросы. И хотите – верьте, хотите – нет, но, по-моему, она восхищается вами. – Я могу сказать вам только то, что сказала судмедэксперту. Речь идет об углах зрения. Об угле зрения убийцы, об угле зрения жертвы. Это работает, только если вижу и чувствую то, что видели и чувствовали они. Создавать приблизительный профиль – это все равно как пускать в ход бейсбольную биту, чтобы открыть замок. Убийца белый и вряд ли выйдет за пределы своей собственной расовой группы. Ему от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет – об этом нам говорит статистическая вероятность, – к тому же ему нужно иметь дом, машину, деньги. Его дом находится в Эдинбурге или его пригороде. Он следил за своими жертвами, а для такого слежения необходимо жить где-то неподалеку. Его интеллект не ниже среднего, поскольку он ничем себя не выдал и поскольку он умеет адаптироваться к ситуации и убеждать. Все это составляет хороший базовый профиль, но где преступник сейчас? Что он делает в эту минуту? Убил ли он Элспит? Если нет, то что он говорит ей? Чего требует от нее? – Вы опять за свое, – сказал Барда, встав с барного стула и накинув на плечи пиджак. – Что? – Вместо того чтобы ответить на вопрос о себе, вы заговорили о деле. Не знаю, практиковались ли вы в этом, пока не довели свой навык до совершенства, или это получается у вас само собой, так что вы этого даже не осознаете. – Барда положил на стойку несколько купюр. – Думаю, я не стану ужинать, а сразу пойду спать. Встретимся в студии йоги. Конни какое-то время смотрела инспектору вслед, затем побежала за ним и догнала, когда он выходил на улицу. – Барда, подождите. Инспектор остановился. – Простите. Вы правы. Я провожу много времени, погружаясь в подробности жизни других людей, и компенсирую это, скрывая то, что касается меня самой. – Конни засунула руки в карманы. – Почти год моей жизни я не могла говорить. Собственно говоря, тогда я вообще не могла общаться. И теперь я только этим и занимаюсь. Тем или иным путем даю людям возможность пообщаться со мной. Даже если они мертвы. – Понятно, – тихо сказал Барда. – Тогда спокойной ночи. Конни пожала плечами и сделала шаг назад. – Спокойной ночи. Барда пошел прочь по улицам, на которые после необычной для Эдинбурга жары пролился долгожданный дождь. Отражения фонарей на мокрых мостовых напомнили Конни Бостон. Она вернулась к стойке. Надо выпить еще водки «Грей гус». Есть воспоминания, которые лучше не ворошить, и вопросы, на которые у нее пока нет ответа. А раз так, то сон к ней не придет по меньшей мере еще час. И лучше провести этот час, сидя у стойки, чем лежа в кровати и глядя в потолок. Глава 16 Свет не включался весь день, и Фергюс не появлялся. Ночью Мэгги и Элспит спали лишь урывками. Поутру – они смогли понять, что сейчас утро, только благодаря часам Элспит – они обе наконец крепко заснули в одной кровати, затем проснулись в поту и панике. Им обеим снилось, что они находятся в каком-то незнакомом ужасном месте, а после пробуждения кошмар продолжился. Мэгги первой заставила себя встать с кровати. – Нам надо взломать замок, – сказала она. – Бессмысленно ждать этого урода здесь, чтобы попытаться одолеть его. Если мы сможем спуститься с этого этажа, у нас будет больше шансов выбраться. Там наверняка есть какие-то вещи, которые можно пустить в ход, чтобы вывести дядьку из строя – стукнуть по голове чем-то тяжелым, распылить спрей ему в глаза или что-нибудь еще в этом духе. Элспит села на кровати. При тусклом свете ночника было видно, что под глазами у нее набрякли мешки, а кожа стала болезненно бледной. Но, по мнению Мэгги, Элспит все равно была красивой. Милой, доброй и красивой. Разумеется, было бы лучше, если бы в этой ситуации рядом с ней находился такой эксперт по вопросам выживания, как Меган Хайн, или олимпийская чемпионка по дзюдо Кайла Харрисон, или чемпионка мира по пауэрлифтингу Манон Брэдли. Мэгги нравилось читать про сильных женщин. В ее собственной жизни их отчаянно не хватало. Но Элспит обнимала ее всю ночь и не сердилась, когда Мэгги плакала. Когда девочка проснулась, в ужасе крича и обмочив простыню, Элспит только погладила ее по голове и попросила встать, чтобы сменить простыню. У Элспит, как оказалось, тоже были дети – мальчик и девочка. И такая мать, как она, ни за что бы не решила, что ей нужно «совершенствоваться в ментальных практиках и развитии своей собственной души», что бы ни означала эта хрень, и бросить своих детей, оставив их на милость суки-мачехи и эмоционально неразвитого отца. – Мэгги, а тебе когда-нибудь доводилось взламывать замок? – тихо спросила Элспит. – Нет, я не говорю, что ты неспособна это сделать, просто я не представляю, как к этому подойти. – Нет, не доводилось, но нам понадобится что-нибудь тонкое и жесткое. В сериалах для этого обычно используют кредитку. У вас есть с собой кредитка? – К сожалению, нет. – Элспит пожала плечами. – Я понятия не имею, что он сделал с моей сумкой. У меня нет с собой никаких вещей. – Ничего. У меня есть еще одна идея. Мэгги открыла гардероб, достала лосины и топик, на секунду порадовавшись тому, что при таком тусклом освещении можно не обращать внимания на их мерзкий розовый цвет, и быстро оделась. – Пойдемте на кухню. Элспит последовала за девочкой без особого воодушевления, но с любопытством и воткнула вилку ночника в розетку, после чего Мэгги осмотрела каждый выдвижной ящик и каждую полку буфета. Ничего полезного. – Вернемся в спальню, – приказала Мэгги.