Задержка ответа солидная, у меня в мозгах — тоже. А потом я сообразил, что Аянами описала не только меня, как мне поначалу очень самоуверенно показалось, но и отца. Хотелось уточнить по поводу бородки, но это я решил отставить. Тем более, что реакция на вопрос последовала правильная, и теперь даже визуально я заметил небольшое смятение. «Круто. Я впервые тестирую человека, который по отмороженности даст фору любой Еве!» — Спасибо, — сказал я и выключил тестовый модуль. — И установка базового уровня, и основная последовательность подтверждают, что вы — человек. Разброс минимален. — Это попало в протокол? Вопрос отца застал меня врасплох: я снял светодиодную дугу и внимательно изучал лицо Рей Аянами, напрасно ожидая реакции на свое сообщение. — Мм. Естественно, директор. — Поздравляю, тест Войта-Кампфа только что прошел Евангелион версии «ноль-ноль». Как это там говорится: если бы я не сидел, то упал бы? — Н-не понял вас. Она — Евангелион? Позор был гениален, и я усугублял провал методики своей личной тупостью. Отец, естественно, отвечать не стал, впрочем, я и не уделял ему слишком много внимания. Оказалось, я очень быстро привык к поразительной мысли, что Рей Аянами — все же человек, и теперь смотрел на нее, вглядывался в это лицо, пытался понять, что же изменилось и изменилось ли что-то. На этой седой девчонке я меньше чем за час прокололся дважды. — Я требую доказательств, — сказал я, слыша в своем голосе скверный неуверенный хрип. — Пожалуйста. Я как ее хозяин выдаю вам разрешение на забор костного мозга. «Она же, блин, прошла тест!» — чуть не ляпнул я, но тут же взял себя в руки и достал из кейса экстрактор для пункции. Если это цена моего позора, то я хочу точно знать, что меня не надули. — А теперь представьте, что забор костного мозга станет единственным средством вычисления Ев, — сказал директор. — Пока аппаратное тестирование не выявит подозрение на синтетику, брать пробу вы можете… — Только с разрешения человека, — сухо сказал я, выставляя ограничитель на шприце. — Понимаю. — Поговорим о сути сделки, старший лейтенант? Я обернулся к нему. Все, что происходило в кабинете, плыло мимо него — невозмутимая сволочь опиралась локтями на стол и прятала бороду за сплетенными пальцами. Его партия, его поле, его невнятная выгода. И соперник-дилетант в комплекте — Гендо Икари вчистую обыграл меня единственной пешкой. — Хорошо. Сейчас. Я снова посмотрел на Аянами и коротко распорядился: — Пиджак и блузку — снять. Девушка поднесла обе руки к горлу и с непроницаемым лицом принялась расстегивать форменную одежду. «Я не люблю пешек. Особенно тех, которыми меня бьют. Вперед, машина». Она раздевалась плавно, мягко, и я напрасно искал в этих движениях хоть что-то нечеловеческое — что-то, кроме полного отсутствия стыдливости. Когда на зеркальную столешницу легла серая блузка, я поднял экстрактор, снял колпачок с иглы и обошел стол, ощущая, как греются щеки — в такое дерьмо я еще не попадал. С одной стороны невозмутимый отец, наблюдающий за брошенным неудачником-сыном, с другой — Ева в простом белом лифчике. И кто из них более отмороженный — не понять. «Грудь как грудь. По буферам ее от живых не отличишь». — Прижмитесь к спинке стула, — буркнул я и приставил иглу к белой коже над рукоятью грудины. — И не дергайтесь. Я завел левую руку за спинку ее стула, некстати напомнил себе, что в блэйдраннеровской модели нет обезболивающего, и нажал на курок. Тупой щелчок, отдача толкает руку, еле слышный хруст кости — и на бледном лице появилась слабая, едва заметная гримаса боли. «А вот эту функцию вам очень кстати вшили». — Закончено. Можете одеваться. В голове звенело — индикатор первичного анализа на экстракторе горел красным. — Итак? — поинтересовался равнодушный голос. Я обернулся к отцу. Что-что, а поражения я признавать умею. Особенно перед ним: часто приходилось, видите ли. Практически — одно сплошное поражение. — Я выслушаю ваши условия и передам их. Но от меня… — Да, я понимаю. Но вы приложите все усилия. Не сомневаюсь, что в случае разглашения