Он чувствовал пьянящий аромат хвойных лесов на высоких склонах далёких гор. Слышал доносящиеся от дороги пронзительные крики болтливых соек и резкие очереди дятла, стучащего по высокому сухому дереву за оградой корраля. По крайней мере, это у него ещё осталось, думал старик со странной, смиренной благодарностью. Пусть ничего этого уже никогда не увидят глаза, но он может радоваться звукам и запахам. Алек Вэггоман помнил, что дятел много лет прилетает на одно и то же дерево. Может быть, с блёклой улыбкой подумал он, именно здесь, в дупле могучего старого дерева, эта птица вылупилась когда-то из гнезда и теперь возвратилась, чтобы востребовать наследство, как востребует «Колючку» Дейв... Он поймал себя на том, что в последнее время всё чаще и чаще думает о сыне. Улыбка медленно растаяла, и тут в невесёлые, тягостные мысли вторгся ровный стук копыт. Вэггоман поднял голову и повернулся на звук, пытаясь рассмотреть гостя, но, потерпев поражение в борьбе с болезнью, вернулся в кабинет, ещё острее, чем прежде, ощущая свою беспомощность и бесполезность. Всадник подъехал ближе и остановился у коновязи. Сидя за видавшим виды столом, справа от двери, с зажатой между пальцами зажжённой сигарой, Вэггоман слышал, как он спешился. Быстрые, твёрдые шаги по ступенькам... Гость шёл к кабинету... — Рад, что застал вас на месте, мистер Вэггоман, — коротко, деловым тоном сказал приезжий. За белёсым туманом маячила высокая фигура. — И почему же вы этому рады, мистер Куигби? — негромко спросил старик. — Потому что это парень, Локхарт, теперь управляющий в «Полумесяце». Вэггоман замер. Первой реакцией на новость были отчаяние и злость. Именно этого он и боялся. Надеялся, что этого никогда не случится. И вот... случилось. — Кейт его наняла? — бесстрастно спросил Вэггоман. — А вы разве не слышали? — Вик Хансбро был в городе пару дней назад и, вернувшись, сказал, что у Локхарта какие-то неприятности в Рокстоне. Вот и всё. Не дожидаясь приглашения, Том Куигби опустился на стоящий у стола стул и сразу перешёл к делу. — В Рокстоне Локхарта задержали по подозрению в убийстве. Из тюрьмы его вытащила мисс Кэнадей. Для вас это что-нибудь значит? — А почему это должно значить что-то для меня? Куигби с отчаянием подумал, что переоценил свои силы. Сидевший за столом высокий, с пышными белыми усами старик походил на неприступную скалу. Жёсткое, морщинистое лицо с крупным, рельефным носом оставалось неподвижным, как камень, и не отражало ровным счётом никаких эмоций. Глаза смотрели прямо перед собой — равнодушно, сдержанно, словно мёртвые. — У Локхарта уже были стычки с вашим управляющим. Мисс Кэнадей тоже не питает к вам тёплых чувств. Я бы сказал, стоит ждать неприятностей, — не вдаваясь в подробности, сказал Куигби. — Какого рода неприятностей? — С применением оружия. — С нашей стороны никакой стрельбы не будет, — с раздражающей мягкостью ответил старик. — С предупреждениями поезжайте к Кейт и Локхарту. — Туда и собираюсь. — Куигби показалось, что губ старика как будто коснулась тень безрадостной, печальной улыбки. Он отогнал нелепую мысль. С чего бы Вэггоману печалиться? — А что, Куигби, в этом году много было угонов скота? — задумчиво спросил Вэггоман. — Не больше обычного. — Я проверял бумаги. Вижу, поголовье сократилось. — Может быть, естественный урон, — предположил Куигби. — Сомневаюсь, — сухо заметил Вэггоман. — Я такой допуск всегда делаю. Не сходится. На зиму скот не выгоняли. Индейцы нас нынче не беспокоили. Остаётся только угон, не так ли? Куигби тут же насторожился. — Хотите сказать, что у меня под носом хозяйничают угонщики, а я ничего не знаю? — Я ничего не хочу сказать. Меня какое-то время не было. Наши люди перегоняют сейчас скот с высокогорных пастбищ. Если обнаружим следы угонщиков, найдём их сами. Произнесено это было спокойно, миролюбиво. — Если что, дайте мне знать, — пробормотал, неловко поднимаясь, Куигби. В былые годы старик обходился с угонщиками скота по-свойски, без всякой жалости, но теперь ни в его голосе, ни в манерах не было ничего, что указывало бы на угрозу. Тем не менее помощник шерифа не мог избавиться от неприятного ощущения, что его предупредили и больше не задерживают. Чем дальше, тем яснее понимал Куигби, что достичь поставленной цели не удастся. В присутствии Алека Вэггомана он чувствовал себя неоперившимся юнцом, беспомощным, ненужным и нежеланным. — Поеду в «Полумесяц», — упрямо бросил он на прощание, и ни на что большее его не хватило. — Съездите, — согласился старик, всё так же бесстрастно глядя на кончик сигары. Куигби вышел, чувствуя себя немного глуповато. Алек Вэггоман не сдвинулся с места, пока стук копыт не стих вдалеке. Тогда он встал, прошёл, тяжело ступая, к восточным окнам и долго смотрел на размытое пятно гор. С беспокойством и тревогой думал он о Дейве, который вместе с Виком Хансбро и другими отправился на высокогорные пастбища, и о Локхарте, обосновавшимся теперь так близко, почти рядом, в «Полумесяце». И чем больше он думал, тем острее ощущал тупую, тянущую боль отчаяния. Дейв мог рассчитывать теперь почти исключительно на себя. И он был не готов принять всю ответственность. Что будет с ранчо? И что ждёт Дейва? * * * О том же, но только немного позже, думал и Вик Хансбро, когда камешек, попав под копыто его коня, скатился с узкой тропы на спуске с Южного пика. Оторвав взгляд от спины ехавшего впереди Дейва, Хансбро наблюдал, как камешек, набирая скорость, пролетел вниз по почти отвесному обрыву высотой в добрых пятьдесят футов и исчез, оставив после себя лишь облачко пыли. Хансбро знал — он упадёт на острые выступы и полетит дальше, пока не врежется в осыпь далеко внизу. То же будет и с лошадью, и всадником, если они сорвутся с тропы. Вик и Дейв были вдвоём. Если Дейв последует за камнем, только один человек будет знать, что случилось. Мысль эта, мучительная и соблазнительная, не выходила из головы с той самой минуты, как они с Дейвом оставили за спиной густые луга, подступавшие к лысой макушке Южного пика, и выбрали короткий путь вниз. Взгляд Хансбро снова устремился к Дейву, когда его серый мерин едва не оступился, и под гладкой кожей проступили узлы напрягшихся мышц. Конь Дейва осторожно ступал по предательски узкой дорожке, прижимаясь боком к вертикальной стене. Сам Дейв уверенно держался в седле, откинувшись на заднюю луку и глубоко вогнав ноги в стремена. Гипнотизирующий взгляд Хансбро прошёл над плечом и под широкой полой шляпы Дейва — к показавшемуся впереди крутому повороту направо. Сразу за поворотом начинался длинный и глубокий, головокружительный обрыв. На лбу выступили капельки пота, а у корней волос жёсткой чёрной бороды появилось неприятное ощущение, будто за них дёргали холодные пальцы. Один удар шпорами — и испуганный чалый рванётся вперёд, вклинившись между отвесной стеной и мерином Дейва. Оттеснённый с тропы, серый сорвётся и... Воображение повторило недавнюю картину со скатившимся вниз камешком, место которого заняли лошадь и Дейв. Короткий вскрик... бьющие воздух копыта... беспомощное соскальзывание по склону... и отчаянное падение. Всё займёт лишь несколько коротких секунд. Ещё один несчастный случай в горах. И никто не виноват. Медленно и осторожно Вик Хансбро продвинул ногу глубже в стремя. Пальцы стиснули поводья. Ладони стали вдруг скользкими от пота. Он посмотрел на руки — ничего подобного с ним ещё не случалось — и снова упёрся взглядом в спину ничего не подозревающего Дейва. Глава 17 Оставалось только пришпорить коня, послать его вперёд, на лошадь Дейва, но Хансбро вдруг понял, что для этого требуется напряжение всей воли, усилие всего тела. Казалось бы, такое лёгкое дело, такое быстрое: решись — и тебе откроется верный путь к владычеству над ранчо на долгие-долгие годы. Но что-то, какой-то неведомый, но мощный инстинкт, проявившийся лишь сейчас, встал на пути непреодолимой преградой. Это же Дейв... Дейв... И уже в следующий момент случилось то, что потрясло и напугало Хансбро. Словно почувствовав опасность, Дейв вдруг натянул поводья и, не оборачиваясь, бросил резко через плечо: — Придержи-ка, Вик! И Хансбро подчинился; все его инстинкты отозвались на команду Дейва с такой быстротой и готовностью, что удила едва не порвали чалому рот. В следующий момент он замер в седле, чувствуя, как раскатывается по телу слабость, как дрожат колени, как немеет воля. Он стрелял в людей, избивал их в кровь до полусмерти, бросал беспомощных — и ему это нравилось. Но здесь был Дейв, часть Алека, часть самого ранчо. В этот страшный миг Вик Хансбро осознал вдруг с полной ясностью, что Дейв стал неотъемлемой частью его собственной жизни. Годами он делал всё, чтобы привязать Дейва к себе, чтобы после смерти Алека они остались единым, неразрывным целом — он, Дейв и ранчо. В памяти пронеслись полузабытые картины: маленький мальчик, доверчиво глядящий на него... всегда рядом с ним... Да, эти годы накрепко связали их, наследника и управляющего. Хансбро сглотнул рванувшийся из горла стон и с опаской посмотрел на открывшуюся впереди, в конце тропы, пропасть. Дейв напряжённо вглядывался в раскинувшуюся вдалеке долину. — Подай трубу, — распорядился он, не поворачивая головы.