ответственность за провал процедуры возложат на вас. «Да-да, пьяница с волчьим билетом, который получил второй шанс. Естественно, меня похоронят…» — Мы задержим информацию о провале Войта-Кампфа. В прессу ничего не попадет. Это уже становилось просто нереальным — не он ли только вот недавно распинался о несовершенстве методики? Я был разбит, обескуражен, подавлен и слишком слаб, чтобы думать. «Давай, контрольный уже». — Понимаю, — устало сказал я. — Зачем? — «Ньюронетикс» разработает новую версию теста. С эксклюзивными правами на поставку оборудования блэйд раннерам. «Чертовы бабки, отец. Чертовы бабки… И это то, ради чего ты меня мариновал?» С другой стороны, а что, я должен быть исключением на пути к миллиардным тендерам? — Понял. В течение дня с вами свяжутся. Я смотрел в глаза Рей Аянами и чувствовал себя… Прямо скажем, я себя чувствовал. Точка. — Хорошо. Не смею вас задерживать. «„Пошел вон“», — привычно перевел я и встал. Подумать только, еще с утра жизнь казалась мне не таким уж дерьмом. — Скажите, директор… Зачем вы начали программу эмуляции эмоций у синтетиков? — зло спросил я. Он ничего не ответил и тоже поднялся, расцепляя руки. «Дьявол тебя раздери, отец, ты и черта создашь, если будет спрос! Начнут гибнуть люди, дохнуть Евы, а вы все тут будете жрать от пуза — над дождем, над войной, над всем». А я неудачник. — До свидания директор. А ты, Аянами, только не умри от избытка эмоций, — буркнул я напоследок и уже повернулся было к выходу, когда краем глаза заметил ее лицо. «Минуточку…» Я сел в кресло и снова положил кейс на стол, поражаясь собственной тупости. — Прошу прощения? — Я хотел бы задать еще один… Пару вопросов Евангелиону Аянами, — сказал я. Меня трясло и очень хотелось успокоиться, стиснуть зубами сигарету, но — нельзя, нельзя… — Мне кажется, мы все выяснили. Если отец и был удивлен, он никак этого не показал, но мне уже было наплевать — я откинул крышку кейса и включил лазеры. — Это займет совсем немного времени, уверяю вас. Тишина — это он так соглашается. Аянами замерла в своей не до конца застегнутой блузке, и ее глаз снова окружили точки маркеров. Прав я или нет, но… — Ваш начальник вызывает вас в кабинет и приказывает раздеться. Вы понимаете, зачем, это уже не впервые. Ваши ощущения? «О да, — подумал я, наблюдая за светопреставлением на дуге. — Это не удар победы, папа. Это пока мелкая месть. Я уже все увидел, что хотел. А теперь мы еще и выслушаем. Кукла с эмоциями — это так круто. Наслаждайся тем, что ты дерьмо, папа». — Стыд. Боль. Отвращение. Бинго. А теперь… — Вы узнаете, что ваш друг — Евангелион. Вам поручают прекратить его существование… Ваши ощущения? Бум… Бум… Бум… Целых три удара моего охрененно быстрого пульса — и мрак кромешный на приборах, только белая лампочка. До начала светового шоу прошло целых три секунды. — Мне очень жаль. Я сделаю это, но мне жаль. — Спасибо, Аянами-сан. Пульс отплясывал обалденный ритм, я едва сдерживал желание откинуться на спинку стула и закурить. Протоколы отработали, отчет ушел, могу уходить и я. — Сделка отменяется, господин директор, — сказал я, усилием воли высушивая голос. Отец промолчал — он сволочь и мудак, но он умный человек. «Нексус-6» так и не пробил главный барьер синтетика: эмоциональное восприятие собственной смерти или смерти другой Евы. Можно научить изображать правильные эмоции, но эмулировать это… Наверное, для таких вещей еще долго не будет хватать мощностей. Не знаю, какой там контур за эту экзистенциальную хрень отвечает, но я бы назвал его «душой». Ну, а дальше все просто: не можешь хотя бы эмулировать — не суйся к тесту Войта-Кампфа. Я закрыл кейс и пошел на выход. — Знаете, референт Аянами… Думаю, директор Икари вряд ли прошел бы этот тест. В отличие от вас. Я шел прочь от серой пирамиды к своему ховеркару, но все же не выдержал и полез в карман за сигаретами. Моя маленькая победа — можно ведь позволить себе слабость, а? «С другой стороны, что в тебе еще, кроме слабости?» — подумал я, с наслаждением запрокидывая голову и выпуская в марево щита струю дыма